– Ах да. Всем известно, что секс все упрощает.
– Ладно. Согласен, не самая удачная идея. Но ты спросил меня, как сделать так, чтобы мы не испытывали смущения, прикасаясь друг к другу на публике, и я предложил мой вариант. Извини, что я мыслю так нестандартно.
Оливер отвернулся от меня. Казалось, он сейчас начнет ходить по комнате, только вот состояние пола здесь явно было не самое подходящее для таких прогулок. Поэтому Оливер просто начал переминаться с ноги на ногу.
– Я понимаю, ты встретил меня в тот момент, когда моя самооценка находится далеко не на пике, но все равно, чтобы затащить меня в постель, требуется нечто большее, нежели: «Почему бы нам не заняться сексом? Я имею в виду, прямо сейчас».
– Мы перед этим пообедали.
– Да, и во время этого обеда, как ты сам в этом признался, ты вел себя по-свински в отношении меня и твоих друзей.
Возможно, сейчас был не самый подходящий момент для шуток. Но я изо всех сил старался гнать от себя мысли о том, что Оливер Блэквуд меня опять отшил.
– Знаешь что. Давай хотя бы не будем больше обсуждать, как сильно ты не хочешь заниматься со мной сексом.
– Прости. – Выражение его лица немного смягчилось, но мне от этого легче не стало. – Знаю, это может показаться несколько старомодным, но я думаю, не стоит заниматься сексом, потому что так проще.
– Почему? Или все обязательно должны ждать, пока появится глубокая, крепкая связь, чтобы можно было глядеть в глаза друг другу, занимаясь любовью у горящего камина?
Он снова помрачнел.
– Ты считаешь меня жутким скромником?
– Да. Нет. Возможно. – О боже. Ну почему мой ответ прозвучал так жалко и убого? – Просто я привык к легким отношениям, поэтому и принял так близко к сердцу твои регулярные отказы перепихнуться со мной.
– Что значит «регулярные»?
– Помнишь день рождения Бриджет? Пару лет назад. У нас все едва не случилось, но ты предпочел бросить меня и уйти.
Он посмотрел на меня с недоверием.
– Извини, но тебя обидело, что я не воспользовался случаем и не изнасиловал на первом свидании?
– Что? – Я уставился на него с таким же ошарашенным видом.
– Я помню тот вечер, ты был в полной отключке. Мне кажется, ты даже не понимал, кто я, и уж тем более не отдавал отчета в своих поступках.
– Да что за херню ты несешь! – бросил я. – Я много раз занимался сексом по пьяни. И все было зашибись.
– Ох, Люсьен, как же тебе это объяснить? – Сам не знаю почему, но в его голосе я услышал грусть. – Я не хочу, чтобы было вот так «здорово». Этого недостаточно. Речь идет не о горящем камине и прочих клише, которые ты там себе нафантазировал, но да… мне нужно взаимное чувство. Мне нужно, чтобы это было важно для нас обоих. Я хочу, чтобы тебе это было нужно, чтобы ты этого желал и серьезно к этому относился. Я хочу, чтобы это стало важным событием.
Мне хотелось, чтобы он заткнулся. Иначе я… даже не знаю… расплачусь или сделаю нечто в этом духе. Оливер даже не представлял, о чем он меня просит. А я понятия не имел, как ему все это дать.
– Слушай, я понимаю, все это… мило, – у меня во рту так пересохло, что я начал цокать языком. – Но со мной может быть только «здорово». И никак иначе.
А потом очень, очень, очень долго мы молчали.
– В таком случае, думаю, это даже к лучшему, что наши отношения ненастоящие.
– Хм. Да. Даже к лучшему.
И снова мы очень, очень, очень, очень долго молчали. Потом Оливер обвил меня рукой и прижал к своему боку. И одному богу известно почему, но я позволил ему это сделать.
– Так лучше?
– Ч-ч-что лучше?
– Я насчет физического контакта. На публике. – Он откашлялся. – Конечно, мы не будем все время так делать. Входить в двери так будет затруднительно.
В этот момент мне казалось, что я вполне мог бы прожить и без дверей. Я повернул голову и на краткое мгновение вдохнул его запах. И тут же мне показалось – или я просто себе это вообразил, – что его губы легко коснулись моего виска.
– Думаю, сойдет, – сказал я. А что еще я мог ответить? Что в моменты, когда у тебя почти все получается, ты еще острее переживаешь свои прошлые неудачи?
Как бы там ни было, но мне пришлось собрать в кулак все остатки моей гордости, чтобы не прижаться к нему вновь, когда он отстранился от меня.
– Итак, – я засунул руки в карманы, чтобы они не потянулись к нему, – что теперь? Очевидно, что ты не хочешь оставаться в моей дерьмовой квартирке.
– Если честно, меня немного тревожит состояние твоей спальни. Но если я сейчас уйду, то со стороны может показаться, что мы с тобой расстались.
– Скажи, ты хоть что-нибудь в своей жизни делал через одно место?
Он задумался.
– Я прочитал две трети «Волчьего зала»[42], а потом бросил.
– Почему?
– Если честно, то даже не знаю. Книга довольно длинная и запутанная. Наверное, мне она просто надоела. Так что, думаю, этот мой поступок подходит под определение «через одно место»?
Я вдруг рассмеялся.
– Поверить не могу, я притворяюсь, что встречаюсь с парнем, который говорит фразы вроде «подходит под определение “через одно место”».
– Ты мне поверишь, если я скажу, что сказал это специально, чтобы развлечь тебя?
– Нет. – Я не хотел, чтобы он снова обнял меня. Я не хотел, чтобы он снова обнял меня. Я не хотел, чтобы он снова обнял меня. – Потому что ты все время так разговариваешь.
– Может быть. Но тебе это явно доставляет особое удовольствие.
– Ладно. Вот теперь это точно было специально.
Его губы медленно расплылись в улыбке – не той легкой и небрежной, которую он изображал на публике, а теплой и почти невольной, и от этой улыбки его глаза засияли изнутри, словно фонарь, оставленный на окне темной ночью.
– Ну ладно. Я готов к самому худшему. Показывай мне твою спальню.
– К самому худшему, – пробормотал Оливер несколько минут спустя, – я, оказывается, не был готов.
– Да ладно тебе. Все не так уж плохо.
– Когда ты в последний раз менял постельное белье?
– Я поменял простынь.
Он сложил руки на груди.
– Это не ответ. И если ты не можешь вспомнить, значит, это было очень давно.
– Хорошо. Я сейчас поменяю. Но, понимаешь, сначала мне нужно кое-что постирать. – Я старался не смотреть на свою одежду, которая была разбросана повсюду. – И, возможно, стирка предстоит большая.
– Мы сейчас возьмем такси и поедем ко мне.
– Ух ты! – Все это напомнило мне эпизод из телешоу «Натурал глазами гея», только в нашем случае было меньше горячих парней и не было той теплой атмосферы, благодаря которой приобретаешь уверенность в своих силах.
– Я очень извиняюсь, не хочу тебя осуждать, но в данной ситуации без оценочного суждения просто не обойтись. Как вообще можно не впасть в тоску, живя в подобных условиях?
Я раздраженно взмахнул руками.
– Ты меня совсем запутал! С чего ты взял, что я не впал в тоску?
– Люсьен…
– Да, конечно, – выпалил я, не зная, чего я боялся больше: сказать ему что-то приятное или что-то обидное, – дома у тебя намного чище, чем у меня, но ты тоже не особенно счастлив. Признайся хотя бы в этом!
Розовый румянец стал расползаться по скульптурным щекам Оливера.
– Да, я одинок. Иногда мне кажется, что я многого еще не достиг из того, что следовало бы. И у меня есть достаточно оснований полагать, что я не самый легкий в общении человек. Но я не пытаюсь это скрыть. Я просто стараюсь с этим смириться.
Боже, как же меня бесило, когда он был таким: одновременно сильным и ранимым, честным и сдержанным. Как же мне недоставало этих качеств!
– Нет, ты… с тобой невероятно сложно иметь дело. И, кажется, у меня есть комплект нового постельного белья. Я купил его, когда понял, что чистого у меня совсем не осталось.
– Спасибо. Знаю, иногда я произвожу впечатление человека, помешанного на контроле.
– Правда? – Я уставился на него удивленными большими глазами. – Никогда не замечал.
Он содрал простынь с моей кровати, которая, если честно, была не такой отвратительной, как утверждал Оливер; хотя я немного смутился, когда мой прибор для… кхм… самоудовлетворения скатился с постели прямо на ногу Оливера, словно пес, с нетерпением ждущий прогулки. Я быстро засунул его в прикроватную тумбочку, но, к несчастью, открывая ящик, продемонстрировал ему и другие экспонаты из моей коллекции депрессивного онаниста.
Оливер ничего не сказал: то ли от смущения, то ли из вежливости. Он продолжал разглаживать новую простынь на матрасе, пока она не стала идеально гладкой, как в отеле. Затем он поменял наволочки и пододеяльник и даже застегнул маленькие пуговки внизу, хотя я был уверен, что этого вообще никто не делает. Наконец, он принялся раздеваться.
Я наблюдал за ним с равнодушным видом. А может, не с таким уж и равнодушным.
– Что ты делаешь?
– Я не привык спать в костюме-тройке, и не сочти это неуважением с моей стороны, я не стану надевать что-то из… – он повел рукой, показывая на кучи моих шмоток, разбросанных по полу, – этого.
– Так нечестно. – И тут меня осенило: – Значит, я сейчас познакомлюсь с твоим идеальным прессом.
Оливер издал странный звук, похожий на сдавленный кашель.
– Но знакомство будет лишь мимолетным.
– Я переживу.
Я рухнул на свою кровать, прошедшую строгое одобрение Оливера, привстал на коленях, сминая одеяло, и бесстыдно уставился на Оливера, который расстегивал рубашку.
– Люсьен, – сказал он, – твой взгляд слишком двусмысленный.
Я сложил руки рупором и поднес их ко рту:
– Снимай! Снимай! Снимай!
– Но я ведь не стриптизер.
– Да, но ты все равно раздеваешься. А я тебя подбадриваю.
– Ты меня смущаешь.
Он снял рубашку, аккуратно свернул, потом понял, что положить ее некуда, и остановился с растерянными видом.
Но.
О святые угодники!
Обычно, чтобы увидеть такое, приходится платить деньги. Бугры, впадины и немного волос – ровно столько, сколько нужно, кудрявых, но не лохматых. И даже пара игривых вен, которые словно змеи извивались из-под резинки его трусов.