– Я… я ведь могу и обидеться.
– Но свиньи милые.
– Похоже, ты просто не можешь поверить в то, что при выборе друзей я не расцениваю их с точки зрения хочу ли я с ними переспать или нет.
– Но они… они же не способны понять тебя.
– Люсьен, большую часть времени ты тоже не способен меня понять. – Его пальцы беспокойно ерзали по моей ладони. – Я пытался наладить отношения с ЛГБТ-сообществом. В университете даже посетил одну их вечеринку, но понял, что с этими людьми у меня нет ничего общего, кроме сексуальной ориентации, и больше туда не ходил.
Я усмехнулся, и не потому, что мне показалось это смешным, а потому что это было так непохоже на мои личные впечатления.
– А я на таких вечеринках чувствую себя как дома.
– И я рад за тебя. Но я предпочел сделать другой выбор, и мне не хотелось бы, чтобы ты относился к нему как к ошибочному.
Если честно, все это казалось мне полной бессмыслицей. Но у меня не было желания расстраивать Оливера, и я до сих пор чувствовал себя немного уязвленным после того, как он сказал мне, что я его не понимаю. Да, не понимал. Но очень хотел.
Я сжал его руку.
– Прости. Я с удовольствием пойду на вечер к твоим друзьям-натуралам.
– Спасибо. – Его губы изогнулись в легкой улыбке. – И сразу дам тебе небольшой совет – если ты оказался на вечеринке натуралов, старайся не подчеркивать, что тебя окружают натуралы.
– Ох уж эта политкорректность! – хмыкнул я.
Мы прошли еще через два поля и оказались на дороге, ведущей к городу.
– Уже почти на месте, – сказал я, показывая на извилистую тропинку. – Главная дорога там. А мамин дом – за углом.
Оливер издал странный звук, который я принял за икоту.
– С тобой все хорошо? – спросил я.
– Я… я… немного волнуюсь.
– Не стоит. Мамин карри… вот черт, я же не предупредил ее, что ты вегетарианец!
– Ничего страшного. Я сделаю исключение.
– Не нужно делать исключение. И если сможешь, притворись, будто ты не хочешь, чтобы и я тоже ел мясо. Я и мой кишечник скажем тебе большое спасибо.
– Боюсь, твоей маме не понравятся мои попытки контролировать твой рацион.
Я на мгновение задумался.
– Я готов пойти на риск.
– А я – нет.
– Ты правда, – я робко взглянул на него, – переживаешь из-за встречи с моей мамой?
Его ладонь чуть-чуть вспотела.
– А что, если я ей не понравлюсь? И она решит, что я недостаточно хорош для тебя?
– Ну, если ты не сбежишь, бросив меня с трехлетним ребенком, тогда точно будешь выглядеть порядочнее моего отца. Так что ты ничем особенно не рискуешь.
– Люсьен, – он снова взволнованно икнул, – я серьезно.
– И я тоже. – Я остановился и повернулся к нему. – Послушай, ты… поверить не могу, что ты вынуждаешь меня это сказать. Но ты замечательный. Ты умный, внимательный, красивый, ты учился в гребаном Оксфорде, и ты работаешь гребаным юристом. И ты не умираешь от чахотки и не должен встречаться с герцогом… не спрашивай меня почему… так что… ты для меня более чем хорош. И ей этого будет достаточно.
Он смерил меня долгим взглядом. Я понятия не имел, о чем он думает, но внезапно я окончательно потерял присутствие духа. Во рту пересохло, пульс зашкаливал, и в эту минуту мне хотелось только одного – чтобы он…
– Пойдем, – сказал Оливер. – А то опоздаем.
Глава 25
Я уже собирался вставить ключ в замочную скважину, как вдруг дверь распахнулась, словно мама все это время стояла, притаившись за ней, и смотрела на дорогу через стеклянное оконце. Прямо как шпионка.
– Люк, mon caneton! – воскликнула она. А затем повернулась к Оливеру и уставилась на него взглядом гипнотизирующего удава. – А это, наверное, твой фиктивный парень?
Я вздохнул.
– Мама, это Оливер. Оливер, это моя мама.
– Мисс О’Доннелл, я очень рад с вами познакомиться. – У кого-нибудь другого такие слова прозвучали бы высокопарно. Но у Оливера просто была такая манера изъясняться.
– Пожалуйста, называйте меня Одиллией. И я рада с вами познакомиться.
Ну что ж, пока все шло неплохо.
– Но, – продолжила мама, – вы должны мне кое-что объяснить.
Хотя, возможно, я ошибся.
– Люк сказал мне, что вы его фиктивный парень, но в то же время – настоящий гей. В таком случае почему вы не хотите встречаться с моим сыном по-настоящему? Вас в нем что-то не устраивает?
– Мама. – От неожиданности я даже покачнулся на ступеньках крыльца. – Что ты такое говоришь? Ты ведь совсем не знаешь Оливера, а пытаешься принудить его встречаться со мной!
– Он очень милый на вид. Аккуратный, высокий, одет в хороший свитер.
– Даже не верится, что ты стараешься сосватать мне совершенно незнакомого тебе человека только потому, что тебе нравится его свитер. А что, если он серийный убийца?
– Я… я не серийный убийца, – быстро возразил Оливер. – Просто для справки.
Мама посмотрела на меня с недовольным видом.
– Это дело принципа. Даже если бы он был серийным убийцей, ему все равно захотелось бы с тобой встречаться.
– Повторюсь, – сказал Оливер, – я не серийный убийца.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос. Я хочу знать, что с моим сыном не так, раз вы согласны только притворяться, будто встречаетесь с ним. Посмотрите на него. Он симпатичный. Может быть, немного неопрятный, и нос у него великоват, но вы же знаете, что говорят про мужчин с большими носами.
Оливер слегка откашлялся.
– Что из них получаются отличные сомелье?
– Exactement![53] А еще у них обычно большие пенисы.
– Мама! – не выдержал я. – Мне вообще-то двадцать восемь. Хватит уже смущать меня в присутствии других парней.
– Я никого не смущаю. А говорю всякие приятные мелочи. Я хотела сказать, что у тебя большой пенис. Все любят большие пенисы.
– Хватит. Говорить. Слово. Пенис!
– Люк, это всего лишь слово. Не надо быть таким чопорным. Я тебя не таким воспитывала. – Она обратилась к Оливеру: – Знаете, у отца Люка был громадный пенис.
К моему ужасу, на лице Оливера появилось то задумчивое выражение, которое меньше всего хочется увидеть, когда речь заходит о члене твоего отца.
– Был? А что с ним потом случилось?
– Я не знаю, но думаю, что он скукожился из-за наркотиков или вообще стерся в пыль после многочисленных путешествий по вагинам его поклонниц.
– Мама, – пробурчал я, словно она решила обнять меня на глазах у моих одноклассников.
– О, mon cher. Прости, что смутила тебя. – Она потрепала меня по щеке. Смущая еще больше. А потом повернулась к парню, на глазах у которого вогнала меня в краску: – Что же ты стоишь, Оливер, заходи.
Я последовал за ними в прихожую, которая была достаточно просторной для одной мамы, немного тесноватой для нас с мамой вдвоем и совсем тесной для мамы, меня, Оливера и четырех спаниелей. Они выбежали из гостиной и принялись энергично обнюхивать Оливера, который впервые оказался в этом доме. Он поступил так, как поступают люди, которые хорошо ладят с собаками: присел на корточки, а спаниели вертелись вокруг него, виляли хвостами и хлопали ушами, и это было так мило, так по-домашнему, что скулы сводило от приторности. И не удивлюсь, если Оливер в будущем решит завести собаку. Скорее всего, возьмет ее из приюта. У нее будет всего три лапы, но он научит ее ловить фрисби не хуже собак с четырьмя лапами. И когда они будут гулять в парке, к нему подойдет красивый парень и скажет: «Привет, хозяин милой собачки, хочешь перепихнуться?» И он ответит: «Конечно, ведь твоя мама никогда не будет произносить при мне слово пенис». А потом они снимут чудесный домик в Челтенеме, и по утрам Оливер будет готовить французские тосты, они будут вместе гулять с собакой, держаться за руки и вести глубокомысленные беседы о морали и о…
– Ну что же вы! – крикнула Джуди. – Хватит толпиться в коридоре. Я хочу познакомиться с новым кавалером Люка.
Мы все вошли в гостиную, при этом оказалось, что Оливер намного лучше различает спаниелей, чем я, бывавший здесь уже много раз.
– А вы, наверное, баронесса Чолмондли-Пфафль? – обратился он к Джуди со своей обычной непринужденной учтивостью.
– Что за чушь! Зовите меня просто Джуди. А я о вас вообще не слышала, потому что Люк не соизволил нам ничего о вас рассказать. Правда, Люк?
Я, как обычно, тяжело рухнул на диван.
– Прости, что сразу не рассказал про моего фиктивного парня.
– Сам виноват. Я знаю все о том, каково это – иметь фиктивного парня.
– Ты? – настороженно спросил я. – Да неужели?
Мама, которая с начала тысячелетия общалась всего с тремя людьми, похоже, решила, что дружеское подталкивание является признаком гостеприимства. Сейчас она подталкивала ко мне Оливера со словами:
– Садитесь, Оливер, садитесь. Чувствуйте себя как дома.
– О да, – продолжала Джуди. – После моего первого выхода в свет в 56-м я три месяца притворялась, будто помолвлена с одним милым русским.
Оливер робко присел на диван рядом со мной, и все спаниели тут же попытались забраться ему на колени. Если честно, я их не осуждал.
– Чарльз, Камилла, – Джуди щелкнула пальцами, – Майкл Кентский. Слезьте. Оставьте беднягу в покое.
Чарльз, Камилла и Майкл Кентский смущенно спрыгнули с дивана, и на коленях у Оливера остался один, самый послушный спаниель, который поставил свои передние лапы Оливеру на плечи и нежно лизал его нос, глядя на него полными любви глазами. Если бы я попытался проделать то же самое, Оливер сказал бы, что такие действия должны быть осмысленными и иметь особое значение.
– По его словам… – если бы Джуди позволяла буйным собакам перебивать ее всякий раз, когда она рассказывала очередную забавную историю, то ни одну из них она бы не рассказала до конца – …было очень важно внушить окружающим людям, что у него существуют веские причины оставаться в Англии и вращаться среди аристократов. Юджин, ты можешь остаться. Она такая милая. Но сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что, возможно, он просто был агентом КГБ.