лы и служит дополнительным мотиватором.
Глава 26
— Заново! — снова и снова повторяет Алекс, и мне начинает казаться, что он испытывает моё терпение.
Я с трудом выговариваю слова. В кирийском языке слишком много шипящих и гортанных звуков. Когда я допускаю ошибку, он заставляет начинать заново. Это выводит из себя. Учёба никогда не была моей сильной стороной. Особенно зубрёжка. Но я всё же стараюсь. Просто из упрямства, чтобы не дать этому придурку испытать чувство превосходства надо мной.
— Ты должна быть мне благодарна, глупышка, — снисходительно произносит Алекс, когда я начинаю выходить из себя. — Очень скоро у тебя появится возможность говорить со своим хозяином.
И пусть это раздражает ещё больше, но Алекс оказывается прав. Я замечаю, как Тенебрис смотрит на меня, когда я пытаюсь произнести фразу на его родном языке. Он улыбается. Не всегда открыто — он вообще старается не вмешиваться в процесс обучения. Но я всё равно замечаю его реакцию. Вижу, как горят его глаза. И в эти моменты я чувствую, как внутри всё дрожит от волнения и трепета. Словно я неожиданно становлюсь к нему ещё ближе.
До того, как объявился Алекс, я почти смирилась с тем, что Тенебрис никогда не поймёт моих слов. Что нам остаются лишь прикосновения, взгляды и интонации. Мы научились общаться телами, жестами и даже взглядами. Когда Алекс начал жить с нами, всё это стало невозможным, и я почувствовала себя ужасно одинокой. Но сейчас, когда я начинаю запоминать простые фразы и произносить их вслух, я вижу, что дистанция между нами снова исчезает.
— Хорошего дня, — каждое утро повторяю я.
Тенебрис замирает, что-то неуловимое появляется в его взгляде. Радость и в то же время тоска, словно бы он слишком долго ждал, что кто-то скажет ему подобное. Я осознаю, насколько ванильно это звучит. Но разбирая вещи в пустующих комнатах, я убедилась, что Тенебрис был не слишком близок со своей семьёй. Вероятно, его рогатые предки были чертовски строгими. Я стараюсь не углубляться в размышления на эту тему. Просто потому, что хочу дать шанс ему самому однажды рассказать мне всё. Именно этого отношения я хотела бы и к себе.
Несмотря на свои сомнения по поводу Алекса, со временем я начинаю привыкать к нему. К тому, что иногда его слова звучат немного двусмысленно. И к тому, каким суровым репетитором он становится во время занятий. Благодаря его настойчивости и дисциплине мне удаётся существенно продвинуться в изучении языка. Кроме того, он избавил меня от скуки, что часто одолевала меня в отсутствие Тенебриса. Уроки хоть и заставляют мои мозги закипеть, но так время проходит быстрее.
Но в тот момент, когда я расслабляюсь и теряю бдительность, Алекс вдруг показывает своё истинное лицо.
— Ты спишь со своим хозяином? — спрашивает он внезапно, глядя на меня с загадочной улыбкой.
Я замираю. В голову не приходит ни единого варианта, как бы этот разговор мог закончиться хорошо. Если Алекс спрашивает о таком, значит, он заметил, насколько мы с Тенебрисом близки. И это его задело. Возможно, он считает это отвратительной мерзостью и извращением. А если и не так — если я с самого начала была права на его счёт и он пытается меня склеить, — то это ещё более дрянная ситуация, потому что ведёт к ревности, подозрениям и разборкам.
Моё тело напрягается. Ощущаю, как злость и недоверие медленно охватывает меня.
— Почему ты ждёшь, что я отвечу на твой вопрос? — спрашиваю я, приподнимая бровь.
— Значит, точно спишь, — заключает он, чем ещё больше раздражает. — Не пойми неправильно, я совсем не против. Ведь в сексе нет ничего плохого…
— Не думаю, что у тебя есть причина рассуждать на эту тему здесь и сейчас.
Я сжимаю ладони в кулаки и выдавливаю из себя злую улыбку. Как я сказала, в школе я была не слишком прилежной ученицей. И явно не самой сильной. Но главный школьный урок я усвоила на отлично: если ты спускаешь всё обидчику с рук, тебя продолжат обижать. Кажется, до Алекса, наконец, доходит, что он позволил себе лишнего.
— Извини, — произносит он, выдавливая неловкую улыбку. — Я ничего такого не имел в виду. Просто… твой хозяин не простой кириец. Но он поступился моральными правилами, начав обучать тебя своему языку. Едва ли за этим стоит лишь праздное любопытство.
Его объяснения не тянут на извинения. И выражение лица его остаётся всё таким же непроницаемым. Словно бы он просто забавляется, провоцируя меня на реакцию.
— Разве твоя работа — задавать вопросы? — спрашиваю я щурясь.
Алекс снова пытается вывернуться. Взгляд его становится игривым, а тон более мягким, флиртующим.
— Нет, конечно. Прости, дорогуша. На сей раз я действительно перешёл черту. Этого не повторится.
— Я надеюсь, — бурчу я и поднимаясь из-за стола.
Больше всего меня смущает, что в такие моменты ему реально удаётся успокоить меня. А позже снова усыпить мою бдительность похвалой за усердную работу. Но где-то в глубине души у меня появляется нехорошее предчувствие. Мы ведь на самом деле совсем не знаем Алекса. Он просто незнакомец из местного аналога даркнета, что поселился у нас дома.
Я боюсь, что Алекс сможет навредить нам с Тенебрисом. Что он расскажет кому-то, что между нами действительно что-то есть. Я не знаю, какие последствия это может повлечь, но инстинктивно понимаю, что не самые хорошие. Этого нельзя допустить.
Глава 27
— Слушай, а ты откуда? — спрашивает вдруг Алекс.
Я долго смотрю на него, пытаясь понять, с какой целью он спрашивает об этом. Наш урок закончился полчаса назад перед ужином. После того вопроса о нас с Тенебрисом, я решила свести наше общение к минимуму. Если Тенебрис задерживается на службе, мы едим молча, а после расходимся по комнатам. Но сегодня Алекс вдруг решил завести светскую беседу.
— Из Сиэтла, — отвечаю в конце концов.
— Круто! А я из Чикаго, — он улыбается мне, чуть прищурив глаза. Я хмыкаю, чтобы хоть как-то показать, что мне не пофиг. — А как ты оказалась на Кирии?
Я шумно вздыхаю вспоминая. Не хочется пересказывать ему всю историю с братом, поэтому решаю ограничиться финалом:
— Я упала с фуникулёра.
— Бедняжка. Должно быть, это было страшно, — произносит он, словно пытается сочувствовать. — А я спрыгнул с моста. Не самого высокого. Но всё равно было страшно. Казалось, что конец мой пришёл. Даже когда очнулся на Кирии, не сразу понял, что всё ещё живой.
Алекс неловко отводит взгляд. Странно видеть его таким… настоящим?
— То же самое, — киваю я. — Подумала, что в ад попала. Но очень быстро поняла, что в аду не может быть лучше, чем в мире людей.
На сей раз наступает момент мне почувствовать неловкость. Я словно бы пытаюсь давить на жалость. Всё-таки разговоры по душам — это не моё.
Он поджимает губы и вдруг усмехается:
— Твоя правда! Я ведь был неудачником на Земле. Ходил по квартирам и продавал наборы ножей. Всё пытался заработать денег. Потом по глупости связался с барыгами. Взял товар, чтобы толкать на районе. Но меня поймали, избили и ограбили. А через месяц барыги пришли ко мне домой. Я пытался объяснить им, что произошло. Но они даже слушать не хотели. Отвезли меня с моста и заставили спрыгнуть вниз. Думаю, хотели показать остальным, как не стоит вести дела.
Алекс откидывается на спинку стула и задумчиво смотрит в потолок.
— И вправду неудачник, — говорю я с кривой усмешкой. — Тебе не приходило в голову, что это барыги подослали к тебе тех грабителей?
— Когда я подумал об этом, уже стоял на том мосту, — в голосе Алекса появляется досада.
Это странно, но после того, как я узнаю его историю, он почти перестаёт бесить меня. Наверное, дело в том, что я теперь понимаю: Алекс такой же, как я. Он не взялся из ниоткуда весь такой заумный. Ему, как и мне, пришлось научиться жить здесь.
— А как ты смог выучить кирийский? — после длительного молчания спрашиваю я.
— Моя первая и единственная хозяйка научила меня, — отвечает Алекс и тяжело вздыхает. — Эта рогатая старушенция была настоящей грымзой, поэтому под старость лет осталась совсем одна. Из-за возраста ей было тяжело выполнять работу по дому, и поэтому я начал помогать ей.
— И так она поняла, что ты разумен? — предполагаю я.
— В точку! — кивает Алекс, поднимая указательный палец. — Она начала учить меня буквально как ребёнка, показывая картинки. Продолжала в течение нескольких лет, постепенно повышая сложность. Она хотела, чтобы в момент, когда она станет совсем немощной, я занялся делами от её имени. Она знала, что это незаконно, но ей было плевать. Она говорила: «Ну и что они мне сделают? Арестуют? Казнят?»
— Похоже, она довольно забавная, — я невольно улыбаюсь. Замечаю, как жилка на его виске дёргается. Но понять, почему мне не удаётся, ведь уже в следующий момент лицо Алекса расслабляется и становится меланхоличным.
— Была, — он поджимает губы. — Три года назад её не стало. Так я стал собственным хозяином. И честное слово, когда обретаешь свободу таким образом, начинаешь совсем по-другому к ней относиться.
Я умолкаю на некоторое время, размышляя над его историей. Значит, Алекс от имени той женщины продал себя Тенебрису. А когда время обучения завершится, он выкупит сам себя назад. Довольно любопытная схема. Хотя и не идеальная.
— Мне кажется несправедливым, что земляне находятся в таком ущемлённом положении здесь, — произносит Алекс, решительно поднимаясь из-за стола. — А ты как считаешь?
— Я считаю, что любой, кому не нравится, как обстоят дела, может вернуться на Землю, — отвечаю, ощущая странное давление.
До сих пор разговор шёл своим чередом. Но прямо сейчас я слышу фальшь в его тоне. Приходится напомнить себе держать ухо востро. Я уже знаю, что Алекс — прекрасный оратор, а ещё мужчина, обладающий своим особым очарованием. И он, как и я, землянин и может быстро забраться мне под кожу, используя схожие моменты, что мы проживали на Земле. Но Алекс мне не друг. Он слишком мутный, чтобы я могла позволить себе сблизится с ним.