Я долго не решаюсь войти в комнату хозяина. Есть небольшая вероятность, что он такой же как те мои знакомые, что срывают злость на ком-то заведомо слабее. И всё же на свой страх и риск я приоткрываю дверь и протискиваюсь внутрь.
В комнате темно. Тусклое освещение идёт от ламп, встроенных в стены. Хозяин лежит на кровати — огромной, застеленной простынями с металлическим отливом. На нём всё ещё его злодейская форма: тёмная броня с шипами на плечах. Его глаза закрыты. На лице всё ещё то мучительное выражение.
Я замираю у входа, не зная, что делать. Можно ли вообще к нему подходить? И как помочь ему? Сама я в трудные моменты находила утешение в чьих-то объятиях. Может, и ему это поможет? Тяну рубашку через голову и сбрасываю её на пол. Моё тело самое обычное, не особо привлекательное. Но я живая и тёплая, а это должно что-то значить. Я медленно забираюсь в кровать и прижимаюсь к нему сбоку. Поначалу он никак не реагирует. Я чувствую себя озабоченной самкой. И зачем я вообще пришла? Словно бы не понимаю, что иногда мужчину лучше просто оставить в покое.
Внезапно рука хозяина «оживает», а губы едва слышно шепчут:
— Шесси…
Приятная дрожь пробегает по спине. Отчего-то меня заводит прозвище, придуманное хозяином, что бы оно ни значило. Ладонь хозяина начинает вяло гладить мою спину.
— Давай, громила, приходи в себя. Когда ты такой — это пугает, — говорю я, а потом поднимаю глаза на его лицо. Наши глаза встречаются, и, может, мне кажется, но в его взгляде я вижу отчаяние и одиночество.
— Твою мать… — вырывается у меня. — Ты не должен смотреть на меня так. Ты же грёбаный властелин этого мира, разве нет?!
Эмоции на лице хозяина действительно пугают. Я понятия не имею что должна сделать, чтобы этому рогатому придурку стало легче, и решаю использовать единственное, что у меня есть — моё тело. Я понимаю, что хозяин вряд ли позарится на меня, но явно отвлечётся, если увидит что-то странное.
Я забираюсь на него сверху. Его лицо застывает в удивлении. А потом хозяин притягивает меня к себе и заключает в объятия. Его руки скользят по моему телу так, словно это я нуждаюсь в утешении. И я больше не сдерживаю себя. Пусть он увидит меня максимально странной и неприглядной, пусть посмеётся или разозлится. Главное, чтобы это выражение отчаяния, наконец, пропало с его лица.
Глава 10
Тенебрис
Утром по дороге в штаб у меня появляется предчувствие, что что-то должно случится. Я стараюсь игнорировать его, ведь привык опираться на факты. Едва я успеваю выйти из зала совещаний после утреннего собрания, как мой коммуникатор вдруг начинает издавать сигнал тревоги. Я спешу вернуться в командный пункт и получаю неожиданный доклад: наша орбитальная станция подверглась нападению девонцев.
Разведка предупреждала меня об опасном скоплении войск врага в зоне гиперпространственного прыжка. Я видел их отчёты, слышал опасения аналитиков и сомнения моего лейтенанта. Но тогда мне казалось, что девонцы не посмеют напасть на нашу станцию. Ведь стратегически это было совершенно неоправданно и опасно. Я считал, что все эти разговоры — очередная попытка вызвать ненужную панику. Но я не учёл, что девонцы настолько отчаянно желают унизить нас, что готовы пожертвовать своим флотом. И я облажался.
Враг повержен, их корабли превратились в груды космического мусора. Но победа пахнет кровью и разрушением. Слишком много жертв среди гражданских специалистов. И эти жертвы на моей совести. Я должен был предвидеть следующий шаг неприятеля. Но я не смог этого сделать.
Я остаюсь в штабе до глубокой ночи, координирую спасательные группы, анализирую поступающую информацию и даю подтверждение на эвакуацию пострадавших. Это пока всё, что я могу. Небо всё ещё озаряется вспышками. Обломки станции входят в атмосферу и сгорают. Одновременно ужасающее и завораживающее зрелище.
Калидита подходит ко мне и протягивает банку энергетического напитка. Смотрит на меня строго.
— Неважно выглядишь, генерал. Вот, может, это поможет взбодриться.
— Спасибо, — отвечаю я, нехотя принимая банку.
— А вообще, шёл бы ты домой, — вдруг добавляет она. — Мы справимся.
— Я не могу просто покинуть штаб после всего, — качаю головой я. — Не после того, как допустил это.
— Снова ты берёшь на себя слишком много, — закатывает глаза лейтенант. — Это общий просчёт, и то, что ты оказался не умнее других, не делает тебя виноватым.
Глядя на небо, она отпивает энергетик и собственной банки. Она, как всегда, вроде бы подбодрила, но как будто и отругала.
— Я знаю, что ты чувствуешь, Тенебрис, — произносит она со вздохом. — Ты строг и требователен к другим. Но к себе ты предъявляешь ещё больше требований. И я более чем уверена, что это отнимает прорву сил. Поэтому иди домой и возвращайся, когда восстановишься.
Я не спорю — настолько опустошён сейчас. Кажется, я даже не говорю ей ничего в ответ. Просто иду прочь мимо рабочих терминалов. Я осознаю, насколько вымотан, только когда открываю входную дверь дома и едва не падаю в прихожей. Тишина звенит в ушах. А темнота готова затянуть меня будто чёрная дыра. И лишь одна мысль позволяет мне держаться на ногах. Мой питомец голодна и ждёт меня.
Стоит мне подумать об этом, как она выходит в прихожую. Смотрит на меня как будто даже недовольно, но потом смягчается. Недавно я дал ей имя Шесси, что на древнем языке означает «золотая». Не могу точно сказать, почему именно это имя пришло мне в голову. Возможно, свою роль сыграл цвет её волос. А может быть, дело в том, что её особая еда обходится мне в целое состояние. На этой мысли я мрачно усмехаюсь и прохожу дальше.
Шесси следует за мной по пятам. И пусть я раздавлен морально, прямо сейчас я вынужден переключится на своего питомца. Всё потому, что я знаю, насколько она зависима от меня. Если я не позабочусь о ней, она погибнет.
Я направляюсь в кухню. Освещение автоматически настраивается под мой уровень утомления, выдавая тёплый мягкий свет. Я достаю из холодильника порцию еды для землянки, но понимаю, что у меня нет сил, чтобы разогреть её. Сам я есть не могу. От одной мысли о еде к горлу подступает тошнота. Поначалу я не понимал, что именно так сильно выбило меня из колеи. Мы ведь, в конце концов, разбили девонцев. Но Калидита права: я не прощаю ошибок никому, тем более самому себе.
Оставляю еду на столе и мысленно прошу прощения, что она холодная. Стараюсь не смотреть на землянку, боясь встретиться с её осуждающим взглядом. Шесси — смышлёный питомец, милая и чистоплотная. Я поражаюсь разнице между тем, какой дикой и злой она была, когда её только привезли ко мне, и тем, что я вижу сейчас.
Я ухожу в свою комнату и закрываю дверь. Падаю на кровать, не сняв униформы. Свет не включаю, хотя мне достаточно для этого всего одного слова. Но я просто лежу и пялюсь в тёмный потолок. С каждой минутой я всё глубже увязаю в ненависти к себе. В липком презрении. Словно бы я опять вернулся в далёкое прошлое.
Дверь тихо приоткрывается, и маленькая тень появляется в проёме. Я не поворачиваю головы, потому что понимаю, что это она. Слышу приближение лёгких, осторожных шагов в полутьме. А потом она вдруг забирается в кровать. Поверхность пружинит от каждого её движения. Она ложится рядом со мной, устроившись у меня под боком. Я прекрасно осознаю, что не должен позволять ей спать в моей кровати. Сколь бы мы ни были привязаны друг к другу, есть границы, которые не следует пересекать. Земляне не равны нам. А значит, я не должен относиться к Шесси также, как относился бы к подруге или возлюбленной.
Но сегодня я сознательно готов проигнорировать правила. В конце концов, разве может ситуация стать ещё хуже? Я просто не хочу быть один. Мои пальцы осторожно касаются её обнажённой спины. Её кожа горячая, несмотря на то что в комнате прохладно. Пожалуй, это именно то, за что я так люблю своего питомца. Она такая тёплая. И хотя её взгляд по-прежнему осторожный, со мной она ласковая. Я слышу её тихое дыхание. Оно успокаивает. Знала бы она, как сильно мне сейчас нужно её присутствие.
— Зачем же ты сняла одежду, Шесси? — спрашиваю я, поглаживая её.
Хотя в комнате темно, я всё равно вижу каждый сантиметр её белой кожи. Землянка садится на меня сверху. Её глаза странно поблёскивают. Она точно ждёт моей реакции. Я поначалу замираю удивлённо. В особенности, когда осознаю, что она возбуждена. Но это не впервые, когда подобное случается. Однако это впервые, когда мой питомец ведёт себя так дерзко. В этом её взгляде, в том, что она делает и как касается меня, сквозит нечто запретное. И это пугает. Я ведь не какой-то там человекофил.
И всё же я зачем-то прикасаюсь к ней. Ощущаю её дрожь. Слышу тихий стон и тяжёлый вздох. Ей приятно, так? Я прикасаюсь к её ногам и веду вверх по бёдрам. Потом дотрагиваюсь до живота и перемещаюсь ниже. Так и знал. Здесь она уже такая горячая и влажная. К своему ужасу, я понимаю, что сам начинаю заводиться. Как в тот момент, когда впервые увидел, как она кончила случайно после моих обычных поглаживаний. Но тогда я объяснил себе собственную реакцию долгим воздержанием. Мне удалось решить вопрос с удовлетворением потребностей, так почему сейчас я чувствую себя вот так?
Я щёлкаю застёжками брони, осознавая, что всё летит в пропасть. Но на фоне моей униформы её хрупкое тело выглядит слишком уязвимым. К тому же мне хочется ощутить её тепло своим телом. Наверное, я всё же извращенец…
Кажется, Шесси отсутствие на мне одежды приходится по душе. Она поначалу просто прижимается ко мне, цепляясь пальцами за мой волосяной покров. Потом она вдруг разворачивается, представляя моему обзору свой маленький бесхвостый зад. Её киска оказывается так близко. И это не может не привлекать моего внимания. Я толком не отдаю себе отчёта в том, чего именно хочу. Однако землянка неожиданно касается ладонями моего привставшего члена. Я от неожиданности, даже хватаюсь за её бёдра, готовый в любой момент оторвать её от себя. Но то, что она делает дальше на удивление приятно. Я не могу видеть, потому что её зад закрывает мне обзор. Но я чувствую прикосновение языка и губ, её горячий рот и рваное дыхан