– Вы рассказали о них? – учитель снова завис над кружкой и смотрел на меня во все глаза.
– Ну… да, а что в этом странного, - я начинала понимать, что снова проговорилась, да еще и дала понять, что теперь поменяла свое отношение к ребенку.
– Откуда вы знаете о фигурах?
– Муж… мне рассказал о них муж. Понимаете, он строит мебель и знает о них, - пыталась отговориться я, но, видимо, это было бесполезно. – Слушайте, вы расскажите, пожалуйста, о них снова, может, я и не права вовсе, - пролепетала я и с радостью выдохнула, заметив в дверном проеме стайку ребятишек, которых вел Гарри.
Дети соседей оказались куда скромнее, нежели я ожидала. До встречи с ними я считала скромными Мэри и Гарри. Они уважительно относились ко взрослым, не перечили и, самое удивительное, их не раздражали родительские указания. Но шестеро соседских ребятишек возрастом от шести до пятнадцати лет выглядели как послушники монастыря – кроткие и, казалось, забитые.
Дэни – старший сын мельника Маршала и Лидии бодро болтал с Гарри, пока они шли к дому, его сестренки – две девочки примерно одного возраста с Мэри, как только вошли в дом, опустили глаза, чуть присели в реверансе и молчали все время урока.
Двое сыновей Марфы и Рона – пацаны лет двенадцати-пятнадцати и девочка лет десяти, казалось, вообще не испытывали желания познавать новое – они горько вздыхали при каждой просьбе учителя.
Но своими я могла только гордиться – открыв рот они слушали учителя, записывали какие-то детали его рассказа. Первый час обучения был отдан математике, и все, что говорил учитель, было логично и понятно – все как у нас.
Я замочила в клейстере из муки и воды часть газетных страниц, что порвала до приезда кора Алистера и на цыпочках вышла из дома, заметив, как Филипп помахал мне в окно и мотнул головой, попросив выйти.
– Пола, Гарри много полезного рассказал коре Фаусте, и та только охала и ахала да хлопала руками, как курица крыльями. Те шкафы, о которых ты рассказала ему, когда вы лепили твои корзинки – отличная находка для небольших кухонь и комнат. Она, кроме шкафа, заказала еще и полки, вместо тех, что были у нее за занавеской. Только вот он еще и про корзинки твои рассказал…
– Ты говорил, что возьмешь меня в город, когда поедешь с готовым основанием к ней. Скажи мне, каких размеров будут полки, и я сделаю пару несколько таких корзинок. Уверяю тебя, она захочет заполнить ими все полки. Это очень аккуратно смотрится.
– Только вот, знаешь, мне не нравится их цвет… прости, конечно, я понимаю, ты старалась…
– А я говорила тебе, что существует прекрасная краска «для нищих», что может заменить красное дерево?
– Говорила, но… Я не поверил, - Фил не то чтобы смутился, но все еще не верил мне. Я подошла к его рабочему столу, где сейчас лежали отпиленные доски, и он, скорее всего, рубанком зачищал их.
– Дай мне небольшую доску, которую ты уже острогал. Через час я верну тебе твое дорогущее красное дерево, - заявила я.
– Возьми вот это, - он протянут мне брусок, который отпилил уже от строганной доски.
– Нормально. Я скоро, - ответила я и с улыбкой отправилась домой.
Учитель рассказывал о начале умножения, и мне было непонятно – то ли из-за того, что в группе были малыши, и взрослым приходилось выслушивать пройденное, то ли они только начинали познавать азы все вместе.
За занавеской под плитой со стороны комнаты стояла плетеная из лозы корзина с луком. Там был и желтый и красный лук. За печью хорошо хранилось то, что должно было оставаться сухим. Такое-то мне и нужно. Обычный лук с желтой шелухой является не менее прекрасным средством для окрашивания, чем красный. Уж нам-то не знать – яйца им красят совершенно все, да и поэкологичнее любого красителя.
Восемь луковиц я наглым образом раздела, уложила шелуху в котелок с кипятком и поварила двадцать минут. Потом переставила на край плиты, где вода в котелке держала температуру, но не особо кипела.
Туда я и окунула брусок. Ровно половина его оказалась в растворе. Через пятнадцать минут я его вынула, полюбовалась на результат и решила дать мужу право выбора оттенка – погрузила брусок на одну четверть вновь, добиваясь того, чтобы половинка уже покрашенного стала еще темнее.
Через час учитель отпустил детей отдохнуть и попросил чай. Я предложила ему пообедать свежим овощным рагу с ягненком. Он не отказался. Дети вынесли во двор оладьи со сгущённым молоком и уселись на крыльце, обсуждая урок.
Я со своим пробником отправилась к Филиппу. Он строгал и что-то насвистывал. Все его движения были очень точными и красивыми – он проходил рубанком один раз, потом проводил по дереву ладонью и продолжал дальше. Завитки стружки красиво ложились на пол и, словно пружинки, скручивались друг с другом. Запах дерева здесь был настолько постоянен, что, казалось, и дети, и Филипп, и я уже – все мы пахнем стружкой.
– Семейка Буратино, - чуть слышно сказала я, но именно в этот момент Филипп закончил и услышал меня.
– Дорогая? Ты что-то сказала? – он обернулся и посмотрел на меня с головы до ног. – И где же твое «красное дерево для бедных» - как и Мэри, он старался меня пародировать.
– Вот, смотри, - я шагнула навстречу ему и вынула руку с сюрпризом из-за спины.
– Вот это да, - он взял из моих рук брусок и уставился на него поворачивая разными сторонами, рассматривая, как он выглядит на солнце.
– После обработки маслом дерево сильнее покажет свою структуру, станет рельефнее, но ты это и сам знаешь. Правда? – я улыбнулась, указав на границу разницы цветов: - Видишь, глубина цвета зависит только от времени, которое нужно потратить на выдержку в растворе.
– Что это за раствор, Пола? – сказать, что он был ошарашен – ничего не сказать.
– Потом расскажу, а пока я должна послушать урок, на котором учитель расскажет о геометрических фигурах, - ответила я и довольная собой отправилась в дом. Обернувшись, я заметила, как он нюхает брусок. Хех, наивный. Запах свежего дерева не перебьет сейчас практически ничего!
Когда я вошла, учитель заставил детей нарисовать окружность, и рассказывал о том, что круг имеет центр, и что «лучи от центра до края круга всегда равны». Мда… Не знаю, будет ли лучше, если я буду рассказывать детям так, как знаю я. После школы у меня был еще и архитектурный… Так что, знания у меня имеются. Только вот… может и не права я вовсе, поскольку, педагогического образования у меня нет вовсе.
Я решила не лезть вперед батьки в котел, и пошла обратно к Филу, чтобы узнать высоту полок, что он планирует для коры Фаусты. Раствор, который остался от покраски бруска я решила использовать для трех последних слоев папье маше – так газеты, как и дерево, становятся темнее, скрывается шрифт. Это я знала еще с того момента, когда «подсела» на плетение из газетных трубочек. В моду вошли корзины, которые были неотличимо похожи на плетеные из лозы.
Второй урок был чуть короче, и перерыв для детей на этот раз устроили всего на десять минут. В это время учитель прогулялся с ними, обсуждая названия цветов, поискали в окружающем нас формы, изученные только что. Даже зная учителей из моего прежнего времени и места, где я жила раньше, я понимала – кор Алистер - отличный учитель, и если мы ему платим мало, стоит даже доплачивать.
Глава 8
Кор Алистер закончил с детьми уже под вечер. Устала даже я. Дети с такой радостью выбежали на улицу, что я даже начала считать свои выводы об их скромности поспешными.
Учитель ужинал с нами. Филипп расспрашивал его о новых достижениях в науке, и тот говорил о каких-то мелочах, вроде той, что рану теперь возможно сшивать, и она так быстрее заживет. Мне стало страшновато за свое здоровье и здоровье детей. Хорошо хоть роды позади, и мне не придется переживать по поводу этого момента, - подумала я.
Дав задание для Гарри и Мэри, он откланялся – мы услышали подъехавшую коляску. Проводили учителя и выдохнули. Весь день, по сути, заняла учеба. Сейчас я радовалась тому, что это только два раза в неделю, и не всегда в нашем доме. Хотя, благодаря ему я смогу понять, что здесь изучают, а что под запретом, а то начну рассказывать детям сопромат, а нас потом дружно сожгут, как еретиков.
Мэри вызвалась помогать мне с газетами, а Гарри после ужина пошел с отцом в мастерскую доделывать работу – утром мы должны были вместе ехать в город. Гарри оставался дома с Мэри, а Фил с вечера должен уложить заготовки в коляску.
– Вот уже и темнеет, - грустно сказала Мэри и выдохнула.
– Тебе жаль времени? Завтра позавтракаете и можете заниматься тем, что вам нравится, - с улыбкой ответила я девочке.
– Нет, жаль, что учитель так мало бывает здесь. Мне бы хотелось больше узнать.
– А детям обычно нравится играть и бегать, Мэри. Детство скоро закончится и начнутся дела и обязанности. Ты так и не сможешь поиграть, - доделывая форму для коры Фаусты ответила я девочке.
– Мне скучно просто так играть или бегать, как это делают Дэни и Гарри. Они могут просто рубить палкой крапиву, и им весело от того, что они губят ее без причины. Мне жаль времени на эту ерунду.
– Что бы ты хотела делать, дорогая? – я все больше удивлялась этой девочке, но боялась увидеть в ней черты сумасшествия. Дети – индиго, вот эти не по годам развитые существа. Мне всегда казалось, что они глубоко несчастны от каши, что варится в их детской голове. Они просто не успевают перестроить свое детское восприятие под серьезные вещи.
– В Ландеке есть университет, но девочкам там пока учиться нельзя, да и стоит это недешево, - грустно вздохнула Мэри и продолжила лепить корзинку.
– Думаю, со временем и это станет возможным, Мэри, а пока я могу что-то рассказывать тебе за работой. Что тебя интересует больше всего? Только, прошу, кроме истории, потому что я ее не помню совсем.
– Откуда берется дождь? Учитель не может ответить на этот вопрос, и говорит, что вода собирается над землей долгие годы, - хмыкнула Мэри и уставилась на меня.