Глава 40
Распускать слух о том, что у нас можно оставить детей на время, пока родители справятся с денежными проблемами было опасно, да и велик был шанс, что будут приводить даже не совсем в сложных ситуациях.
Мы велели внимательно присматриваться к новым бродяжкам, расспрашивать их и, только хорошо узнав их историю, приводить к нам. Часть на себя брала Бэлла и ее знакомые, кто держал фермы или подобные харчевни с гостиницами.
Теперь наши ребята трудились на своей земле. Им не нужно было искать работу за еду. Мы собрали старших от двенадцати до семнадцати лет и вечером организовали собрание. Их было двадцать пять. Кто-то трудился уже с Артуром, кто-то здесь с Витором, кто-то в городе вычислял новеньких. У всех были обязанности.
– Ребята, вы большие молодцы и, благодаря вам, мы можем брать с улицы новых детей. Сейчас вопрос вот в чем… - Витор откашлялся и выдохнул. На улице было темно, но стало уже привычным собираться на нашей спортивной площадке. Ребята разжигали костер, вокруг которого все усаживались. Витор говорил сам, рассказывал новости, задавал вопросы, выслушивал предложения и просьбы, а также, предлагал выговориться ребятам. Благодаря таким вот «разборам полетов» в нашей общине практически не было скандалов и недовольных высказываний.
– Я собрал старших, потому что вы скоро станете самостоятельными, и мне не хотелось бы выпускать вас на улицу. Я думаю начать собирать вам деньги на счета. Это будет сумма, на которую мы сможем купить вам дом. Теперь у нас много работы, да еще и Лазар с Артуром берут к себе только вас. Ежемесячно они будут отдавать мне ваши зарплаты, а мы после того, как кому-то исполнится восемнадцать, будем покупать вам дом, а лучше – строить. Если хотите, небольшую квартиру в городе, даже комнату. Но Полка предложила построить здесь, на окраине, рядом с нами целый городок мастеров, - продолжал Виктор, а я наблюдала, как он всматривается в глаза ребят, ища в них поддержку.
– То есть, рядом с этими домами мы будем покупать землю и строить всем свои дома? – спросил один из самых старших. Так ведь, мне вот, допустим, до восемнадцати полгода осталось. Я столько не заработаю.
– Ты прав, но в сумме, все, за полгода заработают. А ты сможешь вложиться потом. Отдать то, что заплатили за тебя остальные ребята.
Мы долго думали, как распределить доходы так, чтобы все было честно, и я предложила систему пенсий, правда, так мы это называть не стали. Было раньше в деревнях такое понятие, как «помощь». Там не считали сложность работы, люди помогали друг другу, и эта круговая взаимовыручка работала столетия.
– Мы не будем измерять деньги деньгами, Фред, - обратилась я к мальчишке, которому через полгода стукнет восемнадцать. Мне понравилось, что он задался этим вопросом, понимая, что он в выгоде больше других. – Мы все будем исчислять взаимовыручкой. Сначала покупаем землю и строим дом тебе, потом ему, а после ему, - я указывала на ребят, сидящих рядом. – Все ваши зарплаты будут уходить на помощь, но мы не можем и вовсе оставить вас без денег, а значит, через пару лет ты сможешь забирать деньги, но если захочешь, будешь помогать своей силой, - закончила я.
Мы не знали, сколь долго эта утопия будет продолжаться, но лучший способ оставаться честными – держать все доходы открытыми.
Много работы проделал Витор с Лазаром и Артуром. Мы стремились к тому, чтобы купить рядом с нами, у кромки леса, как можно больше земель, пока они недороги. Покупали и оформляли на старших ребят, потом планировали делить их на участки. На глаз – соток по пятнадцать. Этого достаточно семье для того, чтобы прокормиться, чтобы открыть мастерскую на своей территории. Планы у нас были наполеоновские.
К осени мне стало страшно. Я узнала о проценте смертности в родах и ужаснулась. Никто не станет делать мне кесарево, и я находилась в руках Бога в прямом смысле этого слова. Доктор убедил меня в том, что мое строение позволит родить без проблем, но я старательно вспоминала фильмы, где героине приходилось рожать одной. По сути, я и была одна.
– Бог видит, сколько добра ты делаешь, Полка, и ни за что не навредит тебе. Я приняла четверых детей, пока жила при королеве, - Катарина тоже успокаивала меня, видя, как я переживаю. – Я буду рядом постоянно, не беспокойся, - она редко говорила со взрослыми, больше с детьми, но ее слова успокаивали меня больше других.
Серьезный разговор состоялся между нами в теплый осенний денек. Все собирали урожай с участков и остановили работу даже в мастерских, потому что слишком много труда в будущий урожай вложили дети за лето, и мы обязаны были сохранить его.
Я перебирала яблоки, резала их и нанизывала на нить, чтобы сушить под навесом. Больше мне не разрешали ничего. Сидя в застеленном одеялами кресле на улице. Передо мной стоял невысокий стол, который собрал муж, чтобы не наклоняться низко к полу и не тянуться высоко – иногда его забота становилась больше похожей на сумасшествие.
– Ты считаешь правильным оставлять Мэри в неведении? – с этими словами ко мне и подошла Катарина, увидев, что я, наконец, одна.
– Да. Пока она ребенок, мы не имеем права лишать ее безопасности, Катарина. Да и в будущем… Какой толк от этого? Здесь она счастлива, посмотри, - я указала на девочек, которые возились с сетчатыми коробами для кроликов – передвигая их, кролики получали новые участки со свежей травкой.
– Люди терпят столько ужасов, пока правит Леонидия, - Катарина села напротив на низкий табурет.
– Мы приехали в этот город с Мэри с одним чемоданом, который собрала Бэлла. Да, еще у нас были деньги ровно на пару месяцев. Сейчас у нас во владениях земли больше, чем у градоуправителя, только они не знают об этом, потому что оформлено все на разных людей.
– К чему ты это говоришь, Полка? – она нахмурилась.
– К тому, что, если не жадничать, можно научиться жить в любом королевстве. Если жить не ради себя. Я не готова рисковать ребенком ради идеи, которая может прогореть, и пострадают не десятки, а тысячи человек. Это, не считая последующих репрессий, где из-за зависти и зла будут страдать невиновные.
– И что вы хотите делать?
– А ты не заметила, что мы уже делаем? Мы не строим ради будущей жизни. Мы живем сейчас. Если честно, я раньше тоже считала, что нужно отдать все ради счастливого будущего, и вот там, в этом будущем жить припеваючи, но время идет, и его не вернуть. Получается, все это время ты и не жил вовсе. Мы живем сейчас. И живем так, чтобы в будущем жить было не легче, но проще. Все эти дети вырастут и станут «нашими людьми». Нет, не нашими рабами, не нашими работниками. Они будут новым обществом, Катарина. Поэтому, кроме работы, мы заставляем их учиться, придумали этот спорт, эти конкурсы и олимпиады. Потому что человеку со временем все приедается. Им постоянно нужен стимул.
– Так вы и создаете что-то запретное прямо внутри королевства! – уже нетерпеливо и громко парировала Катарина.
– Да, только создаем это так, что оно не выглядит запретным, да и не считается запретным на деле. Это разберет только опытный политик, который умеет смотреть далеко.
– И все равно, я не понимаю вашего расчета, Полка.
– Этот расчет идеален, Катарина, потому что правильнее не рубить заброшенную поросль, чтобы засеять пшеницу. Нужно постоянно ухаживать за почвой и семенами, которые в эту почву брошены. Сейчас мы посеяли семена, и больше у нас не будет выходных, Катарина. Нужен полив и прополка, иначе, вся работа может пойти насмарку из-за упущенных сорняков, - я привстала, чтобы сесть поудобнее, но боль в животе резанула с такой силой, что я не смогла даже вдохнуть, я сложилась пополам, как могла, и пыталась вдыхать носом, по чуть.
Катарина бросилась ко мне и помогла разогнуться.
– Нам нужно в дом, милая. Все. Пришло время этому ребенку появиться на свет, - она улыбнулась мне и крикнула в сторону девочек, чтобы они нашли Дэйзи и Нору, которая приехала недавно.
Витор сидел возле меня до последнего момента. Он боялся, похоже, больше, чем я. Но, когда Катарина заявила, что ему нужно уйти из комнаты, я с ней согласилась. На муже лица не было.
– Катарина, прошу тебя, сделай все возможное, чтобы этот ребенок родился живым, - умоляла я ее, когда она выпроводила Витора, закрыла дверь на задвижку и задрала мне подол.
– Детка, и ты и ребеночек в полном порядке, все идет как нельзя лучше. Уже скоро, милая, - ласково уговаривала меня Катарина, и мне было спокойно от ее голоса.
Наша дочка с Витором родилась, как только солнце опустилось. Ее первый крик я не забуду никогда. Я не могла сказать ни слова, только плакала и шептала: «спасибо, Господи, спасибо, что так переменил мою жизнь, что дал мне это услышать».
Когда нас оставили в комнате с дочерью и мужем, он тоже не находил себе места: то забирал ее у меня, рассматривал маленькое личико, целовал в щеки, от чего она недовольно куксилась, то отдавал в мои руки и садился рядом. Он обнимал меня и целовал в макушку.
– Я не понимаю, как после этого женщины оставляют своих детей под мостом, Витор, - смотря на малышку, мирно сосущую грудь, сказала я мужу.
– Я много чего не понимаю, Полка, но мы с тобой сотворили еще одно чудо, а там, за дверью, еще двое, которым не терпится увидеть сестру, - он указал на дверь, и я заметила, что ручка чуть двигается.
– Входите, проказники, - негромко сказала я, боясь разбудить малышку.
– Где она? Вы уже успели ее назвать? У нее темненькие волосы или светлые, как у меня? – Мэри пока добежала до кровати, успела задать тысячу всевозможных вопросов.
– Нет, без вас мы не решались дать ей имя, - ответила я, смотря то на одного, то на другого. Они сели по обе стороны от меня.
– Я никак не могла уложить их спать, Полка, и мне пришлось сдаться, - Дэйзи в рубашке, укрытая поверх легкой шалью вошла за ними.
– И правильно. Должны же они удостовериться, что малышка с нами, - Витор смотрел на нас с таким обожанием, что мое сердце таяло. Все, что было со мной до этой, настоящей жизни, было репетицией, было какой-то ошибкой, и я не за что бы не вернулась назад.