Подделка настолько очевидна, заключила Мэри, и так мало похожа на Би, что очевидность этого кажется почти преднамеренной — то есть подделка выполнена достаточно хорошо, чтобы обмануть дурака Фергюса, сразу заинтересовавшегося ею, когда ее доставили, и достаточно плохо для того, чтобы послужить сигналом Мэри искать в ней другой, скрытый смысл.
Например, тот смысл, что ее о чем-то предупреждают.
Она заподозрила это с самого первого момента, Когда открыла дверь посыльному, в то время как идиот Фергюс юркнул в чулан с этим своим устрашающих размеров револьвером — на случай, если посыльный окажется переодетым русским шпионом, — предположение, по здравом размышлении, не такое уж безосновательное, так как Би в жизни своей не пользовалась услугами посыльных. Би сама завезла бы книжку, бросив ее в почтовый ящик, когда отвозила бы Бекки в школу. Или перехватила бы Мэри в дамском клубе во вторник, предоставив ей потом тащить книгу домой самостоятельно.
— Можно прочесть записку, Мэри? — спросил Фергюс. — Формальность, конечно, но вы ведь знаете, какие формалисты они все там в Лондоне. Би… Так, значит, это от миссис Ледерер, жены американского джентльмена?
— Да, это от нее, — подтвердила Мэри. Что ж, на мой взгляд, элегантная книжка. И к тому же по-английски. Вид у нее вполне антикварный.
Опытными пальцами он перелистывал книгу, на секунду задерживаясь на карандашных пометках проглядывая на просвет кое-какие страницы.
— Это тысяча шестьсот девяносто восьмой год, — сказала Мэри, указывая на римские цифры.
— Боже мой, вы и в этой белиберде разбираетесь!
— А теперь можно я заберу ее обратно?
Дедушкины часы в прихожей пробили двенадцать. Фергюс и Джорджи сейчас уже, без сомнения, блаженно покоятся в объятиях друг друга. В бесконечные дни своего заточения Мэри наблюдала, как развивается их роман. Сегодня вечером, когда Джорджи спустилась вниз к обеденному столу, по ее сияюще счастливому виду было совершенно ясно, что ее недавно трахали. Через год они образуют еще одну парочку в каком-нибудь подсобном отделе, где, по традиции, властвуют нижние чины — в группах наблюдения, или там, где устанавливают микрофоны, в хозяйственном отделе или отделе перлюстрации. Еще через год, когда, подтасовав сведения о сверхурочных и средствах на бензин, они докажут Фирме, что их дальнейшее проживание за городом нерентабельно, они получат кредит на дом в Ист-Шин, заведут двоих детей, станут достойными претендентами на получение образования для детей за счет Фирмы. «Я начинаю ревновать, как сучка, — подумала Мэри без всякого раскаяния. — Потому что сейчас не имела бы ничего против сама провести часок с Фергюсом». Подняв телефонную трубку, она секунду выждала.
— Куда вы звоните, Мэри? — без промедления отозвался голос Фергюса.
Как бы ни был Фергюс увлечен сейчас любовью, он начеку и готов пресечь любые нежелательные телефонные контакты Мэри.
— Мне одиноко, — ответила Мэри. — Я хочу поболтать с Би Ледерер. Имеете возражения?
— Магнус все еще в Лондоне, Мэри. Задерживается.
— Я знаю, где он. И знаю эту басню. К тому же я уже достаточно взрослая.
— Все это время он регулярно звонил вам по телефону, вы с ним достаточно общались, а через день-два он приедет. Главное управление перехватило его и задержало для инструктирования. Вот и все, что произошло.
— Все в порядке, Фергюс. Я отлично себя чувствую.
— А обычно вы звоните ей так поздно?
— Если оба — и Грант, и Магнус — в отъезде, звоню.
Мэри услышала щелчок, после чего в трубке появился сигнал набора. Она набрала номер и тут же вслед за этим услыхала стоны Би. Опять у нее это дело, жаловалась Би, и такие боли, так ее выворачивает, прямо черт-те что! Зимой ее всегда так прихватывает, особенно когда Грант в отъезде и приходится поститься. Хихикание.
— Черт побери, Мэри, я и вправду не могу без этого жить. Можешь считать меня последней сукой!
— Я получила чудесное длинное письмо от Тома, — сказала Мэри.
Ложь. Письмо она действительно получила, письмо длинное, но отнюдь не чудесное. В письме содержался подробный рассказ о том, как здорово он проводил с дядей Джеком прошлое воскресенье, и рассказ этот заставил Мэри похолодеть.
Би поведала ей, что Бекки обожает Тома.
Прямо-таки до неприличия. Можешь, представить себе, каково будет этим детишкам однажды очнуться от грез и ощутить la différence?[42]
«Да уж, могу, — подумала Мэри. — Всем существом они возненавидят друг друга». Она расспросила Би, как та провела день. «Обычная фигня и мельтешня», — отвечала Би. Должна была встретиться с Кейти Крейн из Кангадского посольства для обычной партии в сквош, но из-за недомогания Би они превратили это в кофепитие. Потом салат в клубе.
— Господи, когда кто-нибудь научит этих паршивых австрияков готовить приличный салат? А завтра днем в посольстве благотворительная лотерея — в пользу контрас Никарагуа. Господи, кому нужны эти контрас?
— Тебе лучше выйти, проветриться и, может быть, чего-нибудь купить себе. Платье, старинную безделушку или что другое.
— Слушай, да я же шевельнуться не могу! Знаешь, что сделал этот недоносок? По пути в аэропорт перевернул «ауди»! Меня лишили машины, лишили нормальной половой жизни!
— Я лучше положу трубку, — сказала Мэри. — У меня предчувствие, что Магнус может, как обычно, позвонить поздно ночью, и, если будет занято, скандала не избежать.
— Да, а как он это воспринял? — рассеянно осведомилась Би. — На грани слез все время или успокоился? Некоторые мужики, по-моему, по отношению к отцам втайне только и испытывают, что желание их кастрировать. Послушала бы ты иной раз Гранта!
— Смогу ответить на твой вопрос, лишь когда он вернется, — сказала Мэри. — До отъезда он со мной и словом не успел перемолвиться.
— Очень убит, да? Вот Гранта ничем не прошибешь, мерзавца!
— Да, поначалу его здорово шарахнуло, — призналась Мэри. — Сейчас, по голосу судя, ему лучше.
Едва она успела положить трубку, как раздался сигнал внутреннего звонка.
— Почему вы не упомянули про ту красивую книжку, что она прислала вам, Мэри? — посетовал Фергюс. — Я думал, вы для этого звоните.
— Я объяснила, почему звоню. Я звонила, потому что мне было одиноко. Би Ледерер только и делает, что шлет мне книги. Для чего, черт возьми, мне упоминать очередную книгу? Для вашего удовольствия?
— Я не хотел обидеть вас, Мэри.
— Она ничего не сказала про книгу, так почему должна говорить я? «Уж слишком я взъерепенилась, — подумала она, мысленно осадив себя. — Так можно заронить в его голову вопросы!» — Послушайте, Фергюс. Я устала и раздражена, понимаете? Оставьте меня в покое и займитесь тем, что у вас вдвоем так хорошо получается.
Она взяла в руки книгу. Ничто другое, ни одна книга в мире не могла бы с такой отчетливостью изобличить отправителя. «De Arte Graphica.[43] Искусство живописи». Автор текста С. А. Френуа. Перевод на английский и предисловие о соотношении слова и образа мистера Драйдена. Она осушила стаканчик виски. Та самая книга. Вне всякого сомнения. Книга, которую Магнус притащил мне в Берлине, когда я еще принадлежала Джеку. Взбежал вприпрыжку по лестнице с этой книгой. Сжимая ее в руке, постучал в обитую железом дверь Особого отдела, служившего нам тогда укрытием. «Эй, Мэри, открой!» Это было еще до того, как мы стали любовниками, до того, как он начал звать меня «Мэбс».
— Слушай, мне надо, чтобы ты выполнила для меня одну срочную работу. Сможешь поставить здесь в переплете ТСС? Сегодня вечером, сможешь? Такой, чтобы туда мог вместиться один листок шифрограммы?
Я изобразила недоумение, потому что флирт между нами уже шел полным ходом. Сделала вид, будто слыхала о ТСС только применительно к номерам дипломатических машин, чтобы заставить Магнуса с самым серьезным видом объяснить мне, что ТСС значит Тайник Секретных Сообщений и что Джек Бразерхуд назвал ее в качестве лучшей кандидатуры для подобного рода работы.
— Мы для передачи сообщений используем книжный магазин, — пояснил Магнус. — Потому что агент наш — любитель антиквариата.
Разведчики его ранга обычно подробностями намеченной операции так щедро не делились.
«А я отодрала форзац, — вспоминала она, тихонько ковыряя переплет. — Соскоблила кусочек картона, почти до самой кожи. Другие стали бы снимать кожаный верх, чтобы проникнуть внутрь с лицевой стороны». Только не Мэри. Для Магнуса должно быть все в полном ажуре. На следующий вечер он пригласил ее пообедать вместе. А еще через день они очутились вместе в постели. Наутро я сказала Джеку о том, что произошло, и он повел себя безукоризненно и великодушно и сказал, что нам обоим очень повезло и что он ретируется, предоставляя нас друг другу, если я так хочу. Я сказала, что хочу. И была так счастлива, что даже поделилась с Джеком одной забавной деталью — сказала, что свела нас с Магнусом книга «De Arte Graphica. Соотношение слова и образа», что неудивительно, если вспомнить, что я страстная поклонница живописи, а Магнус мечтает написать роман-автобиографию.
— Куда это вы, Мэри? — сказал Фергюс, возникая перед ней в темном коридоре.
В руках у нее была книга. Она ткнула ее Фергюсу под нос.
— Не спится. Хочу немного поработать. А вы возвращайтесь к своей милой даме и оставьте меня в покое!
Прикрыв дверь подвала, она быстро прошла к своему рабочему столу. Через считанные минуты в дверь впорхнет Джорджи с чашкой хорошо заваренного чая для меня, чтобы удостовериться, не улизнула ли я куда-нибудь или, чего доброго, не перерезала ли себе вены. Наполнив миску теплой водой, Мэри смочила в ней тряпку и принялась усердно отмачивать форзац. Наконец форзац отстал. Обнажился картон. Взяв скальпель, она стала отдирать его верхний слой. Если б это был старинный картон, вот это была бы работа! Старинный картон делали из настоящей пеньки, которая добывалась из такелажа старых кораблей. Пенька была просмоленной и очень плотной. Для того чтобы снять такой слой, потребовался бы не один час. Но тут она могла быть спокойна. Картон был современный, и крошился он, как сухая земля. Она продолжала удалять верхний слой картона, и вдруг в какой-то момент на обратной стороне кожаного переплета, точно в том же месте, где она устраивала тайник для Магнуса, обнажился листок с сообщением. Разница была лишь в том, что тогда сообщение было закодировано цифрами, сейчас же в глаза ей бросились большие буквы: «Дорогая Мэри». Быстро сунув записку в лифчик, она опять принялась за скальпель и стала удалять остатки форзаца, как если бы и впрямь хотела переплести книгу заново — в кожу, о чем и просила Би.