Возражения Бет не возымели действия. Ночь с Габриэлем оставила Софию в тоске и надежде на продолжение, а ускользающая ангельская плоть, прижимавшаяся к ней вполне по-человечески, каким-то образом убедила в правдивости его слов. Сейчас она ему верила.
— Послушай, — втолковывала она Бет, — я понятия не имею, кем вырастет этот ребенок Я даже не знаю, удастся ли мне его выносить. Черт его знает, наверное, он уже пропитался алкоголем, кокаином и прочей гадостью… Но он говорит, что я не могу причинить ему вреда. Мол, что бы я ни сделала, это ничего не изменит. Сама не знаю, верю ли я во всю эту ерунду про Мессию, но мальчишка вроде как должен сам позаботиться о своей дальнейшей карьере, без моего участия. Но я беременна и уверена, что случилось это не по причине секса. Да, я трахалась с парнем, который время от времени появляется в моей квартире, а иногда на веках. Когда глаза закрою. Понимаю, звучит дико. Но видишь ли, Бет, я не чувствую, что у меня крыша едет. Как ни странно, я не чувствую себя шизанутой. Я устала и злюсь на него за то, что сбежал, и не знаю, как его захомутать, — и хочу ли я его хомутать, тоже вопрос, — но честное слово, я не ощущаю себя сумасшедшей.
Бет собралась было заметить, что приподнятое настроение — классический признак маниакального состояния, но промолчала. София чувствует себя сильной и здоровой, потому что ей так хочется, но через день-два, когда эйфория от нежданного секса сойдет на нет, она опять захлебнется подростковыми страданиями брошенной девочки. Но и это соображение Бет оставила при себе. Она также не упомянула о том, что во время беременности сама вдосталь покачалась на гормональных качелях, в считанные часы, а то и минуты, перелетая из мрака депрессии на свет чистого блаженства.
Однако Бет постаралась вызнать у Софии об ее отношении к этой беременности:
— Ты даже не хочешь попытаться сделать аборт?
— Он сказал, что ничего не получится.
— И ты ему безоговорочно веришь?
— Не знаю, — простонала София.
— Ты хочешь этого ребенка?
— Нет. Не могу сказать, что хочу. Во всяком случае, не так, как ты хотела. Но я уже иначе к этому отношусь, что-то изменилось. Я уже не чувствую, что от меня что-то зависит.
— Ну конечно, не зависит! Все права распоряжаться тобой ты передала этому парню, которого совсем не знаешь. Послушай, София, я пока не разобралась, действительно ли ты веришь в его существование, но ты нашла отличный предлог, чтобы отказаться от всякой ответственности.
— То есть?
— Он сказал, что ты не сможешь сделать аборт, и ты даже не желаешь выяснить, прав он или нет. Он сказал, что тебе придется с этим смириться, и ты, похоже, смирилась. А тебе не приходило в голову, что ты его выдумала, потому что на самом деле хочешь ребенка?
— Да, приходило, нет, не выдумала, — огрызнулась София. — Габриэль существует, в постели он точно был настоящим. И ребенок существует. И отца у него нет, по крайней мере, я не знаю, кто бы это мог быть. Беременеть я тоже не хотела. Все это чистая правда. Верно и то, что я не знаю, как изменить ситуацию. Мне просто придется с этим жить.
— Значит, сдаешься.
— Значит, так Будь у меня выбор…
— У тебя есть выбор, но ты от него отказываешься, — перебила Бет.
— Хорошо, будь у меня выбор, который бы меня устраивал. Но такого нет, и я не знаю, что мне делать, и делаю, что могу. Постараюсь как-нибудь справиться. А куда мне деваться?
Бет не стала дальше расспрашивать, не видя в этом смысла. Внимательно понаблюдав за подругой, она решила, что самое лучшее сейчас — не давить, но и не спускать с нее глаз. Бет не верила в ангельский чин Габриэля, как и не верила, что София беременна Мессией — в ново- или ветхозаветном варианте. Тем не менее София, вопреки ожиданиям Бет, не проявляла особого беспокойства по поводу грядущего материнства. Она уверяла, что не хочет ребенка, но ничего не предпринимала, чтобы избавиться от него. Ее слова и страхи расходились с поступками. С терапевтической точки зрения это означало, что на самом деле София хочет сохранить ребенка. С дружеской точки зрения то же самое с равной вероятностью означало, что София настолько обалдела от случившегося, что никак не может собраться с мыслями и перейти к действиям. Как бы то ни было, она намеревалась оставаться беременной. Отцом ребенка вполне может оказаться Джеймс. Для того чтобы в этом убедиться, надо лишь дождаться анализов и сканирования, которые всех расставят по местам. София утверждала, что последний раз спала с Джеймсом месяца два назад, а то и раньше. Когда установят срок беременности, станет ясно, годится ли Джеймс в отцы. А если не годится, то, значит, тесты, которые София сделала дома, были аберрацией сознания — желаемое она выдала за действительное. Но сегодняшние-то результаты подлинные. А раз так, выходит, что София забеременела от Габриэля, этого человека-невидимки. Правда, обычно аптечный тест столь раннюю беременность не определяет, но бывают и исключения. Человек-ангел, скорее всего, обнаружил способ, как проникнуть в квартиру Софии, и по каким-то своим идиотским соображениям вошел в ее жизнь, забрался в ее постель и — коронный номер — проник в ее мысли. Впрочем, вопрос о биологическом отце не так уж важен — пока. Сейчас Бет больше волновалась за свою бывшую пациентку и нынешнюю подругу, сидевшую на полу у ее ног. София, похоже, чересчур углубилась в свою новую фантазию; если несколько дней назад она паниковала, то теперь явно склонялась к мысли, что ее и впрямь посетил ангел, объявивший Софию новой Матерью Господней.
Именно это обстоятельство не давало покоя Бет, пока она готовила ланч на двоих, взбивала салатный соус с оливковым маслом и чили, жевала печеную картошку, начиненную анчоусами. Этим обстоятельством питался ее живой ум, пока она обсуждала вслух еще не законченный ремонт, спрашивала у Софии совета насчет упражнений для живота, которые ей несомненно понадобятся после родов. Здравый — или, напротив, поврежденный — рассудок подруги был первоочередной заботой Бет, когда они с Софией разбирали одежонку для малышей, складывая вещички в углу спальни, прежде по-стильному пустой. Теперь угол спальни ломился от даров, напоминая детский отдел универмага. И состояние рассудка Софии осталось бы главной проблемой Бет на тот день, если бы она вдруг не почувствовала странную легкость внизу живота, словно вагина вдруг куда-то провалилась, и следом еще более любопытную перемену — отошедшие воды. До обидного тонкая струйка, по сравнению с прорывом шлюза, о котором взахлеб рассказывала Бет родная сестра. Однако этой струи хватило, чтобы слегка обрызгать Софию. Маленькое крещение. Чуть раньше, чем ожидалось. Девочка и мальчик родились крохотными и здоровыми тринадцатью часами позже.
Восемнадцать
Прежде Софии не доводилось присутствовать при родах. Она и на эти не собиралась, но Пит опаздывал к прибытию заторопившихся близнецов, и пока он выезжал из офиса, находившегося за шоссе М-25, и два часа рывками гнал через весь город в лихорадочном потоке машин, держать роженицу за руку выпало Софии. Бет вцепилась в подругу и оторвалась от нее лишь на долю секунды, чтобы съездить по физиономии Питу: а кто, как не он, был главным виновником происходящего. Кровь едва успела прилить к белым отпечаткам пальцев на коже Софии, как снова начались схватки и Бет опять вцепилась в Софию, завывая от боли под команды «Тужься! Дыши!». Как всякая девушка телевизионной эры, София видела великие и ужасные роды в документальном «мыле» и просто «мыле». Но кино не подготовило ее к реальности. Ни к потливому безобразию нескончаемой скручивающей боли (близнецы родились с промежутком в два часа, и после первого ребенка Бет не удалось откинуться на подушки с блаженной материнской улыбкой), ни к чрезмерно разгулявшимся эмоциям, когда крошечная девочка, а за ней еще более крошечный мальчик наконец увидели свет и родильное отделение. Это было ужасно. И вгоняло в трепет. София испугалась.
К тому времени, когда она добралась домой, отменив выход на работу, мимолетный восторг при виде сияния новой жизни затмило стойкое воспоминание о крови, дерьме и слезах. В отличие от Пита и Бет, она не склонялась над новорожденными, сдувая ошметки боли восторженными ахами. Она отправилась домой одна, без ребенка, оправдывающего мучения, и без отца ребенка, уверяющего, что все будет хорошо. Бет беспокойно спала, а Пит стерег новехонькое пополнение в семье. София в такси ежилась от перспективы пройти через все это в одиночку. Да и кто поверит ее россказням, когда через девять месяцев родится ребенок Меньше чем через девять месяцев. Хорошо, если за оставшиеся три четверти года она сумеет убедить хотя бы себя в правдивости этой истории. И ни кротчайшая из акушерок, ни ласковейший из врачей, ни благожелательность полдюжины опытнейших медсестер, видавших тысячи новорожденных, но не утративших энтузиазма, не облегчат ей жизнь, когда придет срок София в одиночку приближалась к событию, к которому большинство людей шествуют парами. В усталом мозгу роились обрывки фраз: возмущенная общественность требовала от правительства встать на защиту семьи и мрачно предрекала ее полный упадок. Под этот аккомпанемент София чувствовала себя абсолютной одиночкой.
Дома ее поджидал Габриэль.
— Ну как прошло?
— Утомительно и страшно. Жутко утомительно и дико страшно.
— Ты была там от начала до конца?
— Если не считать пяти минут, когда выскочила поблевать — вечерний ритуал беременной девушки. А ты где был?
— Но ведь закончилось все просто здорово, правда?
— Ты о чем?
— Разве ты не возликовала, увидев новорожденных?
— Что?
— Ну… растрогалась, разволновалась.
— О, ради бога, — усмехнулась София. — Бет меня поразила. Поначалу она держалась, но потом, когда сообразила, что на первом ребенке дело не закончилось и ей придется начинать все сначала и опять терпеть жуткую боль, она орала часа полтора, умоляя врачей вырвать из нее мальчика, а в самом конце, когда ее зашили, как фаршированную курицу, и отправили спать, вид у нее был — врагу не пожелаешь.