Дорог мне перед иконой
В светлой ризе золотой
Этот яркий воск, возженный
Чьей неведомо рукой.
Знаю я: свеча пылает,
Клир торжественно поет,
Чье-то горе утихает,
Кто-то слезы тихо льет.
Светлый ангел упованья
Пролетает над толпой,
Этих свеч знаменованье
Чую трепетной душой.
Это медный грош вдовицы,
Это лепта бедняка,
Это, может быть, убийцы
Покаянная тоска.
Это светлое мгновенье
В диком мраке и глуши,
Память слез и умиленья
В вечность глянувшей души.
Описывая древний русский монастырь и тот народ, который под сводами его искал утешения от великого русского бедствия – татарского ига, поэт говорит:
И в темных маленьких церквах
Душистый воск горит как жар
Пред образами в жемчугах —
Сердец скорбящих чистый дар.
Человек, который ставит свечу, как будто говорит Богу: пусть горит она пред Тобой тем огнем, которого мне так мало. Пусть заменит она, сияя пред Тобой своим чистым огнем, ту чистоту, которой во мне нет.
Самый материал, который горит в свечах и лампадах, имеет особое высокое значение. Свет в лампадах есть знак милосердия Божия, так как в древности елей возливался на раны для промывания их. А что может быть чище того воска, который отлагает пчела, собрав в хобот свой чистейший сок листьев и цветов! В свечах и лампадах приносится чистейшая жертва Источнику чистоты.
Есть какое-то особое мистическое значение в горящей за душу человека свече, в неугасимо теплимой лампаде. Замечают, что человек, который решил всю жизнь теплить в жертву Богу одну или несколько неугасимых лампад, никогда не останется без куска хлеба, потому что Бог не допустит, чтобы человек, приносящий Ему непреставаемый дар, был бы лишен возможности этот дар продолжать.
Как высок порыв тех людей, которые по смерти своей завещают установить где-нибудь неугасимую лампаду! Через много лет по их смерти, как дар их души, давно отлетевшей от земли, перед излюбленными святынями будет бесстрастным огнем своим теплиться, как тихое сияние давно переставшего биться сердца, зажженная усердием их лампада.
Случалось ли вам в больших или малых городах поздним вечером или ночью видеть сквозь стекла окон тихие огоньки лампад, зажженных перед иконами? Утомленный дневным трудом люди покоятся, поручив этим огням гореть за них пред Богом, как память о Нем, благодарность, молитва.
Гори, лампада!., озаряй
Святых икон киот отрадный
И слабый свет свой проливай
В приют печали беспощадной!..
Пусть отблеск риз сих золотых
Твое сиянье оттеняет,
Пусть разноцветность камней их
Тебя в отлив свой одевает!..
Гори, лампада!.. Озаряй
Моих икон киот священный
И тихим блеском освещай
Приют, святыней осененный…
Особенно трогают огни лампад в убогих лачугах, где для приобретения месячного количества масла людям приходится урезывать и без того скудное свое пропитание.
Бывает, что богатые женщины не удовлетворяются тем, чтобы теплить лампады и свечи перед иконами на свои незаработанные деньги, и исполняют какие-нибудь женские работы, посылают продавать их, и эти-то трудовые деньги и употребляют на масло и свечи.
Иногда перед чтимыми святынями вы увидите поставленное на время паникадило с громадной свечой. Это кто-нибудь для испрошения милости или в благодарность затеплил большую свечу, которая должна гореть, пока вся не выгорит.
Иные, умирая, поручают родным своим поставить за них после похорон своих свечи перед теми святынями, к которым они ходили при жизни молиться.
Задумывались ли вы когда-нибудь во время обедни, глядя на так называемый канунный столик, на котором теплят свечи за упокой отшедших людей? Тихо тающий воск, чуть дрожащие огоньки как-то особенно тепло и трогательно говорят о людях, отлетевших с земли, которых не забыли, о которых молятся, за которых предстательствуют оставшиеся без них и любившие их люди.
Вот замечательная черта из жизни великого старца Серафима Саровского. Он всегда усердно молился за всех христиан, усопших и живых, усилив эти молитвы в последние годы своей жизни. В келье отца Серафима горело много лампад, и особенно много пуков восковых свечей большого и малого размера. Они были поставлены на круглый поднос, и от постоянного их горения в тесной келье была постоянная жара. Отец Серафим сам объяснил значение этих свечей почитателю своему Мотовилову:
– Я имею, как вам известно, много особ, приходящих ко мне и благотворяющих моим сиротам дивеевским. Эти особы приносят мне елей и сами просят помолиться за них. Вот когда я читаю «правило» свое, то и поминаю сначала их единожды. А так как по множеству имен, я не могу повторять их на каждом месте «правила», где следует, – тогда и времени мне не осталось бы на совершение моего «правила», – то я и ставлю эти свечи за них в жертву Богу, за каждого по одной свече, за иных – за несколько человек одну большую свечу, за иных же постоянно теплю лампады. И, где следует на «правиле» поминать их, говорю: «Господи, помяни всех тех людей, рабов Твоих, за их же души возжег Тебе аз, убогий, сии свещи и кадила». А что это не моя, убогого Серафима, человеческая выдумка или так, простое мое усердие, ни на чем не основанное, то я приведу вам в подкрепление слова Божественного Писания. В Библии говорится, что Моисей слышал глас Господа, глаголавшего к нему: «Моисей, скажи брату твоему Аарону, да возжигает перед Мною кадила во дни и ночи, сия бо угодна есть предо Мною и жертва приятна Ми есть». Так вот почему святая Церковь прияла в обычай возжигать в святых храмах и в домах верных христиан кадила или лампады пред иконами.
Рассказывали, что чудотворным образом отец Серафим через эти свечи знал о душевных опасностях, грозивших этим людям, так как тогда та свеча, которую он за эту душу поставил, падала…
В последний день своей жизни – 1 января 1833 года – отец Серафим, отслужив литургию в дорогом ему храме Соловецких чудотворцев, обошел все иконы, прикладываясь ко всякой и ставя свечи.
Люди, восприимчивые к церковным впечатлениям, сами знают, какую отраду производит на душу вид множества зажженных в церкви лампад и теплящихся перед иконами свечей.
В великолепной Афонской часовне во имя Великомученика Пантелеймона в Москве на Никольской, у Лубянских ворот, производят сильное впечатление большие паникадила, в которых горят лампады.
Надо стараться приобретать добрые привычки, и одна из таких необходимых для православного человека привычек – это теплить перед одной из дорогих сердцу икон неугасимую лампаду.
Храм и все, что относится к храму, настолько высоко и свято, что нельзя относиться к этому с недостаточным благоговением. Между тем мы, по легкомыслию и недомыслию людскому, видим постоянное небрежение по отношению к храму.
Там, где присутствует невидимо Бог, где в страхе перед ежедневно возобновляющимся чудом евхаристии ангелы склоняют свои лики, люди смеются, болтают и злословят! Возможно ли предположить, чтобы в ближайшем присутствии земного царя кто-нибудь мог стоять небрежно или болтать со своим соседом? Как же допускать такое вопиющее небрежение в церкви – этом дворце и Престоле живого Бога!
Совершенно неправилен привившийся во многих церквах обычай давать доступ в алтарь почетным прихожанам, которые часто, собравшись компанией из нескольких человек, развлекаются во время богослужения праздными беседами. В алтарь не должен иметь доступ никто, кроме священнослужителей и помогающих при служении, как то: свещеносцев и лиц, разжигающих и подающих кадила. Между тем во многих петербургских соборах образуются целые кружки в несколько десятков лиц, присвоивших себе право стоять в алтаре.
На одной из архиерейских хиротоний довелось мне видеть, как стоявшего на коленях у престола с возложенным на главу его развернутым Евангелием, в сонме архиереев, возлагавших на него руку, во время произнесения слов хиротонии новопосвящаемого окружила густым кольцом целая толпа любопытствующих мирян.
Образовался у нас даже термин, совершенно бессмысленный и совершенно противоцерковный, – «почетные богомольцы». Почетных богомольцев нет и не может быть, как не может быть почетных христиан. Все мы одинаково ничтожны перед величием Божиим, все мы одинаково мелкие пылинки, и всякое отличие, даваемое людям в храме, идет против Бога. Если в храме Христовом нет равенства, то где же оно будет?
Поэтому верх бесчинства позволяют себе такие сварливые люди с более или менее видным положением, которые не представляют себе молитвы иначе, как на особенном, почетном месте. И если кто-нибудь случайно это место займет, грубыми выходками или расталкиванием очищают они себе это место.
Локтями в Царствие Божие не проберешься.
Неправилен также обычай ублажать «почетных прихожан» таким вниманием, как вынос им во время причащения духовенства, через причастника, на подносе просфоры с теплотой. В старое время в Малороссии был еще более неправильный обычай подносить таким прихожанам, во время малого входа, Евангелие для целования.
Великий святитель Иоасаф Белгородский, происходивший сам из высшего малорусского сословия, решительно восстал против такого человекоугодничества в церквах и грозил таким священникам-человекоугодникам гневом Божиим.
В Древней Руси немыслимо было, чтобы православный человек прошел мимо церкви, не сняв перед нею шапки и не осенив себя крестом. Теперь сплошь и рядом вы увидите нарушение этого обычая даже верующими людьми. Безобразно и непростительно. Человек, который не осмелится пройти не только мимо высшего человека, в котором он нуждается, но и перед равным себе, не приветствуя его поклоном, проходит перед местом особого присутствия Божия, ничем не выразив своего уважения к этому месту. Снимать шапку перед храмами и креститься на них нужно внушать детям с раннего возраста.