Идеалы христианской жизни — страница 46 из 101

Многие люди у нас, даже из верующих, вообще сомневаются в личном существовании бесплотных духов того или другого порядка – демонов или ангелов. Но убеждение о существовании их составляло веру всех решительно поколений. Так, у многих народов в их народных сказаниях есть та же легенда, что проникновенно изложил Гете в своем «Фаусте», – легенда о человеке, который продал сатане свою душу за известные земные выгоды.

Один из глубочайших и своеобразнейших русских мыслителей последнего времени, так много сделавший для привлечения внимания общества к религиозным вопросам, до него почти совершенно этим обществом заброшенных, Владимир Сергеевич Соловьев был полон убеждения в личном существовании духов злобы и духов добра, потому что сам он их видел совершенно реально.

Однажды к оптинскому старцу Амвросию пришел священник, который сомневался в личном существовании духов, но не решился высказать старцу своего сомнения. По прозорливости своей, отец Амвросий без слов увидел эти его сомнения и решил на деле убедить священника в том, чего он не мог принять без доказательств.

Отец Амвросий на несколько минут закрыл свои глаза, и тогда священник увидел, что весь воздух келии до тесноты наполнен страшными призраками. Он весь задрожал и похолодел. Сомнению не было места. Отец Амвросий ему тогда сказал:

– Видел?

– Видел, батюшка, – отвечал священник.

И все было сказано.

Духам злобы нечего делать там, где люди исполняют и без того то, что этим духам так желательно: изменяют Богу. Он может с сочувствием смотреть на таких людей, но нет места его работе там, где его работу за него добровольно производят сами люди. Его цель иная. Его цель – оттеснить от Бога людей, которые к Богу тяготеют душой, людей, которые знают сладость духовной жизни, людей, которые могут жизнью своей прославлять Бога и увлекать к Богу иные души. Сокрушить праведника, тонким искушением довести его до соблазна, растлить душу, благоухающую праведностью, довести ее до отчаяния, отвести ее совершенно от Бога и сделать своим игралищем чистое Божие дитя – вот какой целью задается «враг».

Там, где готов вспыхнуть живой очаг веры, пламенеющий костер благодати, там демон употребляет все усилия, чтобы этот костер погасить. И вот почему страшный натиск выносят от демона люди, которые вступают на высшие пути совершенства. Если отшельничество, ведущее к неразрывному, ничем не смущаемому соединению с Богом, к погружению души в существо Божие возводит человека на духовную высоту, сообщает душе благодатную силу, то можно себе представить, как ненавистен должен быть этот путь демону. И мы видим, что нет того подвижника, который, вступая на этот путь, не подвергался бы величайшим нападкам и устрашениям от сатаны.

Великие древние отцы египетских пустынь, наш преподобный Сергий и его последователь великий старец Серафим Саровский – все они терпели лютые нападения. Демон являлся им во всевозможных видах. Им казалось, что келия их рушится, они слышали страшный хохот, рев и вой: «Уходи отсюда». Старца Серафима сатана подымал на высоту и сбрасывал его вниз. По собственному признанию старца, однажды в отместку за душу, которую старец молитвами своими вырвал из его когтей, сатана вырвал из тела старца кусок живого мяса. Эта борьба страшная, всю силу и ужас которой знают только те люди, которые сами ее на себе пронесли.

Наконец дьявол, отовсюду подвижником побежденный, воздвигает на него страшнейшее из испытаний, так называемую «мысленную брань», когда человеку, все для Бога оставившему, начинает казаться, что Бога совершенно нет, и хульные помыслы, один другого ужаснее, овладевают им. Но это последнее из испытаний, и за ним начинается благодатная чудотворная тишина.

Будем верить в наших блюстителей, кротких ангелов, и им доверим защиту нас от нападок общего нашего и их врага.

Научи меня молиться,

Добрый Ангел, научи!

Уст твоих благоуханьем

Чувства черные смягчи;

Да во глубь души проникнут

Солнца вечного лучи,

Да в груди моей забьются

Благодатных слез ключи!

Дай моей молитве крылья!

Дай полет мне в высоту!

Дай мне веры безусловной

Высоту и теплоту!

Неповинных, безответных

Дай младенцев чистоту

И высокую, святую

Нищих духом простоту!

Дай стряхнуть земные узы

С прахом страннических ног,

Дай во мне угаснуть шуму

Битв житейских и тревог.

Да откроется тобою

Мне молитвенный чертог,

Да в одну сольются думу

Смерть, бессмертие и Бог!

Глава IVО посте и милостыне

Пост есть одно из церковных установлений, которое в быту встречает наибольшее противодействие со стороны не только отошедшей от Церкви части населения, но и в среде верующих. Между тем пост имеет чрезвычайно важное влияние как на тело, так и на дух человека.

Если христиане поставили себе образцом, к которому надо стремиться, по которому надо устраивать свою жизнь – Христа Спасителя, то все действия Христовы на земле имеют для христиан особенное значение, и этим действиям, по возможности, должно подражать.

Христос постился, постился необыкновенным образом. В течение сорока дней, приступая к делу Своей проповеди, Христос в Иорданской пустыне ничего не вкушал. И пост прежде всего является подражанием этому первоначальному труду Христову, предпринятому Им на первых шагах Своего спасительного для нас дела.

Тело и дух являются двумя противниками, находящимися в постоянной между собой борьбе, и задача всякого человека – подчинить движения тела руководству и воле духа.

Пост, как средство закаливать волю, ограничение себя в пище и в наслаждениях, знали вообще высшие народности и лучшие люди в этих народностях.

Когда Александру Великому, томившемуся со своим войском жаждой в безводной местности, принесли в шлеме немного мутной воды и он, не желая насытить свою жажду, тогда как войско его должно было продолжать томиться ею, вылил эту воду, с таким трудом добытую, драгоценную в ту минуту, на землю, – он тогда показал замечательный пример поста.

Когда философ равнодушно проходил мимо пира знатного римлянина, равнодушно слушал звуки расслабляющей, к неге зовущей музыки, равнодушно видел венки ярких и благоухающих цветов, украшающих головы пирующих, равнодушно смотрел на этот широкий размах блеска и роскоши и спокойно удалялся в свое скромное жилище, – он совершал в это время подвиг поста.

Выступление Христа на проповеди было предварено появлением проповедника Иоанна Крестителя, который был величайшим постником.

Потрясающ образ этого человека – с лицом, высушенным солнцем, обвеянным ветрами, человека, питавшегося саранчой и диким медом. Его потребности были умалены до чрезвычайности – в предзнаменование того, что на место прежнего счастья, мирского, состоявшего в наслаждении как можно большим количеством благ житейских, является новая жизнь и новое счастье, в которое состав прежнего счастья, языческого, вовсе и не входит: мир духа, счастье природы, ограничившей себя во всем и стремящейся только к истине, к работе для Бога, к сладостному познанию Божества и к подражанию Его совершенствам.

Был замечательный момент, когда с чрезвычайной яркостью, в последних своих выражениях, стояли друг перед другом эти две стихии: стихия самоугождения, бешенства, разгула – и стихия умерщвления плоти для господства духа.

Это было тогда, когда Иоанн Креститель был осужден на казнь Иродом по требованию дочери Иродиады, восхитившей гостей на пире своей пляской и взволновавшей их чувственность.

Бесстрашный пророк, которого, несмотря на все свои отрицательные черты, Ирод уважал, был заключен Иродом в темницу, как можно думать, по требованию Иродиады за постоянное обличение пророком ее беззаконного брака с Иродом. В темнице Ирод навещал Иоанна и беседовал с ним. Казалось, было так далеко до случившейся развязки! Но вот пир, опьянение, порыв распущенной грешной природы, разожженной бесстыдной пляской. И у опившегося, потерявшего волю над собой царя дочь Иродиада по настоянию матери исторгает смертный приговор…

Голова Иоанна отделяется от тела под страшным ударом палача. Ее приносят на блюде к пирующим, и, по преданию, в эту минуту в последний раз разверзаются бесстрашные уста пророка и в последний раз произносят свое постоянное обличение: «Не достоит имети тебе Иродиаду, жену Филиппа, брата твоего».

Смотрите… Вот тут, в этом зале, замершем от ужаса, встретились в столь ярком воплощении две жизненные стихии: потакание себе и безудержное служение страстям, доведшее человека до преступления, которого он не хотел, которому он сам никогда не поверил бы, – и целомудренное, непоколебимое бесстрашие служащего правде человека, приведшее его к гибели, но и в этой внешней гибели одерживающее победу над миром.

Пример Христа и Иоанна Предтечи нашел себе горячих последователей в христианстве, и по сравнению с ликующим язычеством христианство первых веков должно было представляться каким-то общим жизненным постом.

Вместо прежних тонких одежд, великолепных драгоценных украшений христиане одевались скромно, просто. Дорогую обстановку у себя выводили, вместо пиров для знати устраивали трапезы любви для нуждающихся. Скромные в слове, целомудренные в жизни, они не смели роскошествовать в той земле, где понес бедственную жизнь их Бог, и, вступив на путь самоотречения, все более и более ограничивали себя, доходя до жестокости над собой.

Не только христианские мужи, но и женщины христианства доходили до изумительных подвигов самоотречения. Таковы были Мелании и Павлы. Их состояния не поддавались учету, их необъятные имения расположены были в различных частях тогдашнего света, знатность происхождения их сливалась с мифом. А кончали они свою жизнь в какой-нибудь тесной келье, в которой еле можно было выпрямиться.


В прежнее время против поста, установленного Церковью, сильно возражала медицина, утверждая, что пост убивает силы человека. В последнее время указания медицины близко сошлись с требованиями рели