м один, жил в наслаждениях, угождая своему чреву? Не должен ли я разделить великое богатство, посланное мне Богом, с нищими, вдовами, сиротами, странниками и убогими? Всех этих людей Господь на Страшном Суде перед ангелами святыми не постыдится назвать Своими братьями. Какая польза будет в день Страшного Суда от всех моих имений, если их сохраню лишь для себя? Но нужны ли мне там мои имения и земли и мои одежды? Лучше через нищих отдать Богу, как бы взаймы, и Бог никогда не оставит ни жены моей, ни детей моих. Ведь не напрасны слова пророка: “Я был юн и состарился, но не видел праведника оставленным и детей его просящими хлеба”».
И Филарет являлся неистощимым милостивцем, к которому со всех сторон сходились нуждающиеся. Мало-помалу имущество Филарета таяло. Напали на его страну сарацины, увели в плен его стада и много рабов, и остались у него два раба, пара волов, лошадь и корова, дом и одна нива. И Филарет стал сам обрабатывать эту ниву. Потом он отдал своего вола земледельцу, у которого пал его вол; вскоре же этот земледелец выпросил у него и второго вола. Своего коня он отдал воину, который должен был снаряжаться на войну и достать где-нибудь лошадь. Оставались у него корова с теленком, один осел да несколько ульев пчел. Но теленка он отдал одному бедняку, который заявил ему, что желал бы иметь этого теленка, так как дары Филарета обогащают тот дом, куда они внесены. Когда же корова, разлученная со своим теленком, стала жалобно мычать, Филарет отдал тому человеку впридачу и корову. У него сталось только несколько ульев с медом, которым он питал себя и свою семью.
Филарет окончательно обнищал, когда в его город пришли царские посланцы, искавшие невесты для юного императора. Так как дом Филарета, стоявший на горе, отличался своими размерами и красотой, то посланцы изъявили желание остановиться тут. Жители говорили им, что в доме царствует величайшее убожество, но послы настояли на своем.
Жители этого места, узнав, какие гости у Филарета, по собственному почину нанесли ему всего нужного, чтобы приготовить богатую трапезу.
Услышав, что у Филарета есть внучки, посланцы пожелали видеть их. И одна из них, Мария, отличавшаяся необыкновенной красотой, поразила их. Мария была увезена в Константинополь и стала императрицей. Возвысившись через этот брак, получая от царя громадные средства, Филарет продолжал свою деятельность на пользу людей и в глубокой старости достиг мирной кончины. Те золотые слова, которые он говорил, прощаясь со своими домашними, должны стать для всякого священным заветом милосердия.
– Дети мои, – говорил он, – вы видели, какую жизнь я проводил. Я не жил чужим трудом, но сам зарабатывал свой хлеб. Я не превозносился богатством, дарованным мне Богом, избегал гордости, возлюбил смирение. Когда я обнищал, я не скорбел, не хулил Бога, но благодарил Его за то, что Он наказал меня. Потом еще Господь более взыскал меня. Но и тут я не превознесся, а богатства, посланные мне Богом, снова я передал руками убогих Небесному Царю. Так живите и вы. Не дорожите мнимотекущим богатством, но посылайте его в ту страну, куда я сейчас удалюсь. Не забывайте страннолюбия, заступайтесь за вдовиц, помогайте сиротам, навещайте больных и сидящих в темнице, не чуждайтесь общения с Церковью, не присваивайте себе чужого, не обижайте никого, не говорите зла, не радуйтесь бедствиям даже врагов, погребайте мертвых и поминайте их в церквах.
И пример Филаретовой милостыни нашел многих подражателей в Русской земле.
Когда Владимир Равноапостольный принял христианство, из человека дикого нрава он стал кротким, тихим и милосердным.
Глубоко скорбя о прежней нечистой жизни своей, он говорил: «Господи, был я как зверь, жил я по-скотски, но Ты укротил меня, слава Тебе, Боже…»
Жестокий и мстительный в язычестве, Владимир-христианин сделался образцом кротости и любви к ближним. Он не хотел наказывать даже и преступников. Епископы представили ему, что злодейства умножились и строгие меры правосудия необходимы. Вняв их увещеваниям, Владимир стал наказывать преступников, но весьма осторожно и без жестокости.
Бедным и нуждающимся отворен был вход к нему; он щедро раздавал им пищу, одежду, деньги; покоил странников, выкупал должников, невольников и пленникам возвращал свободу. Видя, что больные не в силах приходить к нему за помощью, он приказал развозить по улицам мясо, рыбу, хлеб, овощи, квас и мед. В праздничные дни всегда было у него три трапезы: первая – для митрополита с епископами, иноками и священниками; вторая – для нищих, третья – для самого князя с боярами и дружиной.
В начале XVII века, в царствование Бориса Годунова, разразилось страшное народное бедствие – великий голод.
Весной 1601 года небо омрачилось густой тьмой, дожди лили в течение десяти недель непрестанно, так что жители сельские пришли в ужас: не могли ничем заниматься, ни косить, ни жать; а 15 августа жестокий мороз повредил как зеленому хлебу, так и всем плодам незрелым. Еще в житницах и гумнах находилось немало старого хлеба; но земледельцы, к несчастью, засеяли новым, гнилым, тощим, и не видели всходов ни осенью, ни весной; все истлело и смешалось с землей. Тогда началось бедствие, и вопль голодных встревожил царя. Не только гумна в селах, но и рынки в столице опустели. Борис велел отворить царские житницы в Москве и в других городах, убедил духовенство и вельмож продавать хлебные свои запасы низкой ценой, отворил и казну, раздавал целые кучи серебра народу.
Но это пособие приманило в Москву несметное число нищих, и ужасы голода достигли крайности. По свидетельству современников, люди сделались хуже зверей: оставляли семейства и жен, чтобы не делиться с ними последним куском. Не только грабили, убивали за ломоть хлеба, но и пожирали друг друга. Путешественники боялись хозяев, и гостиницы стали вертепом душегубства: давили, резали сонных для ужасной пищи. Мясо человеческое продавалось в пирогах на рынке. Матери ели трупы своих младенцев… Злодеев казнили, жгли, кидали в воду, но преступления не уменьшались… И в это время другие изверги копили, берегли хлеб в надежде продавать его еще дороже.
Но нашлись и люди сострадательные, готовые жертвовать всем своим достоянием для помощи братьям по человечеству и христианству.
Окрестные жители доселе ходят на могилу праведной боярыни Иулиании, почившей 2 января 1665 года и положенной в селе Лазаревском в четырех верстах от города Мурома. Блаженная Иулиания является ярким примером сердобольной русской женщины, встающей во времена общественных бедствий во весь нравственный рост свой.
Блаженная Иулиания Осоргина, вдова, помещица Муромского округа, при оскудении пищи распродала скот и всю движимость свою и кормила хлебом, купленным по дорогой цене, не только челядь свою, но и всех, просивших у нее милостыни. Когда великая нищета умножилась в доме ее, она собрала своих рабов и сказала им:
– Голод обдержит нас, видите сами. Если кто из вас хочет, пусть идет на свободу и не изнуряется для меня.
Благомыслящие между ними обещали с нею терпеть, а другие отошли. С благословением и молитвой отпустила она их и не держала на них гнева. Оставшимся рабам велела собирать траву лебеду и кору с дерева, называемого илим (вяз), из этих припасов велела готовить хлеб, и тем сама питалась и детей и рабов кормила. И молитвой ее был тот хлеб сладок, и никто в доме ее не изнемогал от голода. Тем хлебом она и нищих питала и, не накормив, никого из дому не отпускала, а нищих в то время было бесчисленное множество.
Соседи говорили нищим:
– Что к Иулиании в дом ходите? Она и сама голодом умирает.
Нищие отвечали:
– Много сел мы обходим, и чистые хлеба собираем, а так всласть не наедаемся, как сладок хлеб у этой доброй вдовы.
И соседи для испытания посылали к ней за хлебом, ели его и дивились, говоря: «Горазды рабы ее печь хлебы», а того не разумели, что молитвой ее хлеб был сладок. Могла бы она умолить Бога, чтобы не оскудевал дом ее, но не противилась смотрению Божию, терпя благодарно и ведая, что терпением приобретается Царствие Небесное. И терпела в той нищете два года: не опечалилась, не смутилась и не изнемогла нищетой, но была еще веселее прежнего.
Вообще древнерусская женщина вся сияла милосердием, всепрощением, кротостью и благочестием.
Вспомним рядом с Иулианией двух русских женщин, из которых одна жила много раньше, а другая – немного позже ее: преподобную Евдокию, великую княгиню московскую, и царицу Анастасию Романовну – первую супругу Иоанна Грозного.
С супругом княгиня Евдокия переживала великое потрясение, которое предшествовало освободительной Куликовской битве. Что чувствовала она, когда в числе дружин своих, при колокольном звоне, с развевающимися знаменами Димитрий выступал из Московского Кремля, выступал, быть может, на победу, быть может, на страшную гибель, за которой могло последовать такое разорение страны, какого не видела Россия и при Батые.
В народных сказаниях увековечена эта пора и сложены стихи, выражающие чувства Евдокии в эти дни. С другими московскими женщинами благоверная великая княгиня помогала русской рати, бившейся на Куликовом поле, своими горячими молитвами, воздвигая небо и московских чудотворцев ополчиться против неверных.
Рано схоронив своего мужа, Евдокия жила подвижницей в честном вдовстве, но скрывала от людей свои подвиги. Имея тело, иссохшее от поста, чтобы прикрыть свою худобу, носила на теле по нескольку одежд, придававших ей вид тучности, и являлась всюду в пышности своего сана. Дети даже стали подозревать ее в вольной жизни. Тогда ей пришлось раскрыть свою тайну. Она позвала старшего сына и, сбросив одежду, показала ему свое иссохшее тело.
Когда она шла уединяться незадолго перед концом в созданном ею Вознесенском монастыре, один нищий-слепец стал просить ее даровать ему зрение. Княгиня украдкой подала ему рукав своей одежды, которым он утер лицо и прозрел.
Короткая жизнь царицы Анастасии Романовны была подобна недолго горящей, но отрадной и прекрасной небесной звезде. В царице Анастасии Романовне были соединены все лучшие качества древнерусской женщины – глубока вера, чудная скромность и целомудрие, задушевная мягкость обращения, глубокая привязанность, трогательная сострадательность, высокое состояние души.