Ко всему этому прибавьте еще цветущую юную красоту Анастасия Романовна принадлежала к числу тех редких женщин, в присутствии которых человек становится чище и лучше. К царице Анастасии можно отнести трогательные слова, сказанные поэтом Тютчевым про императрицу Марию Александровну, супругу царя-освободителя:
Кто б ни был ты, но встретясь с ней —
Душою чистой иль греховной, —
Ты вдруг почувствуешь невольно,
Что есть мир высший, мир духовный.
Царица Анастасия была лучшей представительницей русского терема.
Терем Московской Руси сложился в тяжких обстоятельствах татарщины. Внешняя жизнь была слишком ужасна: постоянные избиения, неуверенность в завтрашнем дне, дикость нравов, павших вследствие общей безотрадной жизни, беспрерывные набеги и постоянные беды, голодовки от засух или наводнений, моровые поветрия…
Жить было тяжело. Хотелось создать себе отрадный уголок, в который бы можно было уходить и отдыхать от ужаса жизни. Таким уголком и явился терем.
Здесь, в недоступной постороннему глазу тишине, в единении с любящей и верной подругой, русский человек находил себе отдых от тягостей внешней жизни, от постоянной борьбы, от разных оскорблений и всяческих испытаний. Здесь запасались будущие русские деятели всеми необходимыми силами для жизни, полной борьбы, лишений и жертв. Действительно, они бесстрашно, стойко и свято умели стоять за родной край и служить родному народу, и это показывает, сколько благих сил было в тереме, этом гнезде русских орлят, и какую мощь вдохнули в них русские женщины той поры, стоявшие, казалось бы, в стороне от общественной жизни.
Одной из этих прекрасных женщин, с прямым, любящим, сильным и терпеливым сердцем, и была царица Анастасия Романовна.
Ее нравственное воздействие на царя Иоанна IV было громадно. Совместная жизнь с нею была лучшей порой царствования Иоанна.
Кроткая Анастасия словно принесла с собой в дар супругу не только счастье, но и славу, удачу, – и все это безвозвратно рухнуло вместе с ее кончиной.
Отрадное тихое семейное счастье, которое давала Иоанну царица Анастасия, так прекрасно сливалось с государственным трудом, с удачливыми предприятиями на пользу России, и вершины своей достигла эта жизнь во время Казанского похода.
Царь имел тут случай доказать Анастасии свою любовь и доверие: отправляясь в поход, он дал ей полную свободу в делах милосердия, дал ей право снимать с людей царскую опалу, давать свободу заключенным.
Когда все уже было изготовлено к походу и царь стал прощаться с царицей, скорбь нежной жены была безгранична. «Уязвися, – говорит современник, – нестерпимою скорбью и не можаша от великия печали стояти и на мног час безгласна быша и плакася горько».
Подобно тому, как благоверная великая княгиня Евдокия сражалась против татар своими молитвами, пока супруг ее, Димитрий Донской, бился на Куликовом поле, так и благоверная царица Анастасия во время Казанского похода поддерживала его русское воинство неотступными своими молитвами.
Ранняя смерть царицы Анастасии была началом нравственного падения Иоанна. Царь чувствовал, что лишается в Анастасии могучей нравственной поддержки, что без нее не хватит ему сил жить так, как он жил при ней.
Несчастный, осиротевший Иоанн на похоронах жены рвал на себе волосы, бился о гроб…
В этот гроб сходила лучшая пора его жизни, все то светлое, что из-под покрова ранних грехов, из души, смятой ранними жестокими разочарованиями, вызвал этот отлетевший в родное небо Ангел Хранитель.
А о том, чем была почившая царица для московского населения, красноречиво свидетельствует краткая заметка летописи о дне ее похорон: не из корысти, а чтоб поплакать над ней и поклониться ей, «вен нищии и убозии со всего града приидоша на погребение, не для милостыни».
Это действительно замечательная похвала почившей.
Русские цари показывали подданным пример милосердия. В священные дни поста и в дни великих праздников цари лично посещали тюрьмы, оделяя колодников милостыней, присылали из дворца для них разговенье.
В царствование царя Алексея Михайловича просиял своим милосердием один из самых сердобольных и трогательных людей – боярин Феодор Ртищев, отличавшийся глубоким образованием и начитанностью. Человек широких взглядов и терпимости, боярин пылал огнем такой любви ко всему страдающему, которая постоянно заставляла его выискивать пищу для удовлетворения позывов его милосердия.
Во второй половине XVI века русская жизнь потерпела сильное экономическое потрясение. При неблагоприятных условиях велась война с Польшей за Малороссию. Голод опустошил деревни и села, сократилось производство хлеба. Пал курс денег, и вследствие этого усилилась до необычайности дороговизна жизни. В это время близко к царю стоял «ближний постельничий» Феодор Михайлович Ртищев – как бы тогдашний министр двора.
Глубокий ум Алексеева царствования, богатого такими умами, человек скромный, любивший делать добро втайне, окруженный уважением и придворного общества, и простонародья, воспитатель царевича Алексея, Ртищев поставил своей задачей служить маленьким людям нуждающейся России.
Если мы с особым вниманием остановились на личности Сергея Александровича Рачинского как ярком представителе богоискательства и служения Богу в высших слоях культурной России, то с таким же вниманием надлежит рассмотреть нравственную личность незабвенного Феодора Михайловича Ртищева как яркого представителя христианского течения в образованных кругах Руси времен первых Романовых.
Ртищев был, при своем обширном, тонком, изобретательном и любознательном уме, человеком редкой души. Прежде всего он интересен в том отношении, что у него совершенно не было никакого самолюбия. Он любил ближних больше, чем самого себя, и себя считал, совершенно серьезно и без всякой рисовки, как бы приставленным ко всякому нуждающемуся человеку, в качестве верного слуги этого человека. Он совершенно не знал чувства обиды, как другие не знают вкуса к вину, и первый шел навстречу тому, кто его обидел, с просьбой простить его и помириться. Для него людское множество не было бездушной массой, на которую знать смотрит свысока. Человек не был для него вещью, и всякий нуждавшийся в нем становился для него особенно значительным и интересным.
Высокое положение его как будто подгоняло его ретивость в творении добра, постоянно держа его в ощущении какой-то совестливости за свое высокое положение и за изобилие своей жизни по сравнению с другими людьми, не имевшими ни этого положения, ни этого изобилия. Но его доброта не действовала какими-то порывами. Он старался выработать постоянные установления, которые вовлекали бы в свой круг все русское множество «труждающихся и обремененных».
Когда царь Алексей двинулся в Польский поход, Ртищев сопровождал его. Здесь, в тылу армии, он насмотрелся на человеческие несчастья, которых не замечает передовая армия, терпящая первый урон, ведущая самоотверженную, но красивую и, так сказать, праздничную деятельность. Сердце Ртищева в эти дни расширилось более, чем когда-нибудь. Страдая ногами, Ртищев с великим трудом мог садиться на лошадь. По дороге он созывал в свою колымагу больных, раненых и пострадавших. Доходило до того, что ему самому порой не оставалось в колымаге места, и он, кое-как влезши на коня, следовал за своим оригинальным лазаретом. В первом же городе он нанимал дом, где помещал всех этих изуродованных, изнуренных и престарелых людей, доставлял для них и врачей, и служителей: «Назиратаев и врачев и кормителей устрояше, во упокоение их и врачевание от имения своего им изнуряя».
Повествователь о жизни Ртищева добавляет тут некоторую трогательную подробность. Для всех этих людей в широком ртищевском денежном мешке была заключена тайная милостыня, данная Ртищеву для них царицей Марией Ильинишной. Более того, по тайному уговору между царицей и ближним постельничим было решено принимать в эти временные военные госпитали также пленных. Так эти два понимавших друг друга человека старой Руси воплотили без шума слово Христово: «Любите враги ваши, добро творите ненавидящим вас».
Эти трогательные истории повторялись и в Ливонский поход царя, когда началась война со Швецией.
Ртищев выказал еще себя большим деятелем в борьбе с другой русской бедой того времени – он ревностно занимался выкупом пленных.
В XVI и XVII веках крымские татары часто нападали на окраинные русские земли и уводили в плен народ тысячами и десятками тысяч. Они их продавали в Турцию и другие страны. Чтобы выкупать пленных, правительство ввело особый налог, который назывался «полоняничные деньги». С татарскими разбойниками были даже договоренные порядки привоза пленников и расценка, по которой пленные выкупались сообразно их положению: за крестьян и их холопов платили по двести пятьдесят рублей с души, за людей высших классов платили тысячи. Но этих «полоняничных» денег на выкуп всех пленных не хватало.
Ртищев свел знакомство с одним купцом, православным греком. Купец был добрый человек, вел торговые дела с магометанским Востоком и любил выкупать пленных христиан. Этому человеку Ртищев вручил семнадцать тысяч рублей, к которым грек приложил и свои деньги. На все эти деньги он и выкупал у татар русских полонянников. Подобно тому, как Ртищев ходил на войне за пленниками, так он и в мирное время облегчал тяжелое положение иностранных пленников, попавших в Россию.
Русская улица XVII века была неказиста как своей неопрятностью, так и своим составом. Тут нищие и калеки, стараясь перекрикивать друг друга, взывали к прохожим о подаянии, а пьяные ползали или в бесчувствии валялись на земле. Ртищев нанимал людей, которые подбирали по улице и больных и пьяных и свозили их в дом, нарочно для этой цели устроенный Ртищевым на его счет. В этом доме больных лечили, пьяных вытрезвляли и, снабдив их необходимым, с миром отпускали домой. Кроме этого дома у Ртищева был другой дом, куда он собирал престарелых, слепых и неизлечимых калек и кормил их на свой счет. Дом этот под именем больницы Феод