«Откуда начну плакати окаяннаго моего жития деяний; кое ли положу, Христе, начало нынешнего рыдания…» И в ответ на этот вопль души клир сокрушенно отвечает: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя».
В вечернем богослужении проносится весть о близком Женихе, Который должен посетить эту ждущую Его душу: «Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, его же обрящет бдяща…» И в конце этих дней покаяния тихая трапеза Христова, вновь и вновь звучащие слова: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое; пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя». И стоит над миром знамение – пронзенный на кресте Христос и льющаяся из язв Его Кровь своим составом входит в тела верующих – чудное обожествление.
Покаявшийся, очистившийся, соединившийся со Христом человек после подвига поста, после радости воскресения Лазаря и торжества Входа в Иерусалим вспоминает последние дни земной жизни Спасителя.
Перед обеднями Страстной недели Церковь спешно проводит перед людьми всю повесть земной жизни Христа, прочитываются все евангелисты. Вспоминается трапеза, за которой усердная жена приготовила Тело Христа к погребению, придя со своим алавастром «мира драгоценного», которого никогда не забудет человечество, роковая сделка с тридцатью серебрениками, Тайная вечеря…
Какая радость для души приобщиться в годовщину того незабвенного дня, когда была установлена святая евхаристия, через пространство скольких веков чувствовать себя званным на эту трапезу, на века и тысячелетия установленную величайшей жертвой Христовой любви!
И вот раздается чтение двенадцати Евангелий среди льющих слезы свечей. Тут собраны последние таинственные речи Христовы и сжато на коротком пространстве все это страдание Богочеловека, Которому внимает душа, «смущаясь и дивясь». И в память об этом часе, когда сердце человеческое сливалось со страдающим сердцем Божества, люди приносят с собой горящие свечи, которые будут потом хранить и зажгут в час разлучения души от тела.
Вынос плащаницы с поминанием о благообразном Иосифе и бдении у гроба Христова. А после субботней обедни, где оглашается слет ангела ко гробу и ризы черные сменяются на белые, – вечер Страстной субботы, полный затаенного ожидания.
Как хороши эти часы в древних городах со священными кремлями, со множеством церквей, среди которых покоится в таинственном сне безмолвно великий Мертвец.
О, пусть пред Ним «молчит всяка плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет…» Вокруг церквей во многих местах устроены помосты, по которым потянутся радостные крестные пасхальные ходы. Улицы пустынны, жизнь затаилась в ожидании там, за стенами домов.
И вот огни в ночи загорелись вокруг храмов, и народ потянулся навстречу воскресающему Христу. В полночь ударили колокола, и с распущенными хоругвями – знаменами победы Христовой – двинулись крестные ходы и вернулись в храм при пении слов, которые бы хотелось повторять без конца, без конца, в которых заключены все обещания и вся благодать дел Христовых: «Христос воскресе из мертвых».
В конце пасхальной заутрени поются проникновенные слова: «Плотню уснув, яко мертв, Царю и Господи, тридневен воскресл еси, Адама воздвиг от тли и упразднив смерть… Пасха нетления миру спасение».
Эти последние слова какой-то спиралью поднимаются в купол и падают оттуда на народ. Они говорят об одной из тайн жизни Христовой, об изменении плоти Христовой. Сорок дней по воскресении до вознесения на небо Господь плотью был в особом состоянии, когда проходил телом сквозь закрытые двери, но в то же время ел перед учениками и давал осязать раны Свои Фоме.
Один воронежский богомолец, стоя во время заутрени в алтаре при служении великого подвижника, архиепископа Антония, видел, как при пении слов «Плотию уснув», преосвященный весь изменился, словно плоть его исчезла, утончилась, и он стал весь прозрачный…
Жаль, что крестные пасхальные ходы, положенные во всю Пасхальную неделю, не принимают у нас такого размера, какой они могли и должны были бы принять. Потрясающее впечатление на верующих и неверующих производили бы они, если бы по главным улицам города проходило, объединившись, все градское духовенство с хоругвями всех городских церквей и с общим пением всех церковных хоров и народа, – какое торжество Христовой победы!
И вот Вознесение, в котором чувство радости за Христа, вознесшегося в Отчую славу после Своего земного унижения, смешивается с тайной грустью, что Он отделился от земли после тридцатитрехлетней на ней жизни.
Но ведь нам остается Его Евангелие, нам остается жизненный поток Его Крови, не текший по земле в те дни, когда Он ходил по ней, благовествуя. Нам остается Его чудное обетование: «Не оставлю вас сиры, приду к вам…»
Троицын день, когда Творцу приносятся в дар первые произрастания весны, зелень и цветы, и в трех коленопреклоненных молитвах испрашивается наитие Святого Духа… И круг годовых христианских воспоминаний заключен.
Остается лишь праздник Успения, как бы последняя высшая ступень этих воспоминаний.
В большинстве русских городов соборные храмы посвящены этому празднику, и народное усердие к этому дню выражает всю веру народную в то, что призванная к Царствию Небесному Богоматерь еще ближе стала ко всему человечеству.
Какой трепет охватывает душу, когда в Киево-Печерской лавре, строенной на чудесах, вы подходите к спускаемой после литургии от Царских врат на аналой небольшой иконе Успения! Ее Богоматерь передала во Влахерне братьям-зодчим, которых договорила строить Ей в России великую церковь.
В передаче этой иконы Она выразила Свое благоволение и обещание заступничества всей Русской земле. Так понятны сердцу и будят его раздающиеся перед иконой слова акафиста: «Радуйся, Обрадованная, во успении Своем нас не оставляющая».
Отдельным воспоминанием, не связанным с последовательной цепью евангельских событий, является праздник Воздвижения Креста Господня – прославление орудия нашего спасения.
К этому дню в нашем климате еще достаивают последние осенние цветы. Из них вьют венки ко кресту… При перезвоне и при погребальном напеве «Святый Боже» крест после Великого славословия выносят на середину храма.
В кафедральных соборах происходит величественный обряд – воздвижение креста. Архиерей стоит на своей кафедре, держа на голове крест. Протодиакон произносит четыре прошения, оканчивающиеся словами «рцем вен», на которые следует громовой ответ хора: «Господи, помилуй!..» И тогда архиерей медленно на руках духовенства преклоняет колени, а хор продолжает свое пение, от громовых раскатов понижая голос, и доходит до еле слышного по храму шепота, когда архиерей опустится к земле. Затем при постепенном подымании архиерея хор постепенно прибывает в силе, заканчивая слова громовыми раскатами «Господи, помилуй!» – когда архиерей, поднявшись, осеняет народ. И так четыре раза.
Это все необыкновенно красиво.
Глава VIО молитве
Молитва есть возвышение души человеческой к Богу, устремление к небу, стояние пред Ним с таким чувством, как будто Бог перед человеком находится, откровение пред Богом своих мыслей, чувств и желаний, живая просьба о том, что человеку важно и нужно, и, наконец, – это бывает в случаях чудотворений – в дерзновении веры пользование силами вседержительства Божия для получения желаемого.
Виды молитвы чрезвычайно разнообразны, как разнообразны движения души человеческой.
Начиная от молитвы школьника, который желает получить хорошую отметку за сегодняшний урок, и до немого славословия великого пустынножителя, который, выйдя из своей пещеры в звездную ночь, подняв к небу благодарный взор, окруженный этой картиной, где в одну красоту слились беспредельная пустыня и сияющий небесный свод, струит пред Богом благоухание своих вечно юных свежих восторженных чувств, – все это будет молитва. Но какое разнообразие в этом содержании и выражении молитвы!
Тот всегда пребывает в молитвенном духе, черпая в нем неизъяснимое счастье и покой, кто чувствует свою во всем от Бога зависимость и жаждет, чтобы во всякую минуту его жизни было ему ясно, что все – горе и радость, удачи и испытания – подает ему непосредственно Сам Бог.
В жизни тех людей, которых по преимуществу можно назвать Божиими детьми, всякий проницательный наблюдатель различит одно обстоятельство. Все главное в жизни этим людям достается по упорной молитве: Господь показывает, что Он и только Он всем их снабжает, обо всем в их жизни промышляет.
Так, пока сверстники отрока Варфоломея, будущего преподобного Сергия Радонежского, легко усваивали себе грамоту, Варфоломей, несмотря ни на какие старания, сколько ни мучился, не мог одолеть книжной премудрости. Горячо он молился Богу, и Господь через явленного ангела послал ему великую премудрость.
И в миру мы постоянно видим людей, которым все, чего они в жизни желают, достается путем больших усилий и неотступных молитв.
Сколько, например, молодых девушек выходит замуж чрезвычайно легко, едва окончив образование или даже до окончания его; встречают своих суженых в самых необыкновенных обстоятельствах, среди ряда неожиданностей.
Бывает иначе. Бывает так, что девушка, выдающаяся и красотой, и умом, и образованием, мечтающая – как мечтает всякая нормальная женская душа – о семейном очаге, по каким-то необъяснимым причинам не может сыскать себе, как говорится, судьбы. Происходит что-то житейски непонятное и необъяснимое.
Она нравится, производит сильное впечатление, о ней мечтают, а между тем она еще продолжает жить в одиночестве, тогда как у ее подруг, гораздо менее, чем она, интересных, давно многочисленная семья. Или люди, которым она сочувствует и которые ей сочувствуют, умирают, или их каким-нибудь образом отбрасывает от нее судьба. Или те люди, которые о ней думают и о которых она в свою очередь думает, не смеют сказать ей слов признания, как она не смеет ободрить их.
Как много на этой почве происходит невидных драм женской души!
И вот тут остается два исхода: или примириться с мыслью, что мирское счастье не для нее, и сосредоточить жизнь свою в Боге, или вымаливать себе это счастье.