Высшая молитва есть то чувство к Богу и та молитва, когда у Бога уже ничего не просят, а только ему удивляются, преклоняются и благоговеют перед Его святыней. Душа может достичь той остроты ощущения Божией мудрости и благости, что из глаз от простого взгляда на окружающую человека природу, на звездное небо и на тихую струю реки, на распускающуюся зелень деревьев будут литься благодатные слезы.
Если из меня не выходят молитвенные слова, но, пораженный видом безбрежного моря или подымающейся к небу непорочной горной вершины, я живо почувствую Того, Кто измыслил и воплотил эту красоту, – я уже тогда молюсь. Если слух мой наслаждается гармонией звуков, и в том высоком состоянии, в которое музыка повергает человека, любящего музыку, я вспоминаю о Боге и, потрясенная слушанием этой красоты, душа моя преклонится перед Ним – я уже тогда молюсь. Если я услышу радостную для себя нежданную весть и, не крестясь и не произнося еще имени Божия, я ощущаю всей моей душой, что совершившееся есть Его благодеяние, – я уже тогда молюсь.
Но высшая из молитв будет та, чтобы слиться с Богом, исчезнуть в Нем, как бы прекратить свое личное существование, став в такое положение, чтобы Он был единой целью жизни, воздухом, которым дышишь, небом, на которое смотришь.
Велики молитвы молящихся, смиренно и сыновне испрашивающих у Бога того, что дает Бог людям. Но что может быть выше, чище молитвы Златоустовой, молитвы Сергиевой, молитвы Серафимовой?
О, дай нам хотя бы временами любить Тебя так, как любили Тебя эти люди, все Тебе отдавшие и ничего на земле от Тебя не ждавшие, искавшие только одной чести пронести на себе по земле тот крест, под которым сгибался когда-то Ты, нести безропотно Твою муку, искавшие Тебя прославить на земле и обрести Тебя в небе!
Высший род молитвы, молитвы таинственной, не всем доступной, открывающей новые миры, есть молитва Иисусова.
Одного подвижника в предсмертном состоянии, когда он с трудом еле мог выговаривать слова, спросили, действует ли в нем молитва. Он сделал тогда движение от головы к сердцу и тихо произнес: «Течет…»
Иисусова молитва есть такое таинство высшей молитвы, по которому молитва, вселяясь в сердце человека, как бы воспринимает в нем собственную жизнь и действует даже вне сознания человека, в бодрственном и сонном состоянии, исторгая и во время сна из груди глубокие молитвенные вздохи. Иисусова молитва является тем благодатным состоянием, на котором исполнились в полном смысле слова столь, казалось бы, трудно исполнимой заповеди апостола: «Непрестанно молитеся».
Начало делания Иисусовой молитвы можно видеть в исполнении хотя бы совета старца Серафима Саровского во всякую свободную минуту произносить слова Иисусовой молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Однако можно годами и десятилетиями со вниманием совершать эту молитву, но не достигнуть вовсе ее даров. Прохождение молитвы Иисусовой требует особых приемов.
Требуется полное спокойствие духа, тишина вокруг, известное спокойное положение тела, дающее возможность всецело погрузиться в молитву.
Один из замечательных монастырских старцев последнего времени, отец Иона, основатель Киевского Троицкого монастыря, раздавал старшим инокам, которым советовал заниматься Иисусовой молитвой, табуретки известной высоты, сидя на которых им удобно было сосредоточиться.
Симеон Новый Богослов пишет: «Сядь безмолвно и уединенно, преклони главу, закрой глаза; потише дыши, воображением смотри внутрь сердца, своди ум, то есть мысль, из головы в сердце. При дышании говори: “Господи Иисусе Христе, помилуй мя” – тихо устами или одним умом. Старайся отгонять помыслы, имей спокойное терпение и чаще повторяй сие занятие».
Уединенная жизнь или, по крайней мере, возможность проводить в безусловном, ничем не нарушаемом уединении время, нужное для прохождения Иисусовой молитвы, составляет необходимое для нее условие.
Вначале дело обыкновенно идет как будто успешно. Потом часто чувствуют большую тягость, лень, скуку, одолевающий сон; и разные помыслы надвигаются тучей. Это война против делателя «умной» молитвы темного мира, которому ничто в человеке так не страшно, как сердечная молитва; и потому он всячески старается помешать молитвеннику и отвратить его от изучения молитвы.
По совету опытных людей, в первое время надо положить себе совершать сначала по три тысячи молитв: стоя ли, сидя ли, при ходьбе ли или лежа, беспрестанно говорить: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» – негромко и поспешно.
В течение нескольких дней это бывает трудновато; а потом сделается столь легким и желательным, что, когда не произносишь молитвы, является какое-то внутреннее желание, чтобы опять творить Иисусову молитву.
Тогда хорошо перейти к совершению ежедневно шести тысяч молитв… И тут человек настолько втягивается в эти молитвы, что если и на краткое время перестает ее творить, то чувствует, как бы чего-то ему не достает; начнет молитву – и опять в ту же минуту сделается легко и отрадно. Когда встретится с кем-нибудь, то и говорить ему неохота, и все хочется быть в уединении да творить молитву; так он привык к ней в неделю.
Дальше с помощью Божией можно решиться на произнесение ежедневно двенадцати тысяч молитв, для чего надобно особенно строго держаться уединения, вставать пораньше и ложиться попозднее. По признанию делателей «умной» молитвы, на первый день едва успеешь окончить это двенадцатитысячное «правило». Сперва чувствуется при беспрестанном выговаривании молитвы усталость или как бы одеревенение языка и какая-то связанность в челюстях, приятная, впрочем, потом легкая и тонкая боль в небе, далее ощущается иногда небольшая боль в большом пальце левой руки от долгого перебирания четками и воспламенение всей кисти, простирающееся по локоть и производящее приятнейшее ощущение. И все это вместе как бы возбуждает и понуждает к большему творению молитвы.
И вот начинаются первые благодатные ощущения. Утром сама молитва как бы будит человека. Он начинает читать утренние молитвы, но языку трудно их выговаривать, есть великое стремление творить Иисусову молитву. И когда она начинается, как становится легко, отрадно, и язык, и уста сами собой, без побуждения человека, выговаривают святые слова. Весь день проходит в радости…
И в таком уже состоянии можно творить Иисусову молитву без счисления.
А там счастье, которое дает душе состояние Иисусовой молитвы. Признается так один благочестивый странник, научившийся от одного пустынника Иисусовой молитве: «Я все лето провел в беспрестанной устной Иисусовой молитве и был очень покоен. Во сне часто грезилось, что творю молитву. А в день, если случилось с кем встретиться, то все без изъятия представлялись мне так любезны, как бы родные, хотя и не говорили с ними. Помыслы сами собой совсем стихли, и ни о чем я не думал, кроме молитвы, к слушанию которой начал склоняться ум, а сердце само собой по временам начало ощущать теплоту и какую-то приятность. Когда случилось приходить в церковь, то длинная пустынная служба казалась краткой и уж не была утомительна для сил, как прежде. Уединенный шалаш мой представлялся мне великолепным чертогом, и я не знал, как благодарить Бога.
Вот теперь так и хожу да беспрестанно творю Иисусову молитву, которая мне драгоценнее и слаще всего в свете. Иду иногда верст по семидесяти и более в день – и не чувствую, что иду, а чувствую только, что творю молитву. Когда сильный холод прохватит меня, я начну напряженнее говорить молитву, и скоро весь согреюсь. Если голод меня начнет одолевать, я стану чаще призывать имя Иисуса Христа и забуду, что хотел есть. Когда сделаюсь болен, начнет ломать в спине и ногах – стану внимать молитве – и боли не слышу. Кто когда оскорбит меня, я только вспомню, как насладительна Иисусова молитва, – тут же оскорбление и сердитость пройдут, и все забуду. Сделался я какой-то полоумный, нет у меня ни о чем заботы, ничто меня не занимает, ни на что бы суетливое не глядел и был бы все один в уединении; только по привычке одного и хочется, чтобы беспрестанно творить молитву, и когда ею занимаюсь, то мне бывает очень весело. Бог знает, что такое со мною делается. Долго я странствовал по разным местам с сопутствовавшей мне Иисусовой молитвой, которая ободряла и утешала меня во всех путях, при всех встречах и случаях. Наконец стал я чувствовать, что мне надо искать удобнейшего уединения. Я пошел в сибирские страны, к святителю Иннокентию Иркутскому, с тем намерением, что по лесам и степям сибирским мне идти будет безмолвнее, следовательнно, и заниматься молитвой и чтением удобнее. Так я и шел да беспрестанно творил устную молитву. Наконец через непродолжительное время почувствовал, что молитва сама собой начала как-то переходить в сердце, то есть сердце при обыкновенном своем биении начало как бы заговаривать внутри себя молитвенные слова за каждым своим ударом: 1) Господи, 2) Иисусе, 3) Христе, и прочее. Я перестал устами говорить молитву и начал с прилежанием слушать, как говорит сердце; а притом как бы и глазами начал внутрь его смотреть, помня, как толковал мне покойный старец, как это было приятно. Потом начал ощущать тонкую боль в сердце, а в мыслях такую любовь к Иисусу Христу, что, казалось, что если бы Его где увидел, то так и кинулся бы к ногам Его и не выпустил бы их из рук своих, сладко лобызая и слезно благодаря, что Он такое утешение о имени Своем подает, по милости и любви Своей, недостойному и грешному созданию Своему».
Далее начало являться какое-то благотворное растепливание в сердце, и эта теплота простиралась и по всей груди. Но он пошел и еще выше.
«Прежде всего я приступил к отыскиванию места сердечного по наставлению Симеона Нового Богослова. Закрыв глаза, смотрел умом, то есть воображением, в сердце, желая представить себе, как оно есть в левой половине груди, и внимательно слушал его биение. Так занимался я сперва по получасу несколько раз в день; вначале ничего не примечал, кроме темноты; потом в скором времени начало представляться сердце и означаться движение в оном; далее я начал вводить и изводить Иисусову молитву вместе с дыханием в сердце, то есть втягивая в себя воздух, с умственным смотрением в сердце, воображал и говорил: “Господи Иисусе Христе”, а с испущением из себя воздуха: “помилуй мя”. Сперва я сим заним