Еще правильнее обычай ознаменовывать свой праздник каким-нибудь богомольем.
Особенно когда душа ранена и болит, когда вы находитесь в дальней разлуке с любимыми вами людьми, когда вас волнует какое-нибудь глубокое и длительное душевное волнение, – тогда праздничная суета для вас совершенно нестерпима, и вас тянет куда-нибудь вдаль, подальше от обычной обстановки, подальше от этого праздничного размаха, который вас только оскорбляет и мучит.
Я знал двух двоюродных сестер, которые разом переживали сильное горе. Одна потеряла свою любимую мать, с которой жила душа в душу и исчезновение которой оставило незаполнимую пустоту в ее жизни. Другая любила одного человека, которого хотела считать своим женихом, но родители ее не дали согласия на этот брак, и поэтому положение было невыносимое, натянутое и мучительное.
Молодой человек этот в то время находился за границей, и они были в ежедневной переписке. Родня их жила шумно и весело, и праздник в их душевном состоянии представлялся им пыткой.
Слыша от своих знакомых, как хорошо зимой в Сарове и Дивееве у преподобного Серафима, они обе решились уехать от Нового года в Саров. Дня за два до Нового года они выехали из Петербурга в Москву и вечером под Новый год выехали из Москвы в Нижний.
Устав за день, они в своем отделении спокойно улеглись спать в десять часов и были в забытьи в ту пору, как там, в шумном Петербурге, под звон бокалов и плеск шампанского люди говорили друг другу избитые фразы о новом счастье.
В день Нового года они пересекли в предрассветной темноте на санях Оку, сели на арзамасский поезд и весь день 1 января ехали в возке от Арзамаса до Дивеева, куда приехали к вечеру и отстояли торжественную всенощную, так как другой день, 2 января, был день преставления великого старца Серафима. В Саров они попали к поздней обедне, посетили все места, ознаменованные подвигами старца, ночевали там ночь, купались в целебном источнике старца Серафима, вернулись в Дивеев и прожили там до вечера Крещения.
Осиротевшая дочь нашла там утоление своей скорби и вернулась оттуда ожившей, а невеста дала обет: если свадьба ее состоится, быть у старца с благодарностью вместе со своим женихом… Все вскоре устроилось к лучшему.
Как вот такое провождение праздника разнится от той совершенно не соответствующей христианскому достоинству встречи Нового года, какая теперь вошла в моду. Слава Богу, верные Церкви люди стоят в этот час в храме за вновь введенным молебном. А иные сидят в ресторане часов с десяти среди хлопанья винных пробок под звуки разнеживающего оркестра и при бое двенадцати часов с громкими пожеланиями друг другу чокаются бокалами. Встретят Новый год, не перекрестив даже лба. Конечно, бывает тут и не без скандалов.
А там, в глубине России, тихие проселки с непорочным белым снегом поведут вас под раскидистые ели, опушенные сверкающим инеем, словно все осеребренные, и луна польет на них свой синий блеск, и из чащи леса, чудится вам, сейчас выйдет тяжелой поступью своей медведь, и старец с небесным огнем в голубых глазах протянет дикому гостю насущный кусок хлеба.
Как хорошо!.. И как хорошо то, что наступление Нового года связано с памятью великого чудотворца, помощника и благодетеля старца Серафима, что, думая и о духовных нуждах своих и о хлебе насущном, можно в день Нового года воскликнуть ему, открывающему собой круг святых воспоминаний: «Старец Серафим, и дикий зверь имел у тебя трапезу свою – питай и меня, раба твоего…»
. . . . . . . . . .
Вообще, нам не следует изменять древнему святому и мудрому обычаю наших предков и совершать по возможности частые богомолья.
Именно тут мы соприкасаемся со струей духовной жизни народа. Тут, среди этой простой пламенеющей веры, можем воспламенить свои косные сердца. Тут можем встретить мы разных Божиих людей, начиная от монастырских старцев с благодатными дарами и кончая теми перехожими людьми – богомольцами, среди которых есть великие и близкие Богу души.
Важно, чтобы родители брали с собой детей на богомолье и чтобы угодники, к которым возят детей, были бы для них не какими-то отвлеченными понятиями, а становились живыми, ласковыми, сочувствующими, обещающими и исполняющими свои обещания людьми.
Есть вещи, против которых иногда возражает ум, но к которым тянет сердце. В наше время, время многих измен прежнему, все же по духовному наследию, невольно нами воспринятому от отцов, многое то, что нравилось и привлекало их, нравится и привлекает и нас вопреки отрицающему уму.
Как отрадно, например, чувствует себя душа в тех местах, где есть чудотворные колодцы, как успокоительно действует мягкий всплеск воды и чистые струи, в которые Богу угодно было вложить Свою непостижимую исцеляющую и укрепляющую силу…
Выше было говорено о той отраде, которую дает душе уединенная молитва в будни – в темноте зимней ранней обедни. Совершенно другое впечатление оказывает на душу участие в общенародных торжествах.
Что за счастье, например, смотреть на великолепные торжества московских крестных ходов, где церковь земная является венчанной, украшенной, превознесенной.
Под громкие распевы молитв могучего хора медленно движется торжественное шествие, и впереди его громадный, несомый на носилках фонарь с горящей свечой, изображающий собой храм. Затем тянется целый лес хоругвей: одни легкие, другие еле сдерживаемые сильными хоругвеносцами, тяжело колыхающиеся на своих крепких древках. Сияют на солнце святые лики, тяжело и звучно звенят металлические привесы. Прославленные чудесами иконы, некоторые громадного размера, словно плывут в воздухе над толпой, высоко поднятые от земли на носилках.
А затем в торжественных ризах светлый блестящий сонм духовенства. И чувствует душа, что над этими видимыми церквами воздвиглась Церковь Небесная, и над этим земным крестным ходом развертывается другое чудное шествие. И над знакомыми местами идут крестным ходом вставшие из драгоценных рак своих московские чудотворцы с былым московским духовенством, с былым московским народом.
А какая радость душе присутствовать при открытии мощей, какое счастье видеть всколыхнувшийся под влиянием этого события народ, видеть эти текущие со всех сторон народные волны, слышать о постоянно происходящих у места погребения праведника чудесах, слышать последние заупокойные богослужения, совершаемые по нем, его родителям, людям, имевшим к нему отношение в земной жизни, и, наконец, в вечернем богослужении видеть, как из недр земли, словно восходящее над землей светило, износится гроб с мощами, скрывающими в себе животворную силу; слышать эти дивные слова величания, которых нельзя вдосталь наслушаться. И на другой день идти за ракой в торжественном крестном ходе после литургии, когда из среды народа, рвущегося к святыне, раздаются молитвенные вопли и громкий плач и на раку летят градом усердные дары – полотна, платки, шелка и деньги; и чувствовать во всем близость неба, на несколько часов опустившегося на землю.
Все такие православные впечатления поддерживают веру, питают дух и дают почувствовать ту область, в которую будет поглощена душа в будущем веке…
Глава IIIОтношение человека к Богу
Каково наше отношение к Богу?
Если хорошенько вдуматься в этот вопрос, то ответ на него придется дать ужасный: никакого.
В самом деле, у многих людей – даже из тех, которые считают себя христианами, – отношение к Богу совершенно безразличное. Мы о Боге не думаем. Мы Его не чувствуем. Мы живем как бы вне Бога, вне Его заповедей. Не у Него ищем вдохновения и помощи. Не к Нему несутся наши чувства. И главная беда в нашей жизни именно оттого и происходит, что мы не имеем к Богу отношения личного.
Личное отношение к Богу состоит в том, чтобы уметь представить Его себе реально, как представляли Его себе те подвижники, которые, не видя, видели Его, не слыша, слышали, в противоположность тем Христовым современникам, которые и видя Его – не видели Его, и слыша Его – не слышали.
Отношение наше ко Христу должно начаться с мысли о Пресвятой Деве. Мы должны полюбить эту чудную Отроковицу, трепетно проследить Ее детские годы, стоять при Ней, когда среди дев, увенчанных цветами, Она была приведена в храм Иерусалимский. Мы должны сторожить слет к Ней в тихий Назарет архангела Гавриила с чудной вестью о воплощении через Нее Спасителя мира и затем ожидать рождения Христа.
Мы не хотим вдуматься, мы не хотим всмотреться, мы не хотим почувствовать… Мы не допускаем, чтобы поэзия святой Вифлеемской ночи овладела нашей душой.
Надо выкинуть из души все наносное, темное, ненужное и дать ярко сиять в этой душе чудным лучам звезды Вифлеемской… С восторгом, благоговейным изумлением всматриваться в нее; в простоте душевной вифлеемских пастырей смирить перед Христом-Младенцем свою земную мудрость, как смирились перед Ним поклонившиеся со своими дарами волхвы.
И пусть чувство благоговения смешивается в нас с чувством жгучей жалости к этому Младенцу, Который оставил вековечный Престол небес для того, чтобы принять тягчайшую судьбу, которая когда-либо выпадала на долю жителей земли.
С этой жалостью следит за Его детством в убожестве, когда трудов усердной Матери и старого плотника Иосифа не хватало, быть может, для поддержания скудного хозяйства. С благоговейным ужасом видеть сорокадневный пост в пустыне и искушения от дьявола. С замиранием сердца ходить за Ним в зной и непогоду по каменистым дорогам Иудеи, не зная, какой приют после трудового дня предложит суровая ночь. Дрожать за Него душой, видя распаляющуюся вокруг Него ненависть. Ожидать козней против Него. Слышать звон ужасных тридцати сребреников. Слышать треск факелов, горящих в сосредоточенной тишине Гефсиманского сада. Присутствовать при допросе, бичевании, заушении и поругании Царя Небесного. Внимать разъяренным воплям толпы: «Распни, распни Его». Слышать звуки молота по гвоздям, пробивающим руки и ноги краснейшего из сынов человеческих. В отчаянии сжимать руки над мертвенной плотью Того, Кто был сама жизнь, источник и возобновление жизни… Вот что может приблизить нас ко Христу и дать нам ясное ощущение Его бытия.