С лицами, которых он искал, он был удивительно слащав, льстил им, как только мог; с лицами, которые ему были не нужны, относился с хамоватой самоуверенностью; к лицам, которые в нем нуждались, был груб и высокомерен.
Между тем у нас должно быть только два тона, два отношения: сыновне-рабское, восторженное, благоговейное отношение ко Христу и ровное, мягкое, чуждое заискивания с одной стороны, наглости и высокомерия с другой – по отношению безразлично всех людей.
Есть в Англии высокое понятие, которое в России понимается совершенно иначе, чем в этой стране замечательной выработки характера. Это понятие «джентльмен». Английский джентльмен – человек, который сознательно не сделает другому ничего, что могло бы этого другого задеть, причинить ему какой-нибудь вред или неприятность. Наоборот, этот человек всякому сделает все, что может, и в той мере, как может.
Вот в этом понятии джентльменства заключаются, конечно, истинно христианские отношения к людям. Встретиться с человеком для того, чтобы оказать ему, хотя бы стесняя себя, помощь и сочувствие; а если не сделать ему услуги, то по крайней мере ласково и с расположением посмотреть на него – вот поведение истинного джентльмена.
И англичанин вернется, спеша куда-нибудь, со своей дороги, чтобы показать дорогу вам – заезжему иностранцу; будет долго стоять и давать вам те объяснения, которые вы у него спросите, примет на себя хлопоты по сдаче багажа встречной дамы – одним словом, как говорится, разорвется, чтобы вам услужить.
И будь вы богаты, знатны, красивы и интересны или будь вы плохи, бедны, никому не нужны – обращение его с вами будет одинаково ровно и приятно.
Часто добро, которое мы оказываем людям, требует от нас подвига, требует напряжения всех наших сил, требует того, чтобы мы себя чего-нибудь для этих людей лишали. Но добрый человек, кроме этого трудно исполнимого добра, найдет множество случаев применить свою доброту там, где эта доброта, принеся человеку весьма существенную пользу, не потребует от него никакой работы, никаких лишений.
Мы услышали о каком-нибудь очень выгодном предприятии, в которое сами, может быть, не могли вступить, и рассказали об этом предприятии человеку, который обладает достаточными для него средствами, – вот мы и помогли человеку, нисколько для того не потрудившись.
Есть ли какая-нибудь заслуга в таком деле? Да, конечно, есть. Заслуга эта состоит в том добром изволении, в той заботе, с которой мы относились к человеку, в нашей решимости быть ему полезным.
Представьте себе, что человек вошел в большое, незнакомое ему общество людей, выше его стоящих. Если человек, к тому же, застенчив, он проходит при этом через крайне неприятные для него минуты. А найдется кто-нибудь, кто заметит, как он стеснен, как ему не по себе, и подойдет к нему, ласково с ним заговорит – и тогда стесненность у человека пропадет, и ему уже не так страшно.
За первым подойдет к нему второй – и тот лед, который он в этом обществе чувствовал, словно треснул. Может быть и наоборот. Может не найтись ни одного сочувственного человека, и новичок в этом обществе будет до конца в нем своего пребывания чувствовать себя неприятно, стесненно и фальшиво.
Часто даже один добрый взгляд, одобрительная улыбка, вскользь брошенное слово чрезвычайно помогает человеку, чем-нибудь смущенному. Но далеко не все люди понимают важность взаимной помощи, взаимных услуг и одобрения. И некоторые лица, считающие себя чуть ли не праведниками, огрызаются, когда им надо оказать другому даже малейшую услугу.
Мне раз пришлось присутствовать при ссоре двух супругов разного душевного настроения, которые совершенно друг к другу не подходили и которым вскоре пришлось разойтись.
Дело было в громадном Павловском парке, где незнающему так легко заблудиться. Супруги эти гуляли, когда к ним подошла запыхавшаяся барыня и спросила:
– Как мне дойти до вокзала? У меня времени до поезда остается всего двадцать минут. Страшно боюсь опоздать.
Молодой муж, прекрасно знавший парк, сообразил, что если начать объяснять ей словами, она непременно собьется с пути, и с ней надо пройти минут пять, чтобы вывести ее на такое место, откуда лежит прямая и ясная дорога. Он сейчас же сказал даме:
– Позвольте, я вас провожу, – и быстро пошел с ней.
Жена его, постоянно устраивавшая ему сцены, с негодованием подняла глаза к небу, и, когда он через пять минут, выведя даму на нужное место, вернулся, стала упрекать его в том, что он, оставляя ее, поступил с ней крайне невежливо и неуважительно.
Она видела своего мужа двадцать четыре часа в день и находила, что проводить пять минут человека, находящегося в затруднительном положении, значит относиться к ней с неуважением… своеобразный и, конечно, неправильный взгляд.
Странно, что в детском возрасте бывают какие-то проявления бессмысленной, изощренной жестокости. Сколько выносят, например, от товарищей так называемые «новенькие». Неделикатные расспросы, всевозможные уколы, пинки, щипки за руку под видом того, что пробуют материю с вопросами «почем покупали», и одинаковое озлобление мучителей, ответит ли мальчик на ругань руганью или пугливо жмется к стене, не смея противиться своим мучителям.
Но и в этой среде маленьких злодеев попадаются дети с прирожденным благородным характером, которые сумели составить себе положение в классе и которые грудью заступаются за несправедливо преследуемых новичков.
Конечно, такие благородные мальчики и в жизни будут продолжать оказывать то же благородство.
Есть еще такие характеры, которых жестоко оскорбляет и волнует всякое насилие человека над человеком. Эти люди волновались несправедливостями и злоупотреблениями помещиков над крестьянами в дни крепостного права. Эти люди с оружием в руках ринутся на защиту прав целого народа, попираемого другим, более сильным народом. Таково было в течение нескольких веков отношение России к славянам Балканского полуострова, так как Балканские государства выросли, можно сказать, на русской, пролитой за их свободу, крови.
В самой власти человека над человеком есть нечто глубоко опасное для души человека, имеющего эту власть.
Недаром лучшие люди всех веков боялись этой власти и часто отказывались от нее. Те христиане, которые распускали рабов своих на волю, когда проникались Христовыми заветами, сознавали, конечно, сколько неправильного в том, чтобы повелевать другими людьми, и сами, как великий милостивец Павлин, епископ Ноландский, сами предпочитали стать рабами, чем держать в рабстве других.
В дни крепостного права совершалось множество вопиющих беззаконий. Множество неслыханных, жесточайших обид терпели крестьяне от иных помещиков, которые, упоенные своей властью, доходили до какого-то озверения и нередко даже (верх греховной испорченности) находили наслаждение в том, чтобы мучить и пытать своих крепостных.
Да будет благословенно имя того царя, который теплым сердцем понял страшные муки русского крестьянства и, освобождая его от крепостной зависимости, в то же время освободил помещиков от страшного соблазна – власти над душами людскими и права пользоваться даровым трудом.
Проще всего жалеть тех людей, страдания которых происходят перед нами воочию. Если мы видим человека, который на морозе дрожит от холода, еле прикрытый рубищами, если мы слышим с трудом вырывающийся из этого окоченевшего тела голос, если на нас направлены робкие, безнадежные взоры, – будет странно, когда наше сердце не тронется этим голосом, когда мы не постараемся чем-нибудь этому человеку помочь… Но более высшее милосердие состоит в том, чтобы предугадать и такое горе, которое мы не видим, пойти навстречу такому страданию, которое еще нам не бросается в глаза.
Вот именно таким чувством внушены поступки людей, основывающих больницы, приюты, богадельни: ведь эти люди не видели еще тех страждущих и нуждающихся в их помощи, которые будут пользоваться основанными ими домами милосердия и, так сказать, заранее жалеют их.
…Морозно. Глубокий тихий вечер. В Белгороде все попряталось от стужи в дома. Деревья с обындевевшими ветвями сияют, облитые серебристыми лучами луны. В морозном воздухе слышна тихая поступь человека, одетого простолюдином. Но когда луна осенит его лицо, тотчас можно догадаться, что этот человек высокого происхождения. Он подходит к бедным хижинам, осторожно оглядывается по сторонам, не видит ли кто его, и тогда, быстро положив на подоконницу или узел с бельем, или что-нибудь из провизии, или завернутые в бумагу деньги, стучит, чтобы привлечь внимание находящихся внутри людей, и быстро скрывается.
Это епископ Иоасаф Белгородский, будущий великий чудотворец Русской земли, совершает тайный обход бедных перед праздником Рождества Христова, чтобы им встретить этот праздник в радости и сытости.
А назавтра к некоторым беднякам привезут с базара дрова – это святитель посылает тайно отопление тем, которые мерзнут с бедности от холода в неотопленных избах.
Великое милосердие к людям, бережное к ним отношение нисколько не исключает мудрой твердости и применения мер наказания там, где человек согрешает. Некоторые исследователи жизни того же великого святителя Иоасафа становятся в тупик перед тем обстоятельством, что при чрезвычайно развитом в нем милосердии, с самыми нежными и трогательными проявлениями его, он, с другой стороны, был суров с провинившимися. Но в этом нет ничего странного и необъяснимого. Святитель предпочитал, чтобы человек понес кару лучше на земле, чем на небе, чтобы понесенные в виде наказания страдания очистили его душу и избавили его от ответственности в вечности.
Насколько мудрее был взгляд святителя в этом отношении современного взгляда на преступность, высказываемого теперь весьма часто судьями совести.
За последнее время преступления чрезвычайно участились – между прочим, потому, что возмездие за них стало крайне ничтожным, и потому, что доказанные преступления сплошь и рядом остаются без всякого наказания.