слова сбываются над детьми самым разительным, несомненным образом. Есть замечательный рассказ о родительском благословении.
Одному деревенскому мальчику плохо жилось дома из-за постоянных несправедливостей к нему со стороны матери. Она его всячески преследовала, постоянно за все корила, хотя он был мальчик трудолюбивый и ей ни в чем не прекословил. Жизнь его была так тяжела, что он решил идти из дому на заработки. Собравшись совсем в путь-дорогу, он попросил у матери благословить его. Злая женщина не смягчилась и в минуту расставания с сыном, который видел от нее так мало сладкого, и вместо того, чтобы благословить его образом, в сердцах крикнула: «Вот тебе мое благословение», и при этом швырнула в сына поленом.
И тот не осудил своей матери. Добрый мальчик поклонился ей в ноги и произнес: «Спасибо, матушка, на твоем благословении», и потихоньку вышел из родительского дома.
Это был человек большой веры; напрягая душевные свои силы, он заставлял себя не осуждать свою мать. Полено, которое она в сердцах в него бросила, он считал за ее благословение. Определившись в мастерство, он старался скопить достаточно, чтобы заказать иконописцу написать простой образ на части принесенного с собой из дома полена. Этот образ принес ему счастье: хороший работник, он быстро выучился ремеслу, был оценен хозяином и в зрелые годы стал сам хозяином большого заведения. Вот как по вере этого гонимого и великодушного сына просияло над ним исполнение великого заветного слова о родительском благословении.
Известны, с другой стороны, случаи страшного оправдания в жизни детей и потомков вообще родительской клятвы.
В Москве жила богатая, знатная семья, в которой состоялся один брак против воли родителей. Когда молодые приехали к родителям, чтобы броситься им в ноги и просить прощения, родители вышли к ним навстречу с образами в руках и торжественно их прокляли. Можно проследить на нескольких поколениях судьбу потомства этого брака.
Всюду, куда они ступали, они приносили с собой несчастье. Мне довелось знать судьбу одного поколения – двух сестер и брата.
Одна сестра вышла замуж за богатого человека, но в скором времени он стал быстро разоряться, двое из детей ее были сумасшедшими, один застрелился. Дочь вышла замуж и жила сперва счастливо, но в нестарые еще годы муж ее, осматривая производившуюся в усадьбе постройку, по неосторожности упал с лесов и на месте расшибся насмерть. Детей у них не было, и с этой стороны потомство прекратилось.
Другая сестра вышла за человека, который, происходя тоже из очень богатой, видной семьи, провел жизнь несчастно, взялся за предприятия, которые лопнули, и был отдан под суд. Сын его сделал блестящую партию, но жена его убежала с другим, оставив ему на руках сына; сам он теперь умер, а сын этот, как я слышал, тоже несчастлив.
Дочь его была помолвлена с богатым молодым помещиком и через восемь дней после свадьбы – дело было в апреле, – катаясь с мужем в деревне, упала вместе с экипажем в разлившуюся реку и утонула.
Наконец, потомство брата этих двух сестер тоже находилось под влиянием какого-то злого рока. Жена его, несмотря на то что у них было человек шесть детей, оставила его и обвенчалась с другим. Дети его не заняли того положения, на которое могли рассчитывать по состоянию и блеску их семьи. Несколько из них погибло на войне, состояние их таяло. Дочь его вышла за человека из очень богатой семьи, которая, с вступлением к ним этой девушки, стала разоряться, и теперь состояние свелось совсем на нет.
Вот еще случай… Одна мать, оскорбленная дочерью – дело было более ста лет назад, – прокляла ее и предсказала, что в течение нескольких поколений все женщины в их роду будут несчастны в замужестве, и всякая старшая дочь старшей дочери будет умирать в родах… И что же? Страшное предсказание сбылось слово в слово.
Дурное отношение к родителям есть верх неблагодарности.
Сколько терпит мать, рождая детей, какие невыносимые страдания, угрожающие жизни и нередко на весь остальной век в конец расстраивающие здоровье дотоле цветущей и сильной матери…
Не перечислить все те бессонные ночи, которые она проводила над ребенком, постоянную тревогу, отстаивание ребенка от смерти в разных болезнях, приходящих столь внезапно, столь непонятно, несмотря на заботливый уход, волнения за судьбу ребенка из-за дурных сторон его характера и обозначающихся в нем пороков, глухое беспокойство, когда мать чувствует за подрастающими детьми чье-нибудь вредное постороннее влияние, не может еще объяснить и открыть, но чует его духом; такие страшные терзания, как объявление сына в богатой семье о значительных, в короткое время наделанных долгах, как связь его с дурной женщиной, тяжкое падение дочери; как все это ужасно, какая во всем этом несменяемая Голгофа матерей!
Человек, у которого срывается грубое, резкое слово против родителей, пусть вспомнит о том, как его мать просиживала ночи у его изголовья, как не было минуты в ее жизни, чтобы она не думала о нем, не старалась его чем-нибудь утешить и порадовать, не готова была за него распяться.
О эта безграничность всепрощающей материнской любви! В одном фантастическом образе, неотразимо действующем, несмотря на омерзительность происходившего, французский поэт показывает всю силу бескорыстной, всепрощающей материнской любви.
Одному парню, влюбленному в недостойную девушку, девушка эта, желая получить от него необыкновенный знак его привязанности, говорит ему: «Вырежь сердце твоей матери и принеси мне…» Сын исполняет злодейское дело и бежит к своей возлюбленной с этим страшным даром. По дороге он спотыкается и роняет сердце, и это материнское сердце, вырезанное для удовлетворения страшной прихоти, вдруг затрепетало и говорит: «Дитя мое, не ушибся ли ты!»
И после того, как родители, ценой подчас непосильных жертв, выращивают своих детей и эти дети станут на ноги, чаще всего дети откалываются от родителей, устраивают свой новый очаг и отдают свою привязанность другой женщине – избранной им жене и своим детям. Печально, но естественно и соответствует словам Писания: «Да оставит человек отца и матерь и прилепится к жене своей…»
После всех пережитых за детей тревог и волнений, какая новая тревога и новое волнение думать о том, найдет ли любимый ребенок счастье в браке, друга ли встретит она в своем муже или он в своей жене, или она найдет в нем изверга и тирана, а он – вздорное себялюбивое существо, которое будет думать обо всем, кроме счастья мужа. И часто родительские страдания ожесточаются тем сильнее, чем дальше идет время, и смерть родителей омрачена сознанием, что детей впереди не ждет ничего, кроме горя.
А что сказать о том ужасе, когда родители, люди прекрасные и добродетельные, видят, что дети их нравственно гибнут, что исключительные способности, данные им Богом, пущены ими по ветру, что нет более никакой надежды на их спасение и падение совершается все более глубоко и стремительно?
Что делать, если родители отдалены от детей большим пространством и не могут до них добраться, а слухи о детях доходят все более и более ужасные и терзающие? Что делать, если родители слышат, что дети изменили последним правилам чести и совершают такие дела, что родителям было бы слаще схоронить своего ребенка, чем оставлять его таким, каким он стал?
Эти осложнения жизни были бы совершенно беспросветны, если бы у родителей, как и у всякого страдающего, не было одного великого орудия – молитвы.
Пусть в таком горьком положении родители вопиют к Богу, как некогда вопияла ко Христу о спасении своей зло бесновавшейся дочери и добилась того, что была услышана, жена-хананеянка. Быть может, Господь попускает потому искушаться детям, чтобы сделать их дважды детьми своих родителей, детьми по плоти и детьми по духу Так, Бог повторяет в повести их жизни чудную повесть блаженного Августина матери его Моники. Воспитав сына в вере и благочестии и зная, как знает одна мать, все великие дарования Августина, Моника принуждена была видеть, как сын ее через дурное товарищество развратился и стал еретиком. Не дни, не недели и не месяцы, а долгие годы Моника вопияла к Богу, и вопль ее был наконец услышан. Он был ею дважды рожден, ее Августин: рожден в муках рождения, рожден в слезах молитвы. И быть может, для того так страдала великая душа Моники и для того попустил Бог искуситься славному учителю Церкви, чтобы воздвигнуть в лице Моники пример и образец для будущих веков и поколений того, чем должна быть материнская молитва и как матери могут спасать своих детей.
Пусть матери, лишенные даже возможности непосредственно действовать на детей, просят Бога заменить их присутствие Своим святым, животворящим и возрождающим присутствием. Пусть они с дерзновением скажут: «Я от него удалена, я не могу ему ничего говорить; так Ты внушай ему те глаголы, которые мне хотелось бы ему передать, и еще большие и лучшие глаголы… За мою муку дай мне упование, что он будет спасен… Неужели я одна отойду от Тебя неуслышанной и Ты откажешь мне в том единственном, для чего я живу, – в спокойствии за судьбу сына моего».
В наше время и в крестьянской среде, и в других сословиях замечается возрастание чувства неуважения к родителям. В деревнях среди населения безобразно пьянствующего, озверелого происходят такие явления, о которых страшно вспоминать и еще страшней говорить, так как есть слова, которые жгут произносящие их уста.
Возможно ли, например, спокойно думать о том, что нередки случаи, когда дети бьют своих родителей, а взрослые сильные сыновья таскают за бороды слабеющих стариков. Помимо кротости и увещания здесь можно применить к озверевшим детям самые жестокие смирительные наказания. Они заслуживают того, чтобы их выставлять на позор перед всем селом, перед всей волостью, в назначенные дни выставлять их со скованными ногами и руками у позорного столба, где всякий мог бы в них плюнуть или ударить.
Неуважение к родителям есть вещь, которая должна быть вырвана с корнем, так как оно совершенно нетерпимо и подтачивает самые основы жизни. Приходилось великому Саровскому старцу Серафиму слушать, как дети осуждают родителей. Он проникался таким ужасом перед этим явлением, что немедленно закрывал говорящему рот рукой.