Наверное, я издала какой-то звук. Или просто зазвенели чашки на подносе, который дрогнул вместе с моими руками? Как бы там ни было, но меня заметили, и оленьи голубые глаза испуганно округлились.
– Аманда! – воскликнул Алекс, внезапно вспомнивший мое полное имя, и попытался сделать вид, что ничего особенного не происходит – что он вовсе не обнимается в незапертом кабинете в разгар рабочего дня с чужой женой. – Почему ты вошла без разрешения?
Ну конечно, лучшая защита – это нападение! Только не на ту напал!
Кукла, отлепившись от соседа, медленно, нехотя приняла приличную позу и презрительно процедила:
– У вас весь персонал такой бесцеремонный, как эта невоспитанная мисс?
– Я стучала, – растянув рот в фальшивой улыбке, заявила я. – И принесла кофе, который вы ожидали, миссис Айвори!
Прозрачный намек на ее семейный статус Каролине не понравился, она поджала губы и нахмурилась.
– Кофе? – Обрадовался Алекс, как будто я ему сундук с золотом добыла. – Давай… те его сюда! – Он вскочил с дивана, в пару шагов оказался рядом со мной, загородив спиной диван с недовольной гостьей, и взялся за поднос, почему-то заодно захватив в плен и мои пальцы.
– Ну что вы, мистер Фрэйл, – с ядовитой сладостью возразила я, поддержав переход к официозу, отчего соседа заметно перекосило, – я вполне могу донести до стола, вам не стоит утруждаться и отвлекаться от вашей с… – Проглотив рвущееся на волю оскорбительное, хоть и правдивое, определение, фразу я закончила нейтральным: – Собеседницы.
– Аманда! – не то грозно, не то укоризненно произнес Алекс.
– Да, мистер Фрэйл? – Изобразив желание внимать ценным указаниям начальства, я попыталась вытащить свои пальцы из-под его. Увы, отпускать мои руки не желали, более того – стиснули сильнее и потянули на себя, вынудив сделать полшажка вперед.
– Мэнди! – Это уже больше походило на жалобный стон, почему-то исполненный шепотом.
– Сбегать за пирожными? – Уровень моего служебного рвения возрастал с каждым словом. А вот расстояние от меня до соседа все уменьшалось, пока не оказалось равным зажатому между нами подносу.
– Одуванчик! – почти беззвучно возмутился он.
– И цветов купить? – «Догадалась» я. – Полагаю, васильки подойдут больше всего. Или могу розы синей тушью покрасить.
Алекс страдальчески закатил глаза и выдохнул:
– Бетси ко мне пришли! Срочно!
– Как, – мое изумление этим требованием было поддельным лишь наполовину, – миссис Айвори уже овдовела? Или вы решили озаботиться некрологом заранее? Как предусмотрительно, как дальновидно с вашей стороны.
Ответить сосед не успел, кукла, заскучавшая на диване в одиночестве, капризно мяукнула:
– Алекс, милый, вы еще долго?
«Милый» бросил на меня какой-то странный, умоляюще-приказывающий взгляд, его пальцы медленно соскользнули с моих, будто погладив напоследок. Дождавшись, пока он возьмется за поднос, я выпустила его из рук и шагнула спиной к двери, сосед же направился к журнальному столику. Надо было тут же развернуться и уйти, но почему-то очень не хотелось – словно что-то удерживало меня в кабинете. Желание досадить сладкой парочке или что-то еще? Повода задержаться не было. В его поисках я посмотрела на часы на стене, на шкаф, на хозяйское кресло. Вот оно – на рабочем столе Алекса валялись его куртка и шарф. Интуиция взвыла пожарным набатом, что неспроста они там валяются.
Непорядок! Просто вопиющее безобразие, которое надо немедленно исправить! С возгласом «Я уберу!» я устремилась за одеждой, как вампир за свежей кровью, но забрать ее не сумела. Уже возле самой цели меня настиг сосед и ловко втерся между мной и добычей, придавив свисавший со столешницы рукав бедром.
– Я вам что велел, мисс Райт? – сердито выпалил он и тихонько добавил: – Не трогай!
Смещенная хозяйской ногой куртка немного сползла, приоткрыв стопку из очень знакомых пухлых папок, из-под которых выглядывал уголок плотной серой бумаги с какими-то цифрами.
– Бетси, – одними губами проговорил Алекс, – пожалуйста!
Я кивнула, поворачиваясь, как бы невзначай, поправила шарф, чтобы он закрыл образовавшуюся в маскировке документов прореху, и пошла к выходу. И даже дверью не хлопнула – что бы ни происходило в обители главного редактора, это что-то наверняка имело второе дно, которое вряд ли понравится Каролине. Если, конечно, она когда-нибудь окажется в курсе дела. Я-то точно не скажу кукле, что в тот момент, когда она вовсю флиртовала с владельцем кабинета на диване, на его столе лежало досье на нее саму и ее мужа. И еще листок с цифрами! Я не увидела число полностью – лишь его начало, – но это наверняка была именно та комбинация, что лежала в моей сумочке, тщательно скопированная с бумажки, которую мы с соседом полночи искали в его библиотеке.
Словом, гадкий, коварный Фрэйл-младший, похоже, не устраивал свою личную жизнь, а выуживал информацию для статьи из наивной жертвы. Знать бы еще, почему это меня так обрадовало!
За мисс Руддол я, поразмыслив, не пошла – после премьеры она перестала вызывать у меня негативные чувства, и мне даже было теперь ее немного жаль. Напившись, Труповедка стала как-то живее, понятнее. Да и то, что она всячески меня избегала, явно стыдясь своего поведения на приеме и в машине Алекса, сыграло свою роль. Никакого смысла звать Бетси не было. Ну не некролог же герцогиня явилась заказывать, в самом-то деле! Значит, суть приглашения в чем-то другом. В чем же? Показать влюбленной сотруднице соперницу, дабы не питала иллюзий? Или, наоборот, заставить ревновать, чтобы…
Чтобы что?
И кого заставить – Труповедку? Или, быть может, красавицу-синеглазку?
Настроение, взлетевшее было на облака от разоблачения соседского коварства, устремилось в темные глубины океана. Мне вдруг стало так противно и досадно и жутко захотелось что-нибудь разбить – желательно, о чье-то фарфоровое личико.
Что, если я ошиблась? Что, если мистер Олень припрятал компромат, чтобы не отпугнуть объект своих нежных чувств? С чего я вообще взяла, что он ведет какое-то расследование и затевает разоблачительную статью? Что, если он просто ринулся изучать досье, чтобы выяснить, какие цветы предпочитает объект вспыхнувшей в нем страсти?
От этих мыслей разболелась голова. На месте мне не сиделось, и я принялась сперва переставлять предметы на своем столе, а потом метаться по приемной. Зачем-то распахнула шкаф и долго бездумно таращилась в его недра – как будто оттуда мог появиться ответ на вопрос, какое мне, собственно, дело до мотивов соседа. Ну, влюбился он в синеволосую слащавую гадюку – мне-то что?
Завернув в свой закуток за стеллажом, я остановилась у зеркала и пытливо уставилась на двойника в отражении. У Мэнди за стеклом был на редкость нервный и нездоровый вид – пятна лихорадочного румянца, скорбно поджатые губы и очень несчастные глаза.
Осознание пришло внезапно, словно кто-то окатил ведром ледяной воды – я же ревную!
Я! Ревную! Алекса!
Мысль была настолько абсурдной, невероятной, дикой, что больше походила на бред. Я даже лоб пощупала, проверяя, нет ли у меня жара. Жара не было, зато, стоило представить Фрэйла, целующего кукольный ротик герцогини, как руки сами по себе сжались в кулаки, а макушка зачесалась, как будто на ней вот-вот должны были прорезаться рога.
Не может быть! С чего бы мне ревновать? Можно подумать, Каролина Айвори норовит увести у меня начальника, чтобы занять мое рабочее место. Или она на должность соседки претендует? Или в закадычные враги попасть мечтает? Стать объектом для подколок, глупых прозвищ и воспитательных бесед? Герцогиня всего лишь на шею Алексу вешается. Не первая и, наверняка, не последняя. Так что мне до того?
Я кое-как доковыляла до секретарского кресла и рухнула в него. Подперла щеку ладошкой, облокотившись на стол, и уставилась на дверь в кабинет. Мысли, поскакали в беспорядочной пляске, потом выстроились в цепочку и закружились хороводом, в центре которого ехидно улыбался несносный сосед. Именно это выражение его породистой физиономии я всегда ненавидела.
А ненавидела ли?
Или все оскорбительные эпитеты, вся неприязнь, все выискивания недостатков были всего лишь средством самозащиты? Попыткой скрыть истину от самой себя? Средством, чтобы Алекс обратил на меня внимание. И это отчаянное стремление добиться успеха именно в журналистике – не являлось ли и оно фрагментом общей картины?
Продолжать врать самой себе было бессмысленно – пришлось признать, что я давно влюблена в гадкого, мерзкого, совершенно несносного соседа. И истинная причина моей ненависти – понимание, что он никогда не ответит взаимностью какому-то там одуванчику!
Приятного во внезапном открытии было мало. Да что там – ничего не было. Одна большая катастрофа, по масштабам сравнимая с ураганом. В рамки открывшейся истины до противного логично укладывалось все: и бесконечные перепалки, и моя неприязнь к Бетси, и даже злость на испорченный первый поцелуй – ведь не меня Алекс целовал на том балу, а таинственную незнакомку под маской. А еще эта, казалось бы, абсурдная досада, что сосед не затеял после бала масштабные поиски загадочной дамы! Я-то уверяла себя, что расстроена из-за того, что недоделанный вампир не развлекает меня безрезультатными метаниями, а на деле, выходит, подсознательно хотела, чтобы он меня нашел. Чтобы догадался, чтобы признал, что я не жалкий полевой цветочек, не маленькая девочка, а привлекательная взрослая девушка. Чтобы прозрел, чтобы заметил…
Дура!
Мне очень захотелось подойти к окну и постучаться о него головой, как делал это Алекс накануне. Вдруг поможет вернуть привычную картину мира? Не помогло. Разве что после встряски из мешанины мыслей выплыла еще одна – а с чего это меня так неожиданно осенило? Может мистер Коварство что-то подсыпал в мой кофе? Ну не могла же я заблуждаться сколько времени и ни с того ни с сего прозреть. Приворот? Но под этим видом зелья должно было проснуться непреодолимое желание повиснуть на соседской шее, которого я у себя не обнаружила. Вместо него присутствовало привычное желание потуже затянуть на этой самой шее шарфик – а лучше сразу удавку, – которое странным образом прекрасно уживалось со свежепризнанной влюбленностью. Но, даже если опустить то, что симптомы не совпадали с воздействием приворота, версия разбивалась вдребезги о вопрос «зачем?»