Однако и Виттен считает, что велика вероятность, что неукротимое расширение Вселенной окажется лишь временным, как предсказывали некоторые теоретики квинтэссенции, а не постоянным, как предполагает гипотеза темной энергии.
– Теории квинтэссенции красивее, и надеюсь, они и окажутся верными, – сказал мне Виттен.
Если ускорение и в самом деле утихнет и снизится до нуля, а Большой распад не состоится, сможет ли цивилизация сохраниться навечно?
В этом Виттен уверен не был. Отчасти сомнения были вызваны тем, что протоны, вероятно, в конце концов распадутся, а это приведет к распаду всего вещества в пределах ближайших, скажем, 10 лет или около того. Когда я упомянул об этом в разговоре с Фрименом Дайсоном, тот только фыркнул и заметил, что никто никогда не видел, чтобы протон распадался, однако, по его убеждению, разумная жизнь сохранится, даже если атомы распадутся на части, поскольку разумные существа перевоплотятся в «плазменные облака» – рои электронов и позитронов.
Я передал это Виттену.
– Неужели Дайсон так и сказал? – воскликнул он. – Хорошо. Просто я считаю, что протоны распадаются.
Поговорив с Эдом Виттеном и Фрименом Дайсоном, я вернулся на железнодорожную станцию «Принстон», ждал там поезда в Нью-Йорк, жевал залежавшийся «вегетарианский» сэндвич, который купил в магазинчике у парковки, и размышлял о распаде протонов и дайсоновском сценарии вечной жизни. Как его разумные черные облака, будь они созданы хоть из космической пыли, хоть из электронно-позитронной плазмы, будут коротать эоны в холодной темной Вселенной? Какими страстями будет проникнуто бесконечное множество их вечно замедляющихся мыслей? Ведь, как заметил однажды альтер эго Элви Зингера, вечность – это очень долго, особенно под конец. Может быть, они будут играть в космические шахматы, в которых каждый ход займет триллионы лет. Но даже в таком темпе они переберут все возможные шахматные партии за каких-нибудь (103310)70 лет – задолго до окончательного распада выгоревшего звездного шлака. А что потом? Придут ли они к выводу Джорджа Бернарда Шоу (который он сделал в возрасте 92 лет), что перспектива личного бессмертия – это «невообразимый кошмар»? Или, по крайней мере субъективно, почувствуют, что время бежит слишком быстро?
Так что для меня стал некоторым облегчением разговор с Лоуренсом Крауссом, состоявшийся через несколько дней. Крауссу уже за шестьдесят, однако вид у него по-прежнему мальчишеский; он руководит проектом Origins при Университете штата Аризона и входит в число физиков, которые заключили, что космос расширяется с ускорением, из чисто теоретических соображений еще до появления астрономических данных.
– Похоже, мы живем в худшей из возможных вселенных, – сказал мне Краусс: было видно, что ему самому очень нравится эта нота анти-лейбницевского пессимизма. – Если расширение с ускорением продолжится, наши знания с течением времени будут сокращаться. Остаток Вселенной буквально исчезнет на глазах, причем на удивление скоро – в ближайшие 10–20 миллиардов лет. И жизнь обречена, с этим согласен даже Фримен Дайсон. Но есть и хорошие новости: мы не можем доказать, что живем в худшей из возможных вселенных. Не существует конечного набора данных, который позволил бы нам предсказать судьбу мироздания с точностью. На самом деле это даже и неважно. Ведь я, в отличие от Фримена, считаю, что мы обречены, даже если расширение с ускорением окажется лишь временным.
А как же представления Дайсона о цивилизации разумных облаков пыли, вечно живущих в расширяющейся вселенной и развлекающихся бесконечным числом мыслей на конечном запасе энергии?
– Как выяснилось, в основном по математическим причинам, бесконечное множество мыслей возможно лишь при частых длительных периодах анабиоза, – ответил Краусс. – Придется спать все дольше и дольше и просыпаться, чтобы подумать, лишь ненадолго – ну прямо как какой-нибудь старенький физик. Но что тебя разбудит? У меня есть дочка-подросток, и я знаю, что если ее не разбудить, она так и будет спать вечно. Черному облаку понадобится будильник, который будет будить тебя бесконечное множество раз на конечном запасе энергии. Когда мы с коллегой об этом сказали, Дайсон тут же сочинил симпатичный будильничек, который так может, но мы ему сказали, что будильничек в конце концов распадется по законам квантовой механики.
Значит, какой бы ни была судьба космоса, для разумной жизни в долгосрочной перспективе все безнадежно. Но нельзя забывать, добавил Краусс, что долгосрочная перспектива – это очень нескоро. Он рассказал, как однажды был в Ватикане на встрече, посвященной будущему Вселенной:
– Там было человек пятнадцать – теологи, несколько космологов, кое-кто из биологов. Идея была в том, чтобы найти общий язык, но через три дня стало ясно, что нам нечего друг другу сказать. Когда теологи говорят о «долгосрочной перспективе» и поднимают вопросы о воскресении и тому подобном, они на самом деле имеют в виду краткосрочную перспективу. У нас даже масштабы разные. Когда говоришь про 1050 лет, у теологов глаза становятся квадратные. Я им говорил, что им нужно обязательно выслушать, что я им скажу, это важно, поскольку если теология имеет отношение к действительности, она не должна противоречить науке. Но при этом я думал: «Неважно, что я им скажу: все равно теология не имеет отношения к науке».
Я знаю по крайней мере одного космолога, который был бы рад адаптировать теологию к физике, особенно если речь идет о конце Вселенной. Это Фрэнк Типлер, профессор из Университета Тулейна в Новом Орлеане. В 1994 году Типлер опубликовал весьма своеобразную книгу «Физика бессмертия» (Tipler, F., The Physics of Immortality), в которой утверждал, что Большое сжатие будет самым счастливым концом для мироздания. В последние мгновения перед вселенской аннигиляцией высвободится бесконечное количество энергии, рассуждал Типлер, а это подхлестнет бесконечное количество вычислений, которое породит бесконечное множество мыслей – субъективную вечность. Все, кто когда-нибудь существовал, «воскреснут» в оргии виртуальной реальности, что довольно точно соответствует представлениям верующих о небесах. Таким образом, в момент, когда физический космос придет к скоропостижному концу при Большом сжатии, ментальный космос продолжит жизнь вечную. Свой блаженный эсхатологический сценарий Типлер назвал «Точка Омега».
Не испортили ли такую картину новости о расширении Вселенной с ускорением? Типлер, когда мы с ним беседовали, ясно дал понять, что нет, не испортили.
– У Вселенной нет выбора, кроме как расшириться до максимальных размеров, а затем сжаться в финальную сингулярность, – объяснил он протяжно, с густым южным акцентом. (Типлер родился в Алабаме и сам себя называет «деревенщиной».) А любой другой космический финал, сказал он, нарушает закон квантовой механики – так называемую унитарность. Более того, «Известные законы физики требуют, чтобы разумная жизнь сохранилась до конца времен и обрела власть над Вселенной».
Когда я сказал, что Фримен Дайсон (в числе прочих) не понимает, почему это так обязательно, Типлер раздраженно воскликнул:
– Я же был в Пр-ринстоне в ноябр-ре и все ему р-растолковал! Р-растолковал!
А потом растолковал и мне. Его рассуждения сложны и пространны, но суть их в том, что разумные существа должны дожить до самого конца, чтобы, так сказать, подправить Большое сжатие и не дать ему нарушить другой закон квантовой механики – предел Бекенштейна. Так что наша вечная жизнь строится на логике космоса как таковой.
– За нас законы физики! – гремел Типлер. – Кто может быть пр-ротив нас?!
Мысль Типлера о бесконечных веселых забавах перед самым Большим сжатием оказалась для меня соблазнительной, по крайней мере более соблазнительной, чем представления Дайсона о сообществе все более и более разреженных черных облаков, которые отражают натиск холода при вечном Великом охлаждении. Но если Вселенная и в самом деле расширяется с ускорением, и то, и другое – досужие мечты. Выжить в долгосрочной перспективе можно только одним способом – унести ноги. Но как удрать из умирающей Вселенной, если, как верно подметил маленький Элви Зингер, Вселенная – это все на свете?
Есть человек, который утверждает, будто знает ответ на этот вопрос. Зовут его Митио Каку. Это физик-теоретик из Нью-Йоркского городского колледжа, а выглядит и говорит он точь-в-точь как мистер Сулу из «Звездного пути». Его судьбы нашей Вселенной ничуть не тревожат.
– Если твой корабль тонет, всегда можно сесть в шлюпку и уплыть, – сказал он мне.
Мы, земляне, так не можем, добавляет Каку. А все потому, что принадлежим всего лишь к цивилизациям первого типа, способным распоряжаться энергией только одной планеты. Но когда-нибудь, с учетом разумных темпов экономического роста и научно-технического прогресса, мы сможем повысить свой уровень и перейти в цивилизации второго типа, которые контролируют энергию звезды, а затем – в цивилизации третьего типа, способные подчинить себе энергию целой галактики. А потом мы сможем играть со всем пространством-временем. У нас появится возможность открыть кротовую нору и ускользнуть по ней в новенькую вселенную.
– Разумеется, на развитие цивилизации третьего типа может уйти и сто тысяч лет, – добавил Каку, – но ведь у нас в запасе триллионы лет до тех пор, когда во Вселенной станет по-настоящему холодно.
В беседе со мной Каку сделал особый упор на то, что представителям такой цивилизации будет необходимо еще одно – единая теория физики, которая покажет, как стабилизировать кротовую нору, чтобы она не исчезла до того, как они успеют сбежать. Самый верный кандидат на теорию великого объединения на сегодняшний день – теория струн, но она так сложна, что никто, даже Эд Виттен, не знает, как привести ее в действие. Мысль, что Вселенная, возможно, умирает, не навевает на Митио Каку ни малейшего уныния.
– Более того, я в восторге, поскольку это заставит нас разгадать теорию ст