Автономия, стыд и сомнение
Обратившись к главам «Годовалый ребенок» и «Как справляться с маленькими детьми» книги Спока, те из нас, чьи малыши уже выросли и покинули родительский дом, могут припомнить свои сражения, победы и поражения.
• Необходимость настоять на своем.
• Страсть к исследованию.
• Ребенок становится и более зависимым, и более самостоятельным одновременно.
• Как организовать обстановку для ребенка, который исследует пространство.
• Как избежать несчастных случаев.
• Нужно убрать подальше ядовитые вещества.
• Как научить ребенка не трогать то, что нельзя.
• Период, когда ребенок постоянно роняет и швыряет вещи.
• Как научить ребенка контролировать свою агрессию.
• Как справиться с желанием ребенка кусаться.
• Как спокойно уложить ребенка в кроватку.
• Как быть, если малыш не желает спать в своей кроватке.
Я выбрал заголовки, которые описывают весь круг проблем. К сожалению, у меня здесь нет возможности комментировать прекрасные советы доктора Спока и найденный им баланс простоты и прагматизма в заботе о ребенке на этом и других этапах его развития. Замечу, однако, что и у него вы найдете указания на зловещие силы, которые то высвобождаются, то обуздываются в неравной битве; часто ребенок не в силах противостоять своим собственным неистовым влечениям, и тем более не равны друг другу по силе родитель и ребенок.
Всеобъемлющая важность данной стадии заключается в созревании мышечной системы, приобретаемой одновременно способности (и вдвойне ощущаемой неспособности) координировать множество абсолютно противоположных паттернов действия, таких как «удержание» и «отпускание», и огромной ценности, которую пока очень зависимый ребенок начинает придавать собственной автономной воле.
Психоанализ обогатил наш словарь словом «анальность», призванным обозначить особенное удовольствие и подчиненность воле, которые на этой стадии воплощают в себе органы выделения. Вся процедура опорожнения кишечника и мочевого пузыря, как можно более полного, связана с поощрением в виде хорошего самочувствия и родительской похвалы: «Молодец!» В самом начале жизни это компенсация за часто ощущаемый дискомфорт и напряжение, испытываемые по мере того, как пищеварительные органы приучаются делать свою работу. Два достижения постепенно придают данному анальному опыту необходимую полноту: это оформленный стул и общая координация мышечной системы, которая со временем позволит ребенку по собственной воле отпускать, бросать и ронять предметы. Это новое измерение действий, направленных на вещи, однако, не ограничивается сфинктерами. Вместе с общей способностью развивается интенсивное стремление ронять и бросать вещи, по желанию и попеременно, то удерживая их, то отшвыривая.
Если говорить об анальности в буквальном значении, то на этом этапе все зависит от того, хочет ли культурная среда как-то влиять на нее. Есть культуры, в которых родители игнорируют анальное поведение и надеются на пример старших детей, так чтобы соблюдение норм последовало за желанием ребенка подражать старшим. В нашей западной цивилизации, особенно среди определенных классов, принято более серьезно относиться к этим вещам. Машинный век подарил нам идеал механистически обученного и безупречно функционирующего, всегда чистого, пунктуального и благоухающего тела. Мы более или менее сознательно признаем, что раннее жесткое обучение абсолютно необходимо для формирования личности, эффективно функционирующей в механизированном мире, в котором «время – деньги» и который требует порядка, пунктуальности, бережливости. Однако что-то говорит нам, что в этом мы зашли слишком далеко; что мы приняли за истину, будто ребенок есть животное, которое необходимо приручить, или машина, которую нужно настроить и отладить, – тогда как в действительности человеческое вырастает в человеке постепенно. Так или иначе, наш клинический опыт заставляет нас обратить внимание на тот факт, что сегодняшние невротики – это сверхкомпульсивные натуры, люди скаредные, злопамятные, педантичные в вопросах привязанностей, времени и денег, а также в вопросах, касающихся их пищеварительной системы. Заметим также, что приучение к горшку, тренировка кишечника и мочевого пузыря являются болезненным вопросом для широких кругов нашего общества.
Что же в таком случае делает проблему анальности столь важной и сложной?
Анальная зона сама по себе, более чем какая-либо другая, является воплощением настойчивого влияния на конфликтующие импульсы, поскольку, прежде всего, это модель двух конфликтующих модусов, которые должны сменять друг друга, а именно: удержания и элиминирования. Кроме того, сфинктеры являются лишь частью мышечной системы с ее двойственностью: жесткостью и релаксацией, сжатием и расширением. Поэтому вся эта стадия – это битва за автономию. Как только ребенок начинает чуть увереннее держаться на ногах, он разделяет свой мир на «я» и «ты», «мне» и «мое». Любая мать знает, каким удивительно сговорчивым может быть ребенок на этом этапе, если и когда он решил, что хочет сделать то, чего от него добиваются. Но невозможно найти подходящие слова, чтобы заставить его сделать то же самое. Любая мать знает, как мило малыш на этой стадии ласкается и как вдруг решительно отталкивает от себя взрослого. В тот же самый период ребенок часто склонен копить вещи и избавляться от них, привязываться к ним и выбрасывать их из окон домов и машин. Все эти внешне противоречивые тенденции мы описываем формулой ретентивно-элиминативного модуса (модуса удержания-выделения).
Теперь взаиморегуляция отношений между взрослым и ребенком подвергается суровейшему испытанию. Если внешний контроль слишком жесток или если в раннем обучении ребенка лишают возможности постепенно научиться контролировать кишечник и иные функции самостоятельно и по собственной воле, он снова будет вынужден вести двойную борьбу и будет терпеть двойное поражение. Лишенный возможности управлять своим собственным телом (иногда испытывая страх перед своим кишечником) и лишенный власти вне тела, он будет вынужден вновь искать удовлетворения через регрессию или ложный прогресс. Другими словами, он вернется к более ранней форме контроля, к оральному контролю, например, начнет сосать палец, будет ныть и капризничать; или же будет выражать враждебность и своеволие, часто с использованием экскрементов (а на более поздних стадиях – грязной лексики) в качестве оружия; или же он будет притворяться автономным и способным делать все без всякой поддержки, которую он в действительности получает.
Таким образом, эта стадия может стать решающей для формирования соотношения между любовью и ненавистью, между сотрудничеством и своеволием, между свободой самовыражения и подавлением ее. Из чувства самоконтроля без потери самоуважения рождается уверенное чувство независимости и гордости; из ощущения мышечного и анального бессилия, утраты самоконтроля, из чрезмерной родительской опеки рождается стойкое состояние сомнения и стыда.
Для формирования автономии необходимо, чтобы стадия первоначального доверия была пройдена уверенно и последовательно. Ребенок должен ощутить, что базовая вера в себя и в мир (что является прочным основанием, вынесенным им из конфликтов оральной стадии) не будет подвергаться опасности при появлении внезапного интенсивного желания иметь выбор – присваивать желаемое или проявлять упрямство при элиминировании. Стабильность должна защищать его от потенциальной анархии еще нетренированного чувства дискриминации, неспособности удерживать и отпускать с расчетом. Среда вокруг должна поддержать его в желании «встать на ножки», чтобы он преждевременно и неосторожно не подверг себя той опасности, которую мы называем стыдом или вторичным недоверием, то есть сомнению, которое принесет ему боязнь не допустить ошибки.
Стыд как младенческая эмоция изучен явно недостаточно. Стыд предполагает, что некто оказался совершенно голым, выставленным напоказ, и осознает, что на него смотрят, – одним словом, это рефлексия. Человек не готов к тому, чтобы оказаться видимым; вот почему нам снятся сны, в которых нам стыдно оттого, что на нас глазеют, а мы неодеты, в ночном белье или со спущенными штанами. Стыд проявляется в раннем возрасте в виде импульсивного стремления отвернуться, спрятать лицо, прямо здесь и сейчас упасть на землю. Эта потенциальность с избытком эксплуатируется в форме воспитательного метода некоторых примитивных народов, когда ребенка «стыдят», что приводит к еще более деструктивному чувству вины, которое мы обсудим в дальнейшем. Деструктивность эта в некоторых цивилизациях компенсируется средствами, которые используют, чтобы сохранить лицо. Стыдить – значит эксплуатировать растущее ощущение собственной малости, которое парадоксальным образом увеличивается, когда ребенок встает на ноги и начинает сравнивать и замечать разницу в размерах и силе.
Практика, когда ребенка чрезмерно стыдят, приводит не к развитию чувства приличия, но к тайной решимости попытаться провернуть что-то безнаказанно, когда никто не видит, порой даже к решительному бесстыдству. Есть удивительная американская баллада об убийце, которого приговорили к публичному повешению, но он не чувствует ни страха, ни стыда и лишь проклинает зевак; каждый куплет кончается словами: «Будь прокляты ваши глаза!» (God damn your eyes). Многие маленькие дети, которых чересчур застыдили, могли бы сказать примерно то же самое (не обладая, конечно, ни мужеством, ни словарным запасом, чтобы выразить это). Этим довольно мрачным примером я хотел показать, что есть предел терпению ребенка (да и взрослого) перед лицом требований, принуждающих его считать себя, свое тело, свои потребности и желания мерзостными и грязными и верить в непогрешимость тех, кто выносит подобные суждения. Время от времени ему хочется опрокинуть все с ног на голову, втайне не обращать внимания на мнение других и считать злом сам факт их существования: его шанс наступит, когда других не станет или когда он сможет их покинуть.