Примечания
1
Оригинальная версия данной работы впервые опубликована в журнале The Psychoanalytic Study of the Child, 2:359–396, 1946.
2
Психоаналитик, с большим успехом разрабатывающий исторические аспекты, и в 1944 году не уставал повторять, что «даже среди огромной массы людей каждый обладает индивидуальностью, и в то же время он неиндивидуален, он частичка толпы, подчиненная психологическим законам, отличающимся от тех, которые действуют, когда он один, дома» (Zilboorg, 1944, p.6).
Если на минуту представить себе человека, который географически находится в одиночестве (а это может быть его дом), вопрос о том, действительно ли психологические законы, управляющие им как одиночкой, будут иными, чем те, что руководят им, когда он «в толпе», все же не столь однозначен. Не будет ли точнее сказать, что иной будет ситуация – а с ней и характеристики сознания и подвижности, доступные каналы коммуникации и способы самовыражения и действия? Нужно понимать, что человек может быть всегда одиноким психологически; что человек-одиночка – это «лучше», чем тот же человек «в толпе»; что человек, временно оставшийся один, перестает быть политическим животным и изымает себя из социального действия (или бездействия) на каком угодно классовом уровне; эти и другие стереотипы мне следовало озвучить здесь лишь для будущего анализа.
3
В универсальном труде Фенихеля о теории неврозов (1945) тема социальных прототипов возникает лишь в конце главы, посвященной умственному развитию, и даже тогда – как отрицание: «Ни вера в “идеальные модели”, ни некоторая степень “социального страха” не являются безусловно патологическими». Проблема источников суперэго не обсуждается им вплоть до 463-й страницы главы о расстройствах характера.
4
Эта работа написана после публикации труда «Детство у двух племен американских индейцев» (Erikson, 1945) и перекликается с ним во вступительной части.
5
Как уже было подробно описано (Erikson, 1945), такая коллективная фиксация является важной частью общей инстинктивной саморегуляции культуры.
6
Очевидно, что с «перевоспитанием» «плохих» народов не все так просто. Можно утверждать, что ни признание грехов, ни обещания вести себя хорошо не превратят нацию в «демократическую», пока предлагаемая ей новая идентичность не будет интегрирована в предшествующие концепции сильного и слабого, мужского и женского, базирующиеся на опыте географическо-исторической матрицы нации и детского опыта индивидуума. Только победитель, демонстрирующий историческую неизбежность наднациональных целей и понимающий, как обосновать их на существующей региональной идентичности, может превратить старую нацию в новых людей.
7
Бруно Беттельгейм (1943) описал свой опыт выживания в одном из первых немецких концентрационных лагерей. Он рассказал о различных действиях и внешних проявлениях (например, в позах и одежде) отказа заключенных от своей идентичности как антифашистов, которые как бы принимали идентичность своих мучителей. Сам он сохранил свою жизнь и рассудок, сознательно и последовательно поддерживая свою историческую еврейскую идентичность необоримого духовного и интеллектуального превосходства над физически более сильным внешним миром. Он сделал своих мучителей объектом молчаливого изучения, результаты которого, оказавшись в безопасности, представил свободному миру.
8
Работая с пациентами, со всеми их прототипами зла и идеала, мы непосредственно сталкиваемся с клиническими фактами, на которых Юнг строил свою теорию наследуемых прототипов («архетипов»). Что касается самой этой теории, заметим, что лишь первые концептуальные дискуссии в сфере психоанализа пролили свет на проблему идентичности. Юнг, как представляется, мог говорить о чувстве идентичности, опираясь лишь на сопоставление теорий мистического пространства-времени своих предшественников и того, что он мог уловить в наследии Фрейда. Его научный мятеж привел, таким образом, к идеологической регрессии и (отчасти отрицаемой) политической реакции. Этот феномен – как и другие подобные до и после – вызвал коллективную реакцию в психоаналитическом движении: словно из страха перед угрозой коллективной идентичности, базирующейся на общих научных достижениях, психоаналитическое сообщество предпочло игнорировать не только интерпретации Юнга, но и сами факты, о которых он говорил.
Некоторые феномены, лежащие в основе этих концепций, такие как «анима» и «анимус» (которые я выделил в непосредственном портрете моей пациентки), играют доминирующую роль в развитии эго. Синтетическая функция эго непрерывно работает над включением фрагментов и осколков всех младенческих идентификаций в постепенно уменьшающееся количество образов и персонифицированный гештальт. Таким образом, используются не только существующие исторические прототипы; также задействованы индивидуальные способы компрессии и визуализации, которые характеризуют продукты коллективного воображения. В «персоне» Юнга мы видим слабое эго, подчиняемое непреодолимой силой социального прототипа. Формируется фальшивая эго-идентичность, скорее подавляющая, нежели синтезирующая тот опыт и функции, которые угрожают «публичной» части. Доминантный прототип маскулинности, например, заставляет человека изгнать из своей эго-идентичности все, что характеризует образ зла, – противоположный пол, кастрата. Это не дает развиться его рецептивным, материнским качествам, заставляет маскировать их и чувствовать вину, а из того, что остается, строить оболочку мужественности.
9
Согласно сообщению Гордона Макгрегора, метисы племени сиу из резервации Пайн-Ридж, желая оскорбить чистокровных единоплеменников, называют их «ниггерами», а те их в ответ – «белыми ублюдками».
10
Интересным исключением являются лица, получившие продвижение по службе, и участники высокомеханизированных подразделений. Между тем мужчины, чья эго-идентичность процветала во время военной службы, часто терпят крах после увольнения, когда оказывается, что война заставила их узурпировать более амбициозные прототипы, чем их ограниченная «мирная» идентичность могла удержать.
11
Этот базовый план был отмечен, помимо прочего, в работе Фрейда «“Культурная” сексуальная мораль и современная нервозность» (1908) и в его отсылках к культурным и социоэкономическим вехам его собственной жизни и опыта.
12
Оригинальная версия работы опубликована в трудах Симпозиума по вопросам здоровья личности: Symposium on the Healthy Personality, Supplement II; Problems of Infancy and Childhood, Transactions of Fourth Conference, March, 1950, M. J. E. Senn, ed.New York: Josiah Macy, Jr. Foundation.
13
См. часть I работы автора: Childhood and Society (1950a).
14
Мое участие в лонгитюдном исследовании Института детства Калифорнийского университета (Macfarlane, 1938; Erikson, 1951b) заставило меня с величайшим уважением относиться к жизнеспособности и целеустремленности детей, которые, в том числе благодаря нашей растущей экономике и щедрой помощи некой социальной группы, учились компенсировать свои горькие потери и несчастья, которыми мы в нашей клинической практике объясняем многочисленные расстройства. Благодаря этому исследованию я получил возможность на протяжении десяти лет отслеживать истории более чем пятидесяти (здоровых) детей; до сих пор я получаю сведения о судьбе некоторых из них. Однако лишь разработка концепции идентичности (см. настоящую публикацию, с.114–189) помогла мне приблизиться к пониманию связанных с этим механизмов. Надеюсь, еще опубликовать мои впечатления от упомянутой работы.
15
Читатель, занимающийся вопросами детского развития, возможно, хотел бы обратить особое внимание на тот факт, что стадию можно понимать как тот период времени, когда та или иная способность появляется впервые (или появляется в форме, поддающейся тестированию), или как период, когда эта способность настолько уверенно сформировалась и интегрирована (как мы бы сказали, включена в рабочий аппарат эго), что может быть безопасно инициирован очередной этап развития.
16
Одной из главных ошибок в использовании представленной здесь диаграммы было бы предположение, что чувство доверия (и все иные предполагаемые позитивные чувства) является достижением, раз и навсегда зафиксированным на данной стадии. Действительно, некоторые авторы, возможно, желали бы составить из этих стадий некую лестницу достижений, легкомысленно замалчивая негативные чувства (базовое недоверие и т. д.), которые остаются динамическим противовесом позитивных чувств на протяжении всей жизни. (См., например, «таблицу зрелости», распространяемую Национальным конгрессом родителей и учителей Омахи, шт. Небраска [1958], в которой не упоминаются никакое кризисы, но приведено описание представленных здесь стадий.)
На каждой стадии ребенок формирует определенный баланс положительного и отрицательного, и, если этот баланс в пользу положительного, он преодолевает позднейшие кризисы с лучшим шансом на полноценное, нетравматичное развитие. Идея о том, что на любой из стадий достигается некое доброкачественное свойство, неуязвимое для новых внутренних конфликтов и внешних изменений, есть проецирование идеологии успеха на детское развитие, которое опасным образом проникает в наши личные и общественные мечты и которое способно сделать нас беспомощными перед лицом обострившейся в наше время борьбы за наполненное смыслом существование.
Лишь в свете внутренней раздвоенности и социальных антагонизмов вера человека в присущие ему жизнестойкость и созидательность оправданна и действенна.
17
На стене одного ковбойского бара на просторах Среднего Запада я прочитал: «Я не таков, каким мне следует быть, я не таков, каким я стану, но я не тот, кем я был».
18
То же верно и для «родительства» – во всей конкретике этого термина, который в данной работе часто используется вместо кажущегося более неопределенным слова «генеративность». Однако в этих первых формулировках подчеркивается отношение генеративности к продуктивности труда.
19
Данная статья была впервые напечатана в журнале Американской психоаналитической ассоциации (The Journal of the American Psychoanalytic Association, 4:56–121, 1956). Исследование, на котором основывается статья, получило поддержку в виде гранта, предоставленного Фондом прикладных исследований Центра Риггса.
20
На праздновании 35-й годовщины Института Бейкеровского центра (Institute of the Judge Baker Guidance Center) в Бостоне, май 1953 года, а также на Зимних заседаниях Американской психоаналитической ассоциации, Нью-Йорк, 1953.
21
…die klare Bewusstheit der inneren Identität (Freud, 1926).
22
Курсив мой.
23
Child Guidance Study, Institute of Child Welfare, University of California.
24
Уильям Джеймс (William James, 1896) говорит об отказе от «старого альтернативного эго» и даже об «убийстве своего я».
25
См. доклад Анны Фрейд и Софи Данн о перемещенных детях (1951).
26
Изначально «диффузия идентичности». Мне неоднократно замечали, что этот термин неудачен. На заседании Исследовательской группы ВОЗ Дж. Хаксли предложил использовать вместо него термин «дисперсия» или «рассеяние». Безусловно, самое первое значение слова «диффузия» связано с пространственным центробежным рассеянием элементов. Диффузия в культуре означает процесс, в рамках которого технологический элемент, форма искусства, идея переходят в результате миграции, путешествия, коммерческого контракта из одной культуры в другую, иногда даже очень далекую. При таком использовании термина не может быть никакой путаницы; в результате такого рассеяния центр не страдает. Диффузия идентичности предполагает, однако, что происходит расщепление образов «я», утрата ядра, появляется чувство растерянности и дезориентации, страх смерти. Термин «спутанная идентичность», в свою очередь, следует употреблять попрежнему для обозначения острого симптоматического расстройства.
27
См. главы VIII («Статус и роль») и XI («Социальные классы») работы Дж. Мида (G. H. Mead, 1934). Более современный психоаналитический взгляд на этот вопрос представлен в работе Акермана (Ackerman, 1951).
28
Цельность (в оригинале Wholeness. – Примеч. пер.) есть совокупность частей, пусть даже совершенно разных, которые объединены некими эффективными связями или организацией. Данная коннотация наиболее наглядно передается такими словами, как «всецелый», «цельность натуры», «цельность мышления», «всей душой» (wholeheartedness, wholemindedness, wholesomeness). Цельность как гештальт указывает на прогрессивную взаимность между различными функциями и частями. Совокупность, напротив, говорит нам об абсолютных границах гештальта: некоем случайном ограничении, где то, что находится вовне, не должно оказаться внутри. Совокупность должна быть так же абсолютно инклюзивна, как и абсолютно ограничена. В словарном определении [английского варианта слова «совокупность» – «totality»] приводится слово «безоговорочный», что подразумевает некие элементы силы, которая решит вопрос о том, может ли оригинальная характеристика стать абсолютной и действительно ли части и элементы, так сказать, испытывают притяжение друг к другу. В психологии личности и группы периодически наступает потребность именно в такой форме общности без дальнейшего выбора или ее трансформации, даже если это означает отказ от столь желанной цельности. Говоря проще, там, где человек отчаялся обрести цельность, он перестраивает сам себя и мир, находя пристанище в тоталитарных объединениях.
Психоанализ позволяет увидеть, насколько сильны и систематичны бессознательные потенциальности и предрасположенность к тотальной перестройке, спрятанные лишь за внешними пристрастиями и убеждениями, и, с другой стороны, сколько энергии тратится на внутреннюю защиту от угрозы тотальной переориентации, при которой черное становится белым и наоборот. Лишь эмоции, высвобождаемые при таком внезапном преображении, свидетельствуют о количестве этой энергии (Erikson, 1953).
29
Своим новым взглядом на этот вопрос я обязан Роберту Найту (Robert Knight, 1953) и Маргарет Бренман (Margaret Brenman, 1952).
30
Эго-психологический подход Дэвида Рапапорта (David Rapaport, 1953) к «активности и пассивности» проливает новый свет на роль эго в таких кризисах.
31
Данный пример отлично иллюстрирует тот баланс, который должен быть найден в представляемой пациентам интерпретации, между определением «сексуальный символизм» (читай: кастрация), которое, в случае акцентуации терапевтом, лишь усилит чувство опасности у пациента, и «тем, что представляет опасность для эго» (в данном случае опасность отрезания пути к автономии), что гораздо важнее сообщить пациенту и что мгновенно принесет положительный результат, создав условия для безопасного обсуждения сексуальных смыслов.
32
См., однако, Piers and Singer (1953).
33
Я пока не могу указать на систематическое сходство и расхождения с выводами так называемых неофрейдистов и тем, что я сам пытаюсь сформулировать. Я покажу далее, что я предпочитаю говорить о «чувстве идентичности», нежели о «структуре характера». В отношении наций мои представления заставляют меня сконцентрироваться на условиях и опыте, которые обостряют или угрожают национальному чувству идентичности, нежели на статичном национальном характере. Введение в эту проблему представлено в моей книге «Детство и общество» (1950a). Здесь важно помнить, что каждая идентичность культивирует свое собственное чувство свободы: вот почему одни народы редко понимают, что же заставляет другие народы чувствовать себя свободными. Этот факт широко используется тоталитарной пропагандой и недооценивается западным миром.
34
Курсив мой.
35
Курсив мой.
36
Мои мысли (Erikson, 1954) об озабоченности в отношении собственных детей, пациентов и кристаллизации идей в работе Фрейда («Сон об Ирме»). В моей психосоциальной интерпретации этого сна я указываю на то, что сон можно рассматривать как попытку проследить этапы психосоциального развития, но в то же время он представляет собой психосексуальную регрессию в одну из инфантильных стадий развития либидо. Сны Фрейда (из-за прочной внутренней структуры его личности и, возможно, по причине дидактического интереса, руководствуясь которым он их разбирал) постепенно сделались основой процесса понимания даже тех вопросов, которые он не сформулировал явно, например о параллелизме психосоциального и психосексуального. В «Сне об Ирме», как я показал в своей работе, тема фаллического очевидно тесно связана с темой инициативности. Также в сне Фрейда «о трех парках» есть ясное указание на тесную связь орального поглощения и доверия; а сновидение о графе Туне убедительно иллюстрирует тему автономии и модальностей анального элиминирования. Я готовлю работу, в которой сравниваю эти сны.
37
В данной работе я могу лишь коснуться темы возможной связи проблемы идентичности с идеологическими процессами (Erikson, 1958a) и лишь в скобках могу назвать возможные соответствия между стадиями психосоциального развития личности и главными тенденциями в социальной организации. Как было сказано в разделе «Рост и кризисы здоровой личности», проблема Автономии (versus Стыд и сомнение) имеет внутреннюю связь с определением личных прав и ограничений в базовых принципах законодательства и правосудия, а проблема Инициативности (versus Вина) – с поощрениями и ограничениями, порождаемыми доминирующим этосом производительных сил. Проблема мастерства критическим образом подготавливает к доминирующим способам производства и характерным формам разделения труда.
38
Организован профессорами С. Айзенштадтом и С. Франкенштейном из Еврейского университета. Здесь представлены мои первые впечатления.
39
Предварительно мы можем сказать, что элиты, рождающиеся из исторических трансформаций, – это группы, которые из глубочайшей общей идентичности способны извлечь и создать новый способ преодоления опасных для общества ситуаций.
40
То есть относительный коммунизм в рамках отдельного сообщества, который в своих отношениях с национальной экономикой представляет скорее кооператив, извлекающий свою выгоду.
41
Мы можем, например, спросить, что же внутреннее, бессознательное приобретает преступник из преступления как образа или цели своей жизни. Возможно, его радикальная закрытость, его провокативное самодовольство, полный отказ от раскаяния противостоит тревоге перед угрозой диффузии идентичности. Не подвергаем ли мы его этой опасности, предлагая ему приобрести «шанс» ценой раскаяния – ценой, которую он не может позволить себе заплатить? Если взглянуть на элементы диффузии идентичности (горизонталь V), то можно предположить следующее.
Для некоторых молодых людей правонарушения являются спасением от диффузии времени. В состоянии правонарушения всякая перспектива будущего со всеми своими требованиями и неопределенностями отступает перед доминантой краткосрочных целей, таких, скажем, как «прижать кого-то», или просто «что-то сделать», или «пойти куда-то». Конечно же, это упрощенное толкование действия социальной модальности и примитивизация действия импульсов.
Сознание идентичности также надежно спрятано за специфической идентификацией нарушителя «с ним самим в роли преступника» и маской непроницаемости, демонстрируемой перед следователем или судьей. Эта маска – внешнее проявление абсолюта выбора – отказ от какой-либо эмоциональной реакции, защита от появления чувства стыда или вины.
Рабочий паралич, болезненное состояние, проявляющееся в неспособности взаимодействовать с материалами и участвовать в созидательной работе, также наблюдается в ситуации правонарушения. В любой культуре овладение мастерством является основой формирования идентичности. Правонарушители (часто представляющие группы, не имеющие опыта осмысленной работы) проявляют, напротив, искаженное, но глубокое чувство удовлетворения, «делая работу» в деструктивном смысле. Юридическая классификация такого поступка может раз и навсегда закрепить в молодом человеке негативную идентичность преступника. Это, в свою очередь, освободит его от необходимости искать дальше свою «хорошую» идентичность (Erikson and Erikson, 1957).
Кроме того, преступное поведение оберегает многих индивидуумов от бисексуальной диффузии. Утрирование фаллическо-садистической роли у юношей и неразборчивость в связях у девушек – это отказ или от чувства сексуальной подчиненности, или от обязательств истинной интимности.
В этой связи необходимо упомянуть одну весьма характерную черту нашего времени. Я имею в виду локомоторную интоксикацию – удовольствие от вождения автомобиля. Мы склонны представлять себя умелыми лихими водителями, когда на самом деле нами управляют силы куда более мощные и быстрые, чем наше собственное тело. Вторая интоксикация (которая удачным для себя образом объединилась с первой в форме автошоу) – это пассивная интоксикация спортивными зрелищем, когда мы не только наблюдаем за бесконечным движением, но и организм наш «запускает свой мотор». Поскольку юность – в высшей степени локомоторный период и поскольку в подростковом периоде исследование возможностей (в том числе ментальное) должно возобладать над сексуальным напряжением, дисбаланс между возросшей пассивной стимуляцией и достижениями техники совместно с сокращающимися возможностями для активного действия является основной предпосылкой таких характерных проявлений в форме угона автомобилей и физического насилия, а также всеобщего неумеренного пристрастия к танцам.
Что же касается диффузии авторитетов, то участие в организованной преступной деятельности очевидно уравнивает молодого человека с другими членами группы, имеющей определенную иерархию лидерства, и так же очевидно ограничивает для него авторитетность других людей, например участников других банд, групп, или всего мира за пределами его банды. Точно так же этика банды защищает своих членов от чувства диффузии идеалов.
Именно поэтому я бы подходил к проблеме подростковых правонарушений, вооружившись концепциями, выработанными на основе наблюдения за психиатрическими нарушениями у молодежи. Возможно, сравнение этих двух феноменов позволит нам понять динамику идентичности молодежи путем сопоставления личностей правонарушителей и шизоидных пациентов (Фрейд сопоставлял перверсию и неврозы как выражение и сдерживание определенных импульсов) (Erikson, 1956).