У Коула намечался день рождения. Лаура позвонила и попросила помочь с подарком. Я прождал в парке у офиса Коула минут двадцать и хотел уже идти, как кто-то постучал меня сзади по плечу. Оборачиваюсь и вижу смесь Лауры и всего того, от чего я обычно с ума схожу. Копна кудрявых волос, круглые серьги здоровенные, маечка, которая только-только все прикрывает, и улыбка, до того дикая, до того хищная, что я почувствовал, как возбудился. Уставился на это явление и не понимаю ничего совершенно.
— Я Джесс, — говорит она. Смотрю на нее с недоверием.
— А где Лаура? — улыбаюсь, глупо ее оглядывая, потому как они очень похожи. Как сестры. Но что происходит, понять не могу. Голос у нее хриплый, как у заядлой курильщицы. И куча словечек типа «Гиг, крошка», или «детка», или «шутишь» на любое мое слово. Лаура — та сама деликатность, трепетность. И я не мог понять, нравится ли мне то, что теперь перед собой вижу. Но оторваться не мог.
Она достает сигарету и закуривает. Так сочно. Я, не куривший с институтских времен, тоже безмолвно протянул руку к ее пачке «Camel» и спрашиваю:
— Это ты мне звонила или Лаура?
Она смотрит на меня как на дурака и отвечает:
— Лаура, конечно. Ты что, нас не отличаешь?
Я пожал плечами.
— А почему ты пришла?
— Лауре с такими, как ты, не стоит оставаться наедине, — говорит она.
— В смысле?
— Я видела, как ты на нее смотришь.
— Откуда ты видела? — спрашиваю я.
— Есть места. Гиг, душка, — отвечает она загадочно. Тогда я еще не понимал, о чем это.
— Так мы будем подарок Коулу выбирать с тобой вместо Лауры? Она хотела посмотреть гитары и… — Джесс перебила меня, поцеловав в щеку у самого краешка губ. Не дала фразу закончить. А потом шепнула на ухо:
— Пойдем в твою тачку, у меня мало времени. Я безумно тебя хочу, аж ноги сводит.
Я так и сел. Ничего подобного со мной не происходило. А тут ощутил себя кроликом перед удавом. Каким-то прыщавым ботаником. Я не понимал, это розыгрыш или еще что. Но только пошел за ней, как послушный бычок на убой.
Джесс была сумасшедшей. Нимфоманкой, социопаткой. Да кем угодно, не важно. С тех пор я на нее подсел. Это как наркомания. Вроде бы и понимаешь, что это убивает, лишает всего, дискредитирует перед обществом, но ничего не можешь поделать.
Когда мы встретились с Лаурой на дне рождения Коула после того случая, она ничего не стала обсуждать, не объяснила, почему не пришла. Подарила вместо гитары камеру GoPro, а со мной и словом не перекинулась. Она все еще сильно мне нравилась, но теперь я постоянно думал о чертовке Джесс. Хотел еще раз повторить то, что мы в тачке устроили. Поэтому подошел к Лауре, чтобы телефон Джессики узнать.
Спрашиваю ее:
— Не могла бы ты мне дать телефон Джесс? Я не буду к тебе лезть за объяснениями, почему ты не явилась на встречу, которая была нужна тебе больше, чем мне. Просто дай, пожалуйста, телефон сестры!
Но Лаура меня удивила. Взгляд ее стал до того испуганным, что я пожалел, что вообще к ней полез. Она ни слова не сказала, но из глаз у нее брызнули слезы, и, всхлипывая, она убежала из комнаты. В доме было полно гостей, но Коул заметил нашу сцену. Подошел и спросил, что стряслось.
— Я попросил телефон Джессики, ее сестры.
— Сестры?
— Да. У нее ведь есть сестра? — уточнил я, уже ничего не понимая.
— Да вроде, — кивнул Коул. — Она не любит о том говорить. С этим, как я понял, связана какая-то темная история из ее детства. А ты как узнал?
— Я встретился с Джессикой. Должен был встретиться с Лаурой. Она просила помочь с подарком для тебя. А пришла эта Джесс. — Я заметил, что Коул удивлен. — Ты вообще не знаешь ничего о девушке, на которой собрался жениться?
— Похоже на то, — пожал плечами он. В этом был весь Коул Тейт. Хороший парень из приличной семьи, который верит людям на слово, и ниже его достоинства копаться в чужом грязном белье.
— И разобраться не хочешь? Ты же юрист.
— Но она не мой клиент. Она моя любимая. Мне достаточно того, что она сама о себе рассказывает. Того, что я знаю ее, знаю, какой она человек. Она удивительная девушка. Чистая, светлая.
— Уверен, что знаешь? — спросил я.
Коул посмотрел на меня с долей обиды.
— Уж что-что, а в людях я разбираюсь. Распознаю́ ложь. Я же адвокат. Первоклассный адвокат, — подмигнул он мне.
— И скромный, — похлопал я его по плечу по-братски.
Только тогда он ошибся. Непоправимо ошибся. Потому что Лаура и не лгала. Она просто многого не знала.
Я никогда не видел Лауры. Но слышал, когда Труди и Джесс о ней говорили. Когда еще общались, чаще на повышенных тонах, тогда эта тема не была табуированной. А почему они перестали общаться? Так из-за нее и перестали. Из-за Лауры. А точнее, из-за того, что не договорились, кто из них больше виноват. Я еще успел побыть свидетелем их, назовем это, диалогов. Картина была пугающая. Словами не описать. То, что они друг другу предъявляли, как спорили. Может, и лучше, что они перестали общаться. Я видел и слышал обрывки фраз. А потом кто-то из них всегда закрывал дверь. Они не любили, чтобы на них смотрели. Потому как, повторюсь, со стороны это походило на сумасшествие.
Мы тогда уже жили все вместе. Я только-только узнал и переварил часть истории, которая произошла до меня с Лаурой. И решил, что не оставлю Труди, что бы ни произошло. А тут увидел их взаимодействие. Может, если б раньше увидел, то и отказался бы. И сбежал бы так, чтоб только пятки сверкали. Но они незаметно все сделали. Сварили лягушечку в холодной воде, как говорится. Так что я завяз по самое горло.
Джесс металась из угла в угол необъятной гиговской квартиры в верхнем Ист-Сайде. Я в таких апартаментах не бывал и еще не привык к шику. Гиг из обеспеченной семьи, которая оставила его без финансовой поддержки. Он, как я понял, исчерпал лимит доверия, и квартира эта была чуть ли не последним признаком прежнего лоска. В остальном же он постоянно куда-то вкладывал какие-то перезанятые деньги. Вечно что-то кому-то и у кого-то одалживал. Создавал видимость того, что держится на плаву. При ближайшем рассмотрении он мне показался беспросветно жалким. Когда я въехал в пентхаус, то оплатил их счета за восемь месяцев. И потому Гиг со мной считался. Хотя, конечно, не признавал себе ровней. А потом Джессика и Труди получили значительную выплату по страховке, которую ждали. После того Гиг немного воспрянул. Он всегда считал эти деньги своими. Он вообще быстро все себе присваивает.
Так вот, Джессика носилась из угла в угол безразмерной гиговской квартиры, жестикулировала и кричала в пустоту. Фразы Труди звучали тихо и немного плаксиво. Было видно, что она защищалась. Не люблю, когда кого-то вынуждают оправдываться. Обычно я принимал ее сторону. Так было до последнего разговора, в котором Труди перегнула палку.
— Господи! Господи, Труди! Ты была там. Была! — кричала Джессика. — Почему ты не можешь признать, что была там?
— Была. Я и не скрываю. Но я просто подглядывала. Я не выходила. Ничего не делала. Просто смотрела.
— Ты это уже говорила. Но тогда ты должна была видеть, кто сделал это с Коулом. И почему, господи… — Джесс схватилась за голову.
— Я не видела, я сто раз тебе говорила. Пропал бумажник. Зачем кому-то из нас его бумажник? — почти плакала Труди в ответ. Голос ее от слез стал почти детским. — Лучше бы ты Гига допрашивала с таким пристрастием, Джесс!
— Мы с Гигом были там вдвоем и… Я знаю, что мы накосячили. И что виноваты в том, что Коул увидел и… Но мы оттуда убрались. Гиг при мне хлопнул дверью и выскочил на улицу. И я… Я не могла смотреть на себя глазами Коула. На всю эту мерзкую сцену. На то, как мы подставили Лауру. Я ушла. Просто закрыла на все глаза. Его боль была невыносимой. — Было видно, что Джессике воспоминания причиняли сильное страдание. Она винила себя. И было за что. Устроить такое в день свадьбы Лауры.
— Это был тот, кто взял бумажник, — шептала Труди. — Ты что, забыла об официальной версии следствия?
— Хорошо. Тогда скажи, кто это? Если ты подглядывала, то должна была видеть, что там случилось на самом деле. Молчишь? Потому-то я уверена, что ты врешь, Труди. Врешь! Почему бы тебе просто не сказать правду? Даже если она ужасна. Кого ты прикрываешь?
— А я думаю, врешь ты, Джесс! Ты так много шумишь. Ищешь виноватых. Хотя если б не вы с Гигом, если б не ты, ничего бы не случилось! Совесть мучит тебя, а срываешься на мне.
— Я своей вины не отрицаю. А ты делаешь вид, что от этой истории в стороне. Будто тебя там не было, — отвечала Джесс.
— Ты и так всегда относилась ко мне как к пустому месту, — села Труди на своего любимого конька.
— Относилась как к пустому месту? Да я тряслась над тобой и Лаурой. Оберегала от посягательств. Брала грязь на себя. Ты и представить не можешь, через что мне пришлось пройти… — Джессика начала всхлипывать.
— Могу. Я подглядывала и думаю, тебе нравилось то, что, как ты выражаешься, ты «взяла на себя». — Голос Труди стал резким. — Ты просто любишь трахаться. Признай это.
Джессика замолчала. На этом все и закончилось. Она больше никогда не говорила с Труди. Планы, касающиеся нас четверых, которые мы хотели согласовать, передавались ими друг другу через нас с Гигом. Труди жестоко обидела ее тогда. И Джесс, видно, решила показать, что такое «пустое место» на самом деле.
А я… Я попал как кур в ощип с этим безумием. Но в те моменты, когда Труди кричала по ночам, билась в страхе, как слепой котенок, брошенный в ручей, я понимал, что никуда от нее не денусь. Не оставлю. У каждого есть прошлое. И многие в своем прошлом неповинны. Особенно дети. В первую очередь дети. Я видел, как рождались звери на ферме — телята и ягнята. Некоторые роды я принимал сам, когда стал постарше. Животные взрослеют раньше людей. Через шесть-семь часов после рождения теленок поднимается на тонких трясущихся ножках и начинает ходить. Людям же нужен на это год.