Я знаю, что такое беззащитность. Я видел ее и различаю те моменты, когда кто-то способен сам себе помочь, а когда нет. Так вот, Труди способна не была. Как, впрочем, и Джессика.
Гига я полюбила с первой минуты. Это было как разряд тока. Как трепетное щекотание внизу живота, когда взлетаешь на качелях. Как запах из детства, вернувший в забытое. В жизнь хоть и твою, но далекую, оставленную за множеством закрытых дверей. Дежавю. Волнительное и вместе с тем пугающее, потому что ощущаешь перед ним полную уязвимость.
Взгляд Гига в ту первую встречу походил на взгляд Санджая Ароры на ночном пляже. Было в нем беззаветное обещание сделать что угодно. Средневеково-рыцарская решимость, уносящая, словно на машине времени, в эпоху прекрасных дам. Ради благосклонности которых расставались с жизнями на турнирах. Дурацкое сравнение. Бедный Санджай. Его чернеющий вулканической лавой взгляд. Взгляд, похожий на прыжок с тарзанки в пропасть. Шаг в неизвестность. И летишь, зная, что вроде бы в безопасности. Вроде бы. Ведь взгляд — не смертельно. А коленки трясутся и сердце выпрыгивает из груди. И одного только хочется — продлить. Непременно продлить этот восторг. Жалко, что все со временем приедается. Дымка обыденности делает с людьми и чувствами отвратительные вещи. Не хочется верить, что это настигнет и нас. Пока мы худо-бедно справляемся.
Первая моя встреча с Гигом произошла в парке у офиса Коула. Пришла я на нее вместо Лауры и уже одним этим подвела ее.
Я видела Гига, когда он обо мне еще не знал. Тогда он смотрел на Лауру «тем самым» взглядом. И возможно, я хотела уберечь ее от ошибок. А возможно, хотела, чтобы он посмотрел так на меня. Но на самом деле я просто влюбилась. Нарядилась а-ля Джулия Робертс в «Красотке». Взбила кудри, надела круглые серьги размером с блюдца и сапоги-ботфорты. Сверху накинула вареную джинсовку с чужого плеча, а под нее белый трикотажный топ и классическую мини-юбку Wrangler. Меня рассмешила почти детская растерянность Гига. Надо было видеть его обескураженное лицо. А я сразу поняла, что этот человек изменит мою жизнь. И изменил. Оба мы изменили, но, к сожалению, не только жизни друг друга.
Мы стали встречаться за спиной Лауры. Я использовала каждую возможность. Каждую свободную минутку. Врывалась к Гигу в рабочий кабинет. Тогда у него еще была номинальная работа в фирме отца. Призжала к нему домой, в пентхаус в Верхнем Ист-Сайде. Или подкарауливала его у тачки, как сталкерша. Он никогда не знал, когда я появлюсь снова. И это жутко возбуждало. Иногда у меня подолгу не было возможности посетить его, и потому все наши встречи получались на пике эмоций. Раз я увела его со свидания с одной расфуфыренной богачкой из дорогущего ресторана. Вот это был номер! Точно для кино. Только случился он на самом деле. Я искала Гига битый час и, когда уже отчаялась, увидела знакомую машину у пафосного заведения. Зашла туда с черного входа. Встретила в раздевалке официанточку, которая заканчивала смену. Расспросила ее, где тут что, сказав, что пришла на собеседование. Она мне поверила. Дала пару инструкций. А когда та ушла, я напялила ее форму, взяла блокнотик и вышла в зал. Гиг и эта мадам сидели друг напротив друга чинно и благородно. Я чуть не расхохоталась, зная, каким он может быть неотесанным. А тут прям франт. Только что мизинчик не оттопыривал, вино попивая. Я подхожу и заявляю:
— Вы определились с заказом?
Гиг, не глядя на меня, сначала протянул басом:
— Мы уже заказали, спасибо. — А потом повернулся ко мне, и вино, которое он пригубил, полетело дамочке в физиономию.
Она в шоке. Я заливаюсь хохотом. К нам движениями гепарда направляется менеджер, а я хватаю Гига за рукав и тяну за собой к выходу. Он, покорный мне, бросает даму как есть, с оплеванным лицом и незакрытым счетом, и мы бежим по улице, задыхаясь от смеха. Я в белом передничке и черном официантском платье, точно из фильма для взрослых. Он без пиджака, в котором его карты, наличка и ключи от тачки, которая тоже, надо сказать, припаркована у самых окон ресторана. Но мы счастливы.
— Ты сумасшедшая, — говорит он мне, и это звучит сильнее, чем «я тебя люблю». Потому что я понимаю, что он теряет ради меня все. Свою репутацию, связи, общественное положение. И тогда я понимаю, что он принимает меня любой. Такой, какая я есть. Сумасшедшей. Теперь он должен все знать. Дальше скрывать нельзя.
— Я должна рассказать тебе один секрет, про меня и Лауру. Про наше детство. Об этом до тебя никто-никто не знал, Гиг.
Он кивает.
— Только клянись, что не оставишь меня. — Говорю серьезно и смотрю ему в глаза, словно приговоренный на плацу. Он пугается. Вижу, что адреналин от пробежки потихоньку падает, и за ним остается не менее важное для меня — внимание. Нет, не разочарование, не трусливое желание заткнуть уши, а настоящее внимание. То самое, с готовностью во взгляде, от которого, как на тарзанке, летишь с горы в пропасть. И я все-все ему о нас рассказываю.
Поэтому на свадьбе Лауры и Коула Гиг знал и понимал, что происходит. Полностью был в теме. И потому ответственность на нас обоих. Только все равно ведь горько становится, что то «плохое» произошло из-за меня. Не знаю, что горше: то, что подвела Лауру, когда должна была ее защищать, или то, что Коула больше нет. Наверное, все вместе.
Лаура не могла без нас с Труди. Хотя мы и держались в стороне. Не лезли в ее жизнь, но всегда были рядом, готовые помочь. Она была для нас всем, и я думаю, что и сейчас мы продолжаем оберегать ее. Мучит меня другое. Можем ли мы жить дальше и радоваться жизни? Имеем ли право забывать? Как так выходит, что все, абсолютно все человек в силах забыть? Забыть и объяснить себе так, чтобы жить дальше довольно-таки спокойно и без угрызений совести.
Кровавый след тянется за мной. За всеми нами. Мне страшно, когда думаю об этом. Объяснения, что я нахожу, пугают. Я не понимаю, кто убил тех людей. Или не хочу понимать. Могло ли происшедшее быть результатом случайности, совпадения? Если бы только Коул… Тогда я бы решила, что могло. Но Санджай… Теперь это какая-то нездоровая последовательность. Если честно, я подозреваю всех, даже себя. Но мне не верится, что я убийца.
Дяди Теда больше нет,
Дядя Том теперь скелет.
Том и Тед, Том и Тед,
Это наш большой секрет.
Голова кружится. Темно, тихо, душно, влажно. Мне хочется пить. Кажется, я не пила целую вечность. В горле пересохло. Ночь очень теплая. Я в тропическом саду. Он освещен луной. Сад кажется мне знакомым, будто я много раз видела его во сне. Я чувствую ногами не остывшую после жаркого дня землю. Мне очень страшно, как в детстве. Нет, лучше не вспоминать.
Не вспоминать. Не вспоминать.
Ногам неприятно. Я бреду на ощупь. Что-то движется под стопой и шмыгает в кусты. Ящерица. Наверное, ящерица. Я иду в сторону дома, из окон которого льется теплый свет. Слышу шум. Загорается электричество в большом холле. Раздаются мужские голоса, ругань. Я затихаю. Один голос, кажется, принадлежит Гигу. Громкий. Я узнаю его. Такая знакомая манера растягивать слова. Может, второй голос — тот, что потише — принадлежит Коулу? Я ощущаю радостное предчувствие. Двигаюсь ближе к дому, чтобы расслышать получше. Мужчины ходят по гостиной взад-вперед. Я вижу их через большое панорамное окно, выходящее в сад. Гиг голый по пояс, в длинной полосатой юбке, похожей на традиционный наряд индуса — или что-то вроде того. Он очень загорел. Никогда я не видела его таким смуглым. И прическа у него намного короче, чем в день моей свадьбы, когда мы виделись в последний раз. Я стою в кустах, приглядываюсь и прислушиваюсь. Второй мужчина сидит на диване спиной к окну, и мне не видно его лица. Одна часть меня хочет бежать отсюда. Вторая заставляет меня всматриваться в панорамное окно. Я верю или хочу верить, что второй мужчина — Коул. И тогда все встанет на свои места. И не надо будет бежать. Как в детстве.
Не вспоминать. Не вспоминать.
Я тяжело дышу, и собственное дыхание мне кажется очень громким. Второй мужчина встает и поворачивается к окну. Это не Коул. Кто же это? Он крупный, с вытянутым лицом, напоминающим поношенный башмак.
Как в детстве.
Не вспоминать. Не вспоминать.
Дяди Теда больше нет,
Дядя Том теперь скелет.
Том и Тед, Том и Тед,
Это наш большой секрет.
Я шепчу стишок, который знаю очень давно. На улице жарко, но меня бьет дрожь. Кто этот второй мужчина?
Бежать, бежать — пульсирует в голове. Бежать. Кажется, они замечают меня и бросаются на улицу. Я устремляюсь в сторону забора, спотыкаюсь и падаю. Как тогда, в детстве.
Не вспоминать. Не вспоминать.
Слышу тяжелые шаги. Они подходят ко мне, но ничего не говорят. Стоят и смотрят. Я лежу на земле. Ощущаю запах кислой почвы.
Через минуту Гиг произносит:
— Лаура, это ты?
Я молчу. Он повторяет:
— Лаура, ты вернулась?
— Откуда вернулась? — спрашиваю я, все еще лежа лицом к земле.
— Одному Богу известно откуда, детка. Но тебя долго не было.
Я поднимаюсь, разворачиваюсь и сажусь на землю. Рассматриваю их обоих. Тот, второй, что не Гиг, смотрит на меня с ужасом.
— Почему ты здесь, Гиг? И где Коул? — спрашиваю я.
Гиг присаживается на корточки и смотрит мне в глаза, будто пытается прочитать мои мысли.
— Коула больше нет. Разве ты не помнишь? — говорит он, и сердце у меня уходит в пятки. В ушах снова гул. Я падаю на траву, и все плывет перед глазами так, будто меня кружит на детской карусели. Второй, тот, что не Гиг, шлепает меня по щекам, светит мне фонариком в глаза.
— У нее шок. Надо отвезти ее в больницу, — говорит он, но голос его доносится откуда-то издалека.
— Я не хочу жить. Не хочу, не хочу. Я хочу к моим сестричкам. К моим маленьким сестричкам, — шепчу я в забытьи, чувствуя, как холодные слезы бегут по щекам.