Не вспоминать. Не вспоминать.
Я хочу к Салли и Карин.
А потом наступает пустота.
Глава 5
Джессика позвонила рано утром и безапелляционно предложила составить ей компанию на игре в теннис. Я уже и забыл, какое необдуманное обещание дал ей в день знакомства. Пока неуемная девица тараторила в трубку, я собирал с пола вещи, зажав мобильник между плечом и щекой. Накануне я вернулся домой уставшим. Скинул одежду, да и сам упал в кровать, как вещь. Хорошо, что бабушка не видела того, что творилось у меня в пристройке. Жили мы с ней вместе. В одном доме, стоящем на отшибе. Прикрытом несоразмерно длинными пальмами, как пляжными зонтиками. Бабушка держала хозяйство, состоящее из безрогой козы породы джамнапари с висячими ушами, как у бассет-хаунда, пары вечно квохчущих кур да небольшого огородика, заросшего стручковой фасолью, лаймовыми деревьями и прочей зеленью. Она носила на соседний рынок урожай и получала крохотную выручку. Вероятно, ей нравился сам процесс. Мама из чувства вины ежемесячно посылала родительнице деньги. Может, поэтому многие в округе считали бабулю зажиточной дамой. Та же не тратила на себя ничего из присланного, живя своим трудом. Бабушка никогда не заговаривала со мной о маме. Выбрав папу, та почти перестала для нее существовать. Нет, это не было отречением от собственного ребенка. Просто мама выпала из понятной бабушке системы координат. А ба обладала свойством не думать о том, чего не понимала. Меня же она любила до странности, безусловно. Хотя я сочетал в себе бесшабашность отца и непослушание матери. Поколенческий парадокс: за что взрослое поколение обожает внуков, за то же чихвостит собственных детей. А может, ба видела во мне кое-что от себя самой? Словом, жили мы с ней бок о бок. Итальяно-ланкийский бармен и одинокая старая женщина, страдающая трудоголизмом.
Я занял флигель с отдельным входом. Лесенка к моей двери тянулась по фасаду металлической хлипкой змейкой. Нижний этаж бабушка сдавала экспатам, и именно это, а не огород, составляло основную часть ее дохода. Сейчас на первом этаже пристройки жила чета русских: девочка с куцыми дредами и худенький мальчик в круглых очках. Парочки этой почти не было видно и слышно. На втором этаже флигеля находилась просторная комната со скошенной крышей, точно французская мансарда. Когда я только приехал, ба использовала ее как склад. Мне пришлось самостоятельно закрасить стены белой краской и выложить душевую плиткой, чтобы там можно было жить. Кроме кровати, шкафа с реечными дверцами, напоминающими жалюзи, стола, стула и мишени для дартса ничего у меня не было. Поэтому разбросанные кругом вещи сильно портили картину минималистичного интерьера. Обычно я все-таки успеваю добираться до шкафа.
Так вот, я вяло прохаживался по комнате, нагибаясь то за майкой, то за шортами, то за трусами. Джесс щебетала на другом конце трубки тоном, не готовым к отказам:
— Игра будет двое на двое. А то эти засранцы повадились ходить без меня. Говорят, они друг другу достойные противники. А вот я плохо подаю, и им со мной не интересно. Да и в таком раскладе всегда кто-то один сидит на скамейке запасных и ждет своей очереди. А ты, Рамзи, самое то. Как говорится, для баланса!
— Да, помню. Твой муж сказал, что я подойду, — усмехнулся я. Еще в день первой встречи я отметил, как быстро Гиг «оценил» мою спортивную подготовку.
— Ага, — даже не попыталась смягчить удар по моему самолюбию Джесс.
Может, мне и нравилось в ней то, что она никогда ничего не смягчала.
— Так через час, в девять, на корте в форте? На корте в форте! Почти стишок вышел, — озорно повторила Джесс и добавила: — Успеешь?
— Постараюсь! — крикнул я, уже заступая ногой в душевую и включая воду. Тоненький голосок Джесс утонул в струях, бьющих в плиточный пол из смесителя. Закрыв глаза, я подставил лицо под покалывающие водяные иглы. Стоял долго, пока не привык и не перестал щуриться. Секунды слились в минуты. Задержав дыхание, я то ли заснул, то ли отлетел в иные слои мироздания. Диафрагма начала сокращаться в болезненных движениях. Хватая ртом воздух, я дернулся из-под водяного потока и задышал сладко, как еще не дышал в жизни.
На месте я оказался раньше других. Утренний форт, колониальный оазис светской архитектуры, был полон туристов и тех, кто собирался на них заработать. Здесь не громоздились горы мусора, а обшарпанность белокаменных стен и резных балкончиков только придавала крепостным застройкам изысканности. За вход плата не взималась. Место это считалось культурным наследием, теперь не служившим прямому назначению — защите города с моря. Форт славился маяком, который щупал по вечерам лучом яркого света прибрежную воду, магазинчиками с местными предметами искусства, кафешками, где можно было выпить редкий для этих мест капучино, видовыми ресторанами, на теплых крышах которых вечерами отдыхали уставшие от зноя коты. Непривычные глазу, высились стоящие бок о бок англиканская и голландская церкви, построенные набожными колонизаторами для своих миссионеров.
На поле против корта местные ребята играли в крикет — наследие англичан. Топтали босиком травяное поле, которое в часы простоев занимали птицы, горланящие шумнее теперешних игроков. Я никогда не любил этой игры. Да, если подумать, из всего спорта нравился мне только серф. До девяти лет я жил с родителями на Ланке и резвился с отцом в волнах, зная и чувствуя их, как живые. И сколько себя помню, столько же знал я Санджая Арору. И столько же он стоял на доске. Джай был старше на три года, и когда я только познавал азы, он уже вовсю бороздил водную гладь. После переезда в Италию бывал я здесь наездами и первым делом по возвращении бежал на океан. Санджай встречал меня там же, в том же месте. Будто время тут двигалось медленнее, в своем неспешном темпе. Ланка снова и снова радовала меня безупречными сетами и хохочущим Джаем, с энтузиазмом берущим новую волну. Только теперь я понял, что впервые за столько лет что-то изменилось. Джай больше не встретит меня белозубой улыбкой. Не помашет издали громадной ручищей, зазывая с собой в беснующуюся пучину вод. Все когда-нибудь меняется, даже то, что кажется неизменным. Ком подступил к горлу, и мне стало тяжело дышать.
— Ты в этом и будешь играть? — спросил Гиг, скептически оглядывая меня сверху вниз. Я надел обычные шорты, футболку и сандалии. Видно, моя обувь смутила его больше всего.
— Да, — кивнул я. — Мои кроссовки заросли плесенью. Три месяца их не надевал. Сунулся, а они зацвели.
Гиг закатил глаза.
— Тут слишком большая влажность. Моя кожаная куртка тоже позеленела. — Джесс развела руки в стороны. Она усиливала эмоции по-детски утрированно, и я поймал себя на мысли, что пошел мурашками от восторга, глядя на нее. — Я дала задание Марджани почистить куртку и просмотреть остальные вещи на предмет плесени.
Гиг снова закатил глаза и переключил внимание на ракетку, которую крутил в пальцах. Такой фортель он проделывал обеими руками, рисуясь. Одет он был в белоснежные шорты, футболку и кеды. Я немного восхитился его уверенностью в себе. Ну, в то, что он может позволить себе играть в подвижные игры в стерильном обмундировании. Эл был одет в серо-зеленые оттенки хаки, отчего почти сливался с окружающей средой. С его невероятной комплекцией это решение показалось мне неплохим тактическим ходом, чтобы не так сильно привлекать внимание местных, в основном невысоких людей. На таких, как он, тут все пытаются заработать. А что, если подумать, остается тем, кто в жизни не ел стейка средней прожарки? И даже понять не может, как это — заплатить за один прием пищи половину месячной зарплаты?
Джесс, как и всегда, была невероятно хороша. Она лидировала в экстравагантности. Одетая, словно Бетани Маттек-Сэндс, вечно удивляющая спортивную общественность эксцентричными нарядами. Она выходила на корт то в кружевах, то в леопарде. Джесс не использовала ни принт дикой кошки, ни гипюр. Скорее это были мотивы аэробики, как я ее представлял по фильмам 80-х. На лоб она натянула трикотажную повязку цвета розовой сливочной тянучки. В тон подобрала высокие гетры. В такую-то жару! Платье Джесс, до неприличия короткое, было белого цвета, в пару гиговскому костюму. Жаль, он не надел на себя ничего розового. Поддержал бы фэмили лук в стиле Барби и Кена. Оба они, загорелые и красивые, с лоснящейся ровной кожей, поджарыми телами и дежурными улыбками, напоминали кукол из идеальной девчачьей игры.
Словом, все мы вчетвером были готовы начать. Я встал в пару с Элом. Гиг играл на одной стороне с Джесс.
Марджани совершенно точно стала избегать меня. Раньше она с удовольствием составляла мне компанию в домашних делах. Теперь же хоть и приходит с той же регулярностью и прибирается с той же тщательностью, но прячет глаза. Думаю, сказалась шумиха из-за случившегося с Санджаем. Хотя она и не любила его. По острову ходили слухи о том, что убитого видели с белой женщиной с виллы «Мальва». То есть со мной или с Джессикой. А для нее я или она — разницы нет.
Кухня выходила окнами в сад. Маринуя курицу к обеду, я увидела нашу пожилую работницу в саду. Она собирала с земли опавшие фрукты в висящую за спиной проволочную корзину. Держа в руках длинную узловатую палку, она раздвигала листья, высматривая плоды. Иногда старушка тянулась ею к деревьям, подняв высоко над головой, и била по ветвям. Нет-нет какой-нибудь плод и падал в траву. Тогда она ловко подталкивала его к себе. Нагибалась и кидала за спину. Гнилье старушка отправляла в компостную пирамиду у дальнего края забора. Марджани знала, что я слежу за ней, но делала вид, что не замечает этого. Мне стало грустно, что ее расположение теперь для меня потеряно. Все же она была единственным человеком, с кем я тут общалась, помимо Эла и Гига. Я заварила ароматный чай и вышла на веранду. Раннее утро дышало постепенно нарастающим жаром, еще не вошедшим в полную силу. Словно страсти в душе юной девы. Марджани глянула на меня искоса и вновь принялась ковырять почву. Плодов в корзине за спиной было совсем мало. Оттого ее мероприятие больше напоминало медитацию с палкой, чем действительно важное занятие. Я ждала, что меня заметят. Марджани упорно не поворачивалась в мою сторону. В безразмерном, усеянном папоротниками, пальмами и цветущими кустарниками саду, походившем на иллюстрацию фантазийной планеты, эта маленькая старушка и сама казалась причудливой картинкой. Рисованной героиней загадочного манускрипта Войнича.