ую ситуацию. Он обогнал генерала на значительное расстояние, развернулся, подождал, пока не покажутся огни генеральской машины и нажал на педаль газа, выворачивая колеса своей машины. Машину отбросило на противоположную сторону дороги, как в ситуации, когда водитель не справился с управлением и наехал на разделительную полосу не снижая скорости.
Выбора у Вилье не оставалось, он сбросил скорость в тот момент, когда Джейсон приближался к нему, и в тот момент, когда столкновение казалось неизбежным, Борн резко вывернул руль влево и нажал на тормоза. Раздался резкий звук скользящих по асфальту шин, машина остановилась и стало слышно, как из полуоткрытого окна «рено» раздался странный звук, похожий одновременно на крик или стон. Его можно было принять или за испуг пьяного человека, или за призыв о помощи пострадавшего. Левая рука Борна была выброшена через полуоткрытое окно, а правая сжимала оружие. Он терпеливо ждал.
Было слышно, как открылась дверца генеральской машины. Потом он прошел в свете фар к его левому окну. Не было заметно никаких признаков, что он вооружен.
— Что с вами? С вами все в порядке? — рука генерала лежала на окне.
— Да, но этого нельзя сказать про вас, — произнес Борн по-английски, поднимая пистолет.
— Что!? — генерал выпрямился, открыв в изумлении рот. — Кто вы такой и что все это значит?
— Я рад, что вы свободно владеете английским, — Джейсон вышел из машины. Его левая рука прикрывала ствол пистолета. — Идите к своей машине и уберите ее с дороги.
— А если я откажусь?
— Я убью вас на месте. Не нужно провоцировать меня.
— От кого исходят эти слова? От Красных Бригад? От парижского филиала Баадер-Менгоф?
— Почему вас это интересует? Вы можете отменить их призывы?
— Я плевал на них и на вас!
— Никто не сомневается в вашей храбрости, генерал. Шагайте в свою машину.
— Это не храбрость, — заявил Вилье, оставаясь на месте. — Это вопрос логики. Вы не достигнете ничего, если убьете меня, и еще меньше, если совершите похищение. Мои приказы на этот счет достаточно тверды и понятны для моих родственников и окружения на службе. Так что можете стрелять, этим вы меня не удивите! Или убирайтесь отсюда вон!
Джейсон внимательно изучал старого солдата, ощутив некоторую неуверенность, природа которой была отнюдь не в боязни остаться в дураках. Это было в глазах генерала, которые с нескрываемой яростью смотрели на него. Ему показалось, что очередной взрыв негодования, вызванный еще одним именем, может многое прояснить через эти расширенные, но жестко смотрящие глаза.
— Там, в ресторане, вы говорили, что Франция должна быть свободной и независимой от любых посягательств, но она не должна быть ничьей прислугой. А генерал Андре Вилье — связной Карлоса, солдат Карлоса, прислуга Карлоса!
Горящие гневом глаза стали еще шире, но они отразили не то, что ожидал увидеть Джейсон. Это был не гнев, вызванный страхом или истерией, это было полное и бескомпромиссное отвращение. Он не сдержался от попытки, чтобы ударить его.
— Свинья! — закричал он. — Отвратительная вонючая свинья!
— Осторожно, генерал. Я буду стрелять! Остановитесь! — но Борн не мог нажать на спуск. Он стоял сбоку от маленького автомобиля, крыша которого была на уровне его плеч и мешала ему занять выгодную позицию.
— Убей меня, если сможешь, если способен на это!
Джейсон бросил оружие на землю и поднял руки, чтобы унять разгневанного старика. Он сжал его руки, опустил их вниз, заставляя генерала не двигаться, и притянул его ближе к себе.
— Ты хочешь сказать, что не имеешь к Карлосу никакого отношения!? Ты отрицаешь это?
Вилье попытался высвободиться.
— Я ненавижу тебя, грязное животное!
— Черт бы вас побрал, да или нет!?
Генерал плюнул ему в лицо. Огонь в его глазах пошел на убыль, на глазах появились слезы.
— Карлос убил моего сына, — пробормотал он, еле приоткрывая рот. — Он убил моего единственного сына на улице дю Бак. Жизнь моего сына оборвалась, когда пять пачек динамита разнесли в активную пыль его машину… Джейсон медленно расслабил свои пальцы. Тяжело дыша, он старался говорить как можно спокойнее.
— Поставьте свою машину где-нибудь в стороне от дороги, можно прямо в поле. Мы должны поговорить, генерал. Произошло кое-что такое, о чем вы не имеете понятия, и мы вдвоем должны разобраться в этом…
— Никогда! Этого не могло случиться!
— Однако это случилось, — заявил Борн, сидя рядом с Вилье на переднем сидении его машины.
— Произошла чудовищная ошибка! Вы не понимаете, что вы утверждаете!
— Никакой ошибки нет. Я знаю, что говорю, потому что сам обнаружил этот номер. Это не просто номер телефона для связи, это блестящее прикрытие. Никто, находясь в здравом рассудке, не сможет связать вас и Карлоса, особенно в свете гибели вашего сына. А широко ли получил огласку тот факт, что это убийство связано с Карлосом?
— Я предпочел бы другой язык, месье.
— Извините.
— Огласка? Внутри Сюрте, да. Внутри военной разведки и Интерпола, вполне вероятно. Я читал все отчеты.
— И что в них говорилось?
— Здесь были задеты интересы политических фанатиков, и мой сын послужил примером в назидание другим. Этим Карлос хотел оказать поддержку некоторым своим друзьям по прежним радикальным движениям.
— И поэтому вы ушли из армии и занялись политикой.
— Да. Дети обязаны продолжать дело отцов, но в данном случае, как видите, судьба распорядилась по-иному. Его взгляды отражали и мою жизненную философию, и за это он был убит. Мне пришлось выйти на политическую арену и бросить вызов всем его бывшим врагам. Сейчас я готов к встрече с ними.
— Полагаю, что вы не один в этом начинании.
— Что вы имеете в виду?
— Тех людей, с которыми вы встречались в ресторане. Они выглядели так, как будто в их руках находится половина французской армии…
— Но это почти так, месье. Когда-то они были достаточно известны в качестве самых отчаянных командиров, окончивших Сен-Сир. Но страна потерпела ряд неудач, включая и линию Мажино. Они до сих пор считают, что если бы им пришлось командовать в то время, Франция бы не пала. Они стали участниками Сопротивления, они сражались против Германии и Виши в Европе и в Африке.
— Что же они делают сейчас?
— Большинство на пенсии, но они не забывают прошлого и живут надеждами. Давайте вернемся к нашим делам. Вы представляете себе, что значит потерять собственного сына?
«Боль снова и снова возвращается ко мне, и я не знаю, почему… Смерть вокруг и смерть с неба… Что это означает?»
— Приношу вам мои соболезнования, — он старался унять дрожь в руках, — но они все же используют вас.
— Но это же риск и для него! Это трудно вообразить!
— Согласен. Вот поэтому-то вы и были использованы, именно в силу немыслимости ситуации. Вы являетесь первой ступенью в передаче информации или инструкций.
— Совершенно невероятно! Но каким образом?
— Кто-то, кто имеет доступ к вашему телефону, держит прямой контакт с Карлосом. Конечно, при этом используются кодовые фразы и другие способы. Возможно, что звонки бывают в ваше отсутствие, возможно, что и при вас. Вы сами берете трубку?
Вилье нахмурился.
— Нет, не по этому номеру. По нему разговаривают очень многие, а у меня есть отдельная линия.
— А кто отвечает по тому номеру?
— Обычно экономка или ее муж, который наполовину управляющий, наполовину водитель. Он был моим шофером в последние армейские годы. Если они отсутствуют, то это моя жена или мой помощник, работающий в моем домашнем кабинете. Он был моим адъютантом почти 12 лет.
— Кто еще?
— Больше никого нет.
— Прислуга?
— Прислуга нанимается обычно по необходимости, и это всегда случайные люди.
— Тогда вам необходимо присмотреть за шофером и адъютантом.
— Исключено! Их честность не вызывает сомнений.
— Так же было с Брутом и Цезарем.
— Вы всерьез считаете, что…
— Да, я утверждаю это вполне серьезно, черт возьми! И лучше, если вы в это поверите. Все, что я вам сообщаю — чистая правда.
— Но вы не хотите сказать мне всей правды. Ваше имя, например?
— Это не обязательно знать, особенно вам. Это знание может причинить вам неприятности.
— Неизвестный человек останавливает меня на ночной дороге и, угрожая оружием, заставляет поверить его словам. Скажите, могу я верить такому человеку?
— Обязаны верить, потому что у него нет другой причины обратиться к вам, кроме убеждения в абсолютной правде сообщаемого.
Вилье уставился на Борна в полном недоумении. Его лицо двигалось вверх и вниз в лунном свете, как у стариков, которые повторяют про себя слова, чтобы лучше уловить их смысл.
— Нет, молодой человек, существует еще одна более веская причина. Час назад вы вернули мне мою жизнь. Вы отбросили оружие, хотя сделать выстрел вам не составляло никакого труда. Однако, вы выбрали другой путь. Вы просили меня о беседе.
— Не думаю, чтобы я вас «просил».
— Это читалось в ваших глазах, молодой человек. Это всегда бывает в глазах, а иногда в голосе, но к этому надо прислушиваться. Ваш гнев был того же свойства, что и мой, — старик сделал приглашающий жест в сторону «рено». — Езжайте следом за мной в парк Монсю. Мы продолжим разговор в моем кабинете. Я расскажу вам о своей жизни, и вы поймете, что были неправы относительно этих людей.
— Если я войду в ваш дом и кто-то опознает меня, то я буду убит, как впрочем и вы.
— Этого не может случиться. Я все проверю, и лишь после этого вы войдете. Если что-то будет не так, я вернусь и поеду. Вы должны будете следовать за мной. В подходящем месте я остановлюсь и мы продолжим нашу беседу.
Джейсон внимательно наблюдал за генералом.
— Почему вы хотите, чтобы я поехал туда?
— А куда еще? Там нам никто не помешает. Все, кто меня обслуживают, уже спят в комнатах второго этажа или смотрят телевизор. Кроме того, я бы очень хотел, чтобы нашу беседу послушала моя жена. Она жена старого солдата и обожает выслушивать истории о моей жизни. Может быть, она даже сможет нам чем-то помочь.