– Можно мне звать тебя Майк?
– Нет. – Я улыбнулась, но тут же посерьезнела. – Ну, разве что иногда, – сказал Релм, взяв со своего подноса булочку и макая в пюре. – Лицо у тебя не сломается, если ты улыбнешься.
Я отметила про себя, что прическа у него безумная, но в ней угадывался своеобразный стиль. Шрам на шее розовел на бледной коже, под глазами темные круги, будто он давно не видел солнца. Но в целом в нормальной обстановке он был бы довольно красив.
– Если я улыбнусь, они решат, что укатали меня.
Помолчав, Релм спросил:
– А чем это плохо? Ты хочешь здесь остаться?
– Нет. Но и не хочу, чтобы они победили.
– Ну, дорогая, решай, чего тебе больше хочется, если планируешь вернуться домой. – Он откусил от булки и принялся медленно жевать. – Как тебя зовут? Я пытался украсть твою карту, но меня поймали.
– Украсть?!
Он с гордостью кивнул.
– Я Слоун Барстоу, но ты можешь звать меня Слоун.
– А Барстоу можно?
– Нет.
– Ясно.
Больше Релм не говорил и ел обед молча. Я ковыряла ложкой в тарелке.
– Если есть больше, – сказал он, вытирая губы салфеткой, – это ослабит действие лекарств. Тебя, похоже, здорово накачивают. Держат под контролем.
– Учитывая, что я не могу вспомнить большие отрезки времени, ты, наверное, прав. – Я съела полную ложку уже остывшего картофельного пюре.
– Какого цвета таблетки тебе дают? – спросил он, подавшись вперед.
– Красную перед терапией и желтую в конце.
Он кивнул и отвел взгляд, теребя подол своей пижамы.
– А потом еще хендлер колет успокоительное, – продолжала я.
Релм недоверчиво вскинул голову:
– Что? Что ты имеешь в виду?
Я отпила молока и взглядом показала на темноволосого хендлера, который для разнообразия на меня сейчас не глядел.
– Вот тот, у дверей, – сказала я в чашку, – колет мне седативы.
– Что?! – воскликнул Релм. На него даже обернулись. – Эта сволочь? Что он тебе колет?
– Я точно не знаю, – ответила я. – Но меня вырубает на месте.
Релм наклонил голову и негромко спросил:
– Ты серьезно?
Я фыркнула.
– С чего бы мне тебе лгать? Производить впечатление сказками о злоключениях в Программе? Да, он вколол мне что-то в день поступления и второй раз в коридоре после терапии. Сегодня с утра я его не видела, теперь вот снова маячит.
– Слоун, – прошептал Релм с новым беспокойством в темных глазах. – Если он снова это сделает или хоть попытается, обязательно скажи доктору Уоррен.
– Я пыталась, но она…
– Скажи ей, что это я просил. Мне она поверит. – Оглянувшись, Релм заметил, что остальные, доев, ушли смотреть телевизор или играть в карты. – Мне пора, – сказал он с сожалением. – Приглашение на карточную партию в силе.
Я кивнула, на самом деле совершенно забыв о приглашении. Релм пробрался между столами так, чтобы пройти мимо темноволосого хендлера, и бросил на него убийственный взгляд. На секунду мне показалось, что сейчас начнется драка, но вместо этого хендлер, которого я боялась, оттолкнулся от стены и вышел.
Странно, что Релм имеет какое-то влияние, но, с другой стороны, может, они уже выясняли отношения? Он здорово разозлился, когда я сказала, что хендлер колет мне лекарства. Я решила держаться поближе к Релму, пока не научусь самостоятельно ориентироваться в Программе.
– Ты пришла! – сказал Релм, когда я остановилась у импровизированного карточного стола. Остальные игроки ели меня глазами, но я притворилась, что не замечаю. Релм отодвинул сидевшего рядом, взял свободный стул и поставил на освободившееся место.
– Там я сидел, – возмутился отодвинутый.
– Посидел – и хватит. – Релм собрал карты, хотя игра, по-моему, уже началась, и начал тасовать. Я присела, чувствуя на себе взгляды.
– Ее ты позвал, а меня? – Тишину прорезал девичий голос. Девочка с красными крашеными волосами подошла к столу, наставив на меня палец. – Ты же сказал, что не принимаешь новых игроков?
Релм наклонил голову, будто извиняясь. Сидящий рядом парень еле сдерживал смех.
– Дорогая Табита, – начал Релм. – Я лишь сказал, что у нас очень эксклюзивный клуб. Но обещаю, если Слоун уйдет, ты займешь ее место.
Табита смерила меня сердитым взглядом.
– О, я… – Я начала вставать, но Релм надавил мне на колено, заставив сесть. Я посмотрела на Табиту. Глаза у нее были злые.
– Ну и пожалуйста. Тоже мне, компания. Лузеры отстойные.
– Вот и поговорили, – сказал один из парней, когда она отошла.
– Не обращай внимания, – бросил Релм, раздавая карты. – Она всегда такая и пакостей строить не будет. Табита все забудет. Она вечно все забывает, поэтому мы и не берем ее играть. Хоть убей, не может запомнить правила.
Что-то в холодности этого заявления меня задело. Я едва не выскочила из-за стола. Заметив это, Релм посмотрел на меня.
– Это последствия попытки суицида. Она выпила «Быструю смерть», и хотя ее откачали, в мозгу уже произошли изменения. Однако она идет на поправку – уже запомнила мои слова, что с нами она играть не будет. Впрочем, ставлю двадцать баксов, что завтра она опять спросит, почему тебе можно играть, а ей нет.
– Хватит шептаться, – сказал парень рядом со мной. – Сдавай карты.
Релм улыбнулся ему, взял хлебную палочку и зажал губами.
– Пацаны, это Слоун. Руки прочь.
Все засмеялись, странно поглядывая на него. Мне показалось, что на меня случаем заявили права, но Релм тут же познакомил меня с Дереком и Шепом, с виду совершенно нормальными, хотя от Шепа сильно разило потом. Шепу пятнадцать, Дереку семнадцать, пробыли здесь около трех недель и надеются выйти через шесть. Из этого я заключила, что они почти в порядке, только Шеп рассеянно расчесывал бедро так сильно, что, уверена, под пижамой у него уже кровавые царапины.
Релм протянул мне хлебную палочку, но я покачала головой.
– Во что играем? – спросила я, когда все взяли карты. Релм улыбнулся:
– В «жулика», во что же еще.
Все засмеялись. Я вспомнила, как мы играли в карты с Джеймсом и Брэйди. Садились за кухонный стол, пока родителей не было, и играли. Иногда к нам присоединялась Лейси.
Джеймс играл прекрасно. Он был отличным актером: когда мы кричали «жулик», оказывалось, что он говорил правду. При этом воспоминании у меня задрожала рука с картами.
– Умеешь играть? – спросил Релм.
Я молча кивнула.
«Слоун жулик! – закричал бы сейчас Джеймс, шлепнув ладонью по столу. – Ты вообще врать не умеешь!» И они с Брэйди хохотали бы до истерики, а я, даже не показывая своих карт, молча взяла бы колоду. Дошло до того, что я уже не пыталась лгать – всякий раз Джеймс меня неизменно вычислял.
– Твоя очередь, – пихнул меня локтем Релм.
Я взглянула на карты и увидела, что пойти надо с десятки. У меня была десятка треф, но я положила на стол двойку бубен.
– Десятка, – сказала я.
После короткого молчания пошел Шеп:
– Валет.
Дерек был следующим, и игра продолжилась, а я все смотрела на свою десятку.
Некому теперь называть меня жуликом.
Глава 5
Утро понедельника, полторы недели в Программе. За столом доктор Уоррен с доброй улыбкой. Перед сеансом я попыталась съесть как можно больше, надеясь, что это ослабит действие таблетки, но тело уже цепенело, и я опустилась в кресло.
– У вас с Джеймсом была плотская близость? – спросила доктор Уоррен.
– Мы не катались на плотах, – засмеялась я.
– Я не об этом спрашиваю, Слоун.
Разумеется, я поняла вопрос, но это не ее дело. Я не доверяю доктору Уоррен.
– А что в этих таблетках? – спросила я.
Она вздохнула.
– Мы возвращаемся к этому на каждом сеансе. Ответ будет один и тот же: то, что помогает тебе расслабиться.
Я медленно покачала головой:
– Нет, там не только это. Таблетка заставляет меня говорить с вами, даже когда я не хочу.
Доктор Уоррен смотрела на меня долгую минуту, будто взвешивая ответ.
– Вернемся к Джеймсу, – сказала она. – Ты же хотела о нем поговорить?
Я вздрогнула при звуке его имени, остро почувствовав, как мне его не хватает. Комната стала прозрачной, воспоминания сделались ярче внешнего мира. Я на все готова, чтобы вернуться к нему.
– Да, – ответила я, не настаивая на своем вопросе. – У нас с Джеймсом была физическая близость. Он вообще достаточно зрелый.
– Это я поняла.
Мне не понравился ее тон. Можно подумать, без Джеймса я до сих пор оставалась бы девственницей, сидела дома с родителями и пекла печенье.
– Чтоб вы знали, на этом настояла я. Сам он согласился бы подождать… – Я подумала. – Словом, согласился бы подождать чуть дольше.
– Вы пользовались контрацептивами?
Я скривилась:
– Да, мама, мы всегда надевали презерватив. Не приводить же ребенка в этот перевернутый, изувеченный мир.
– Презервативы не всегда…
– Слушайте, – перебила я, – я знаю статистику, но неужели мне и сейчас нужно об этом волноваться?
Это прозвучало жестко, и доктор Уоррен отвела взгляд. Меня возмутило, какими красками она рисовала Джеймса, и захотелось поставить ее на место. Она в своей жизни может только мечтать о таком парне, как Джеймс.
– Давай поговорим о вашем первом поцелуе.
Фыркнув, я свернулась в кресле. Лекарство расслабило сведенные мышцы и сняло психологический зажим.
– Ты первая его поцеловала? – спросила доктор Уоррен, словно лучшая подруга.
– Нет, – ответила я. В ушах пульсировала кровь. – Я бы не решилась. Я была слишком скромной. Джеймс тогда кидался то в пламенную страсть, то в ледяное равнодушие. Я не знала, что и думать.
Доктор Уоррен откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. На ее губах снова появилась улыбка.
– Расскажи об этом, Слоун. Расскажи мне все.
Она права: я действительно хочу говорить о Джеймсе. И едва начинаю, я готова оставаться с ним всегда, пусть даже только мысленно.
– Он писал мне записки, – сказала я. – После признания в любви начал оставлять записки под подушкой. Писал письма. Сперва в них он словно кричал на меня. Писал, как ненавидит меня любить, но в следующей строчке объяснял – потому что постоянно по мне скучает. Я не знала, что и думать. Я ни разу не ответила, но письма продолжали приходить, словно он спорил с собой. Вскоре послания стали уже не такими сердитыми. Мягче. Он хвалил то, что я надевала в школу, писал, что мечтает меня поцеловать. – Я засмеялась. – Он много говорил о поцелуях. Предлагал сбежать с уроков и посмотреть кино.