Идентификация — страница 2 из 43

Действительно, как в девяносто третьем… И хорошо бы, если не хуже!

— Впрочем, давайте не будем заранее настраивать себя на худший исход… Ступайте, господа офицеры. — Морозов откинулся на спинку кресла. — Можете быть свободны.

Мы с Гагариным поднялся с дивана и, козырнув, направились к выходу. Гроза миновала, и в целом расклад оказался не так уж плох: похоже, его сиятельство решил «пропесочить» нас лишь для порядка, а на самом деле был вполне доволен исходом операции. Я мог только догадываться, что обнаружили в изрешеченной крупнокалиберными пулями усадьбы столичные сыскари, но «улов» наверняка получился богатый. И взятых в бою документов, дисков и вещдоков вполне хватало, чтобы следствие обрело второе дыхание.

Не говоря уже о возможности под шумок расправиться с теми, кто и вовсе никак не связан с террористами. Не то чтобы я считал Морозова настолько наглым и беспринципным, однако знал достаточно хорошо и ничуть не сомневался: старик своего не упустит. А избавление Петербурга от такой заразы, как Распутин — весьма и весьма мощный козырь.

Которому еще предстоит сыграть, когда придет время.

— Ну ладно, десантура. Вроде отбились. — Голос Гагарина вырвал меня из размышлений. — А теперь, может, наконец расскажешь, зачем прикончил Распутина?

Значит, все-таки видел… Или угадал. Или просто сделал вывод. Вполне очевидный — с учетом того, что рядом с обезглавленным и еще чуть подергивающимся на красном от крови снегу телом не было никого, кроме меня.

Я шумно выдохнул через нос, попытался изобразить искреннее удивление…, но врать все-таки не стал. Во-первых, Гагарин был слишком хорошо осведомлен о моих талантах и видел все собственными глазами. А во-вторых…

Во-вторых — просто некрасиво. Одно дело изображать неведение и втирать очки высшему руководству, и совсем другое — обманывать командира и боевого товарища. Последствия такой глупости рано или поздно окажутся куда сильнее, чем у ошибки, допущенной во время операции.

— Да оно как-то само вышло, ваше сиятельство, — вздохнул я. — Может, у него резерв закончился, может, еще чего… Я и не думал, что пробью.

— Ага, не думал он… — Гагарин прищурился и замедлил шаг. — Интересная ты личность, прапорщик Острогорский.

— Да уж, куда интереснее. — Я чуть понизил голос. — А чего не доложили? Тогда бы Морозов с меня спрашивал.

— Ну ты чего, десантура, такое говоришь? Гардемарины своих не сдают! — Гагарин сверкнул глазами и даже как будто чуть приосанился — но тут же снова принялся хмуриться. — А вот сам теперь приглядывать буду повнимательные — ты уж извини.

Я молча кивнул — не поспоришь. Да и виноват, если разобраться, сам: опять поторопился. Ведь мог бы ударить похитрее — Копьем в корпус, или руку, там, отрубить… с ногой вместе. А не сносить голову, как манекену на показательных выступлениях.

Но, как говорится — имеем то, что имеем.

— Ладно, ничего. Всякое бывает, брат… прорвемся! — Гагарин легонько хлопнул меня по плечу и зашагал дальше. — Лучше скажи, что ты теперь делать будешь.

— То же самое, что и раньше. Ковыряться во всем этом… богатстве. — Я пожал плечами. — У Морозова теперь свои сыскари, а у нас — только мы.

— Ну, допустим, не то-о-олько… — с усмешкой протянул Гагарин. — Что, так и не скажешь, что там у тебя за источники?

— Не скажу… Пока что. Но, в свое оправдание — и Морозову тоже не скажу. Уж как-нибудь и без Совета разберемся.

— Да неплохо бы… А знаешь что, десантура! — вдруг оживился Гагарин. — А ведь есть у меня человечек, которому всю эту гадость с диска можно показать. Большой ученый, между прочим!

— И кто же? — поинтересовался я.

— Одна хорошая девушка. И ты ее уже, кстати, знаешь.

Глава 2

— Доброго дня, Владимир. Рада снова вас увидеть.

Я не сразу узнал Алену. Тогда, в доме у Гагарина на Каменном острове, она показалась мне совсем девчонкой, чуть ли не гимназисткой выпуского класса. Но теперь почему-то выглядела… нет, не то чтобы старше, но заметно взрослее. Будто круглые очки в тонкой золотой оправе добавляли ей какой-то особой солидности.

А может, дело было в белом халате. Я чуть ли с курсантских времен испытывал некий трепет в присутствии медиков или серьезных ученых мужей… и не только мужей. Самая обычная для местных обитателей одежда почему-то всегда казалось мне непременным атрибутом почти священных познаний об истинных причинах и подоплеке всего в мире.

А конкретно этот халат еще и на удивление неплохо сидел: Алена то ли раздобыла необычную модель — укороченную и с чуть приталенным кроем, то ли просто-напросто выиграла в генетическую лотерею. Подниматься по ступенькам на второй этаж здания физического факультета за нею следом было одно удовольствие. Священный трепет во мне чуть поутих, зато любопытства прибавилось. Настолько, что в коридоре я уже почти забыл, зачем вообще полтора с лишним часа ехал в Петергоф, где располагался университетский городок.

Видимо, сказывался образ жизни — вынужденно-праведный. Оля в очередной раз пропала, да и в целом не слишком-то интересовалась моей скромной персоной последние месяца полтора. А на лихие ночные вылазки с товарищами по блоку банально не хватало времени. Точнее, сами по себе вылазки порой происходили, однако за стенами Корпуса меня ожидали не любопытные и смешливые девчонки из «Якоря» или очередного разведанного Поплавским ночного клуба, а разве что погоня, секретная операция гардемаринской роты или встреча с Гагариным. К которому я, конечно, испытывал дружеские чувства, но…

В общем, его сестра определенно показалась мне куда интереснее.

Я даже пожалел, что не смог вырваться раньше. Но учеба под конец года вдруг навалилась с утроенной силой, и я совершенно неожиданно для себя обнаружил, что ей не стоит пренебрегать… ну, хотя бы иногда. И если прогулы лекций или практических занятий еще кое-как могли сойти мне с рук, то к зачетам и экзаменам на сессии определенно следовало относиться поаккуратнее.

И раз уж даже Поплавский на целых две недели вдруг взялся за конспекты — не свои, а Корфа, конечно же — и превратился в почти образцового курсанта, то и мне стоило последовать его примеру. Что я, в общем-то, и сделал, каким-то образом умудрившись собрать все отметки в зачетную книжку раньше остальных.

Потом пролетел Новый год, а за ним бессовестно-короткие каникулы, которые нам пришлось чуть ли не целиком просидеть на казарме, отлучаясь на редкие дежурства в город — и на все эти дни жизнь будто встала на паузу. Силы зла притихли, в столице, наконец, воцарился покой, и о громких событиях зимы и конца осени теперь напоминали разве что сражения в социальных сетях, где ярые последователи генерала Морозова во главе с блогером в усатой маске намертво сцепились со сторонниками мягких мер, интеграции в мировое сообщество, парламентаризма и прочей республиканской мути.

Мне примерно одинаково раздражали и те, и другие, так что я почти перестал заходить на новостные каналы. И, наверное, только поэтому и смог как следует взяться за учебу и неожиданно даже для себя выдать весьма достойные результаты. Можно сказать, втянулся.

Но шанс на законном основании вырваться за стены Корпуса и прокатиться до Петергофа, конечно же, не упустил. И как только Гагарин дал отмашку, тут же выпросил у Разумовского увольнительную на полдня, прыгнул за руль и уже через полтора часа парковал «Волгу» под окнами физфака Императорского Санкт-Петербургского университета.

У дверей которого меня, собственно, и встречала та самая уже знакомая мне «очень хорошая девушка».

— Полагаю, я должен заранее поблагодарить ваше сиятельство. — Я чуть ускорил шаг, чтобы поравняться с ней. — Любая помощь в деле будет неоценима.

— Если мы сможем ее оказать, — вздохнула Алена. — И прошу, называйте меня по имени. Титулы у нас здесь не в ходу.

— И почему же? — Я зачем-то огляделся по сторонам. — Господа ученые не жалуют светский этикет?

— Нет, конечно же. Должна заметить, что мы все здесь воспитанные люди. Однако великие умы рождаются не только в благородном сословии. Почти половина преподавателей факультета лишь недавно получили дворянское достоинство. А многим студентам это еще только предстоит. — Алена нахмурилась, поправляя очки на переносице. И вдруг снова заулыбалась. — В каком-то смысле у нас здесь свои, особые титулы.

Да уж, кое-что я определенно успел подзабыть. Действительно, технические и фундаментальные ВУЗы — вроде того же физфака — чуть ли не с самого основания открывали свои двери для всех желающих, в отличие от военных. Так уж сложилось, что служба отечеству считалась куда более престижной, чем служба науке, и отпрыски титулованных родов предпочитали поступать в Морской корпус, в Пажеское или, на худой конец, подавались в павлоны.

А в университет шли люди попроще. И пусть Конфигураторы по очевидным причинам получались только из Одаренных, страна ничуть не меньше нуждалась и в обычных ученых — и теоретиках, и уж тем более практиках. И награда была соответствующей — любой из здешних выпускников при поступлении на государственную службу сразу же получал чин по двенадцатому классу и выше, а через несколько лет вполне мог стать потомственным дворянином. И наверняка даже из преподавателей и руководства многие имели происхождение, что называется, от сохи.

Впрочем, какая разница? Как правильно заметила моя спутница, великие умы рождаются не только среди столичных аристократов.

— Свои титулы? — переспросил я. — В таком случае мне не терпится узнать ваш, сударыня.

— Ну… Я пока еще учусь. На втором курсе. — Алена вдруг покраснела, будто ей стало стыдно, что она только что отчитывала меня, как мальчишку, хотя сама еще не поднялась в местной иерархии выше обычного студента. — Но очень надеюсь закончить с отличием и получить звание кандидата университета. А еще через несколько лет напишу диссертацию и стану магистром физики. А потом доктором… прямо как он!

Алена протянула руку и коснулась таблички на стене.