Об истинной причине нападок Фадеева на А. Н. Веселовского мы можем только догадываться: наиболее вероятно, что покойного академика ему «подсунул» тот самый Валерий Кирпотин (подобно тому, как Е. Демешкан снабдила Н. Тихонова материалами о И. Нусинове). О специфике, возникающей иногда в служебно-товарищеских (друзьями они никогда не были) взаимоотношениях Фадеева и Кирпотина, говорит текст телефонограммы Фадеева от 11 мая 1948 г.:
«Дорогой Валерий Яковлевич! Извини, что посылаю тебе телефонограмму. Нахожусь в Барвихе. 7 июня мне предстоит доклад о Белинском в Большом театре. Мне хотелось бы осветить в докладе борьбу вокруг Белинского в общественной мысли России после его смерти до наших дней.
Я очень прошу тебя, учитывая исключительно малый срок, а также и ограниченность библиотеки в Барвихе, помочь мне в следующем:
Не можешь ли ты мне назвать наиболее характерные имена мракобесов, буржуазных либералов и кадетствующих всякого рода эстетов в России, для которых характерно замалчивание Белинского или приспособление его в своих целях, искажение его наследства в интересах мракобесных и либеральных, а также прямые враждебные выступления против него.
Мне не нужно много имен, но нужны наиболее характерные представители каждого из взглядов. Был бы благодарен тебе за очень краткое, в несколько фраз, изложение характера выступлений и несколько наиболее характерных цитат. ‹…›
Заранее благодарный, с сердечным приветом. А. Фадеев»[1020].
Эта просьба была исполнена Кирпотиным уже на следующий день. При сравнении развернутого ответа Кирпотина[1021] и окончательного текста выступления Фадеева в Большом театре, озаглавленного «Белинский и наша современность»[1022], можно сделать некоторые выводы. Кирпотин представил Фадееву девять пунктов, из которых наиболее акцентирован был вопрос о «страшно резких выпадах» против Белинского со стороны Достоевского (зачем нужно было так заострять внимание Фадеева на «реакционности» Достоевского, автором книг о котором являлся сам Кирпотин, объяснить сложно). Но Фадеев построил речь по-своему, использовав для «обвинения» лишь два пункта из предложенных Кирпотиным. Причем если вопрос о ленинских статьях Фадеев упомянул походя, то из последнего пункта – о преувеличении Плехановым влияния на Белинского западноевропейской философии – Фадеев сочиняет едва ли не центральную часть своей речи – «Белинский – корифей русской философии». Фадеев осознавал, что после философской дискуссии 1947 г. именно вопрос о влиянии немецкой классической философии на Белинского наиболее актуален для политически-грамотного слушателя.
Организационная близость Фадеева и Кирпотина также отражена в рассказе писателя Б. А. Галина:
«Кирпотин как-то приехал к Фадееву. Тот пьет. Бутылка водки, стопки, закуски. Вдруг звонок по “вертушке”. Фадеев пьян, трубку взял Кирпотин. Слышен голос Поскребышева: “Товарищ Фадеев? Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!”
Испуганный Кирпотин шепчет:
– Саша, это Сталин!
Фадеев спокойно берет трубку, говорит смело, звучно:
– Не могу, товарищ Сталин!
Видимо, Сталин звал его к себе.
– Почему?
– Пьян.
– И долго вы еще будете пьяным?
– Три дня.
– Ну приезжайте через три дня, – миролюбиво сказал Сталин»[1023].
Вполне вероятно, что именно Кирпотин в свое время инспирировал нападки Фадеева на школу Веселовского; особенно если учитывать не лучшее отношение Кирпотина к Шишмареву.
Когда же через два года после начала «дискуссии о Веселовском» Кирпотина самого обвиняли в космополитизме, тогда он, обращаясь за помощью все к тому же Фадееву, писал: «Докладчик по моему делу Пруцков просто назвал меня “учеником Веселовского”. Люди, которых я за уши оттаскивал от веселовщины, промолчали. Я прошу тебя дать справку о моей роли в борьбе со школой Веселовского, о моей позиции по сравнению с другими участниками полемики»[1024]. Дополнительным доказательством вовлеченности Кирпотина в антивеселовистские настроения служит, конечно, и его статья «О низкопоклонстве перед капиталистическим Западом, об Александре Веселовском, о его последователях и о самом главном»[1025].
Так или иначе, но в июне 1947 г. Фадеев выбрал на роль вдохновителя «мракобесов, буржуазных либералов и кадетствующих всякого рода эстетов» выдающегося русского ученого, одного из столпов русской филологической науки, академика Петербургской академии наук Александра Николаевича Веселовского (1838–1906). Говоря словами того же Кирпотина, «А. А. Фадеев с трибуны писательского пленума указал на связь, существующую между низкопоклонством перед иностранщиной и школой Веселовского. Ему принадлежит в этом деле честь почина»[1026].
Причем непосредственным поводом для начала кампании против «веселовщины» послужила, как следует из первого упоминания Фадеева о Веселовском, именно та самая «ничтожная книжонка» В. Ф. Шишмарева[1027], по-видимому, переданная ему Кирпотиным. Поэтому мы не склонны поддержать распространенное мнение, что первоначально Александра Веселовского перепутали с его родным братом, тоже филологом, почетным академиком Петербургской академии наук Алексеем Веселовским (1843–1918), автором выдержавшей пять изданий книги «Западное влияние в русской литературе»[1028]. Алексею – как представителю «либерального лакейства перед “образованным Западом”»[1029] – досталось уже после осуждения брата.
Отдельного упоминания достойно и обращение Фадеева к самому В. Ф. Шишмареву: генеральный секретарь ССП умышленно принижает его в своей речи, многократно называя профессором вместо академика, дабы не задевать авторитет пантеона советской науки.
Поскольку доклад Фадеева на пленуме был довольно громоздкий, то в многочисленных прениях по докладу тема литературоведения была затронута лишь в выступлении все того же Кирпотина, прошедшегося по Веселовскому, и в речи Мариэтты Шагинян (которая была еще и доктором филологических наук[1030]), напомнившей о статье в «Правде» 1944 г.:
«В докладе тов. А. Фадеева прямо и остро поставлены узловые вопросы литературы. Лично для меня огромное значение имеет сказанное о нашем литературоведении. ‹…› Тов. Фадеев не зря упомянул о значении двенадцатого года для творчества Пушкина. ‹…›
Вот как характеризует войну 1812 года один из крупнейших филологов. Я говорю о книге, о которой уже писали три года назад, но которая не была тогда разобрана в достаточной мере. Профессор Г. Гуковский пишет в предисловии к первому тому полного собрания стихотворений Крылова ‹…›: «Крылов казенно-шовинистичен, если это надо, и во время войны 1812 года он делается казенным агитатором».
Это чудовищно! Захватническая война Наполеона отождествляется с революцией. Подвиг всего русского народа, вставшего на защиту родной земли, объявляется походом феодалов против революции. Басни Крылова, такие, как “Волк на псарне”, сразу вошедшие в народ, обратившиеся в пословицы, в народные поговорки, объявлены казенной шовинистической агитацией. И это издается, читается, изучается, на этом воспитываются тысячи советских студентов, это не изъято! Вот вам образчик вреднейшего влияния западнической школы в нашей филологии, о котором очень правильно говорил А. Фадеев в своем докладе»[1031].
Невольно вспоминаются слова В. Лидина военного времени: «…я мечтаю о том, что когда-нибудь Сталин позовет писателей для душевного разговора. Только выйдет ли разговор? Шагинян в качестве партийной неофитки произнесет трактат с цитатами из Маркса…»[1032]
3 июля 1947 г. в своей заключительной речи Фадеев в первую очередь остановил всеобщее внимание на прениях по поводу Веселовского, добавив в список «попугаев Веселовского» ленинградских профессоров В. М. Жирмунского и Б. М. Эйхенбаума:
«Раздел доклада о работах Александра Веселовского не занял большого места в обсуждении на пленуме, но товарищи должны учитывать, что это один из самых серьезных вопросов, глубоко затронувший известные академические круги. ‹…› В работах Александра Веселовского заложена главная основа некритического отношения к западноевропейской литературной науке, главным образом, к романо-германской школе.
Формалистическая школа, к которой принадлежат Б. Эйхенбаум, В. Жирмунский и другие, унаследовала худшие стороны А. Веселовского. Она и сейчас является последовательницей его. ‹…›
Необходимо решительно разоблачить его антинаучные концепции и смело пойти в наступление на апологетов худших сторон его взглядов. Это будет долгожданный, освежающий ветер во всей нашей литературной науке и в деле литературного образования в стране»[1033].
Естественно, что первым дуновение этого «освежающего ветра» почувствовал на себе академик В. Ф. Шишмарев – родственник, душеприказчик, последователь и верный ученик А. Н. Веселовского. Впрочем, можно сказать, что Владимиру Федоровичу относительно повезло: начнись эта кампания годом раньше, то не видать ему звания действительного члена Академии наук, каковым он был почтен на выборах 30 ноября 1946 г.
Безапелляционная речь Фадеева была расценена им и вообще филологами как неприкрытое оскорбление. Профессор М. К. Азадовский писал 25 августа: