ужков. Спустя всего две недели (30 ноября) ВАК своим решением утвердил М. Т. Иовчука в звании «доктора филосовских [sic!] наук»[1146]. Такая опечатка в «Бюллетене МВО» выглядит очень символично.
Наиболее суровыми решениями ВАКа, как и ныне, являлись отказы в присвоении ученых званий или кассирование кандидатских или докторских диссертаций. Наиболее ответственно ВАК подходил к вопросу утверждения докторских диссертаций. Эту ситуацию описывает член ВАКа И. Г. Кляцкин:
«Хотя целью работы Высшей аттестационной комиссии и экспертных комиссий является исправление недочетов в системе защиты диссертаций, все же это полностью не удается. ВАК не имеет возможности проверять все кандидатские диссертации. В ряде случаев, когда после проверки выясняется неполноценность диссертации, если она уж не очень плоха, ВАК все же пропускает ее, руководствуясь либо тем, что защита состоялась давно, либо нежеланием уронить авторитет совета вуза, одобрившего ее громадным большинством голосов. Именно поэтому мы так редко читаем в печати сообщения об отмене Высшей аттестационной комиссией решения совета о присуждении ученой степени кандидата наук»[1147].
После постановлений ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам ситуация в ВАКе начала изменяться: если в 1946–1947 гг. случаев кассирования диссертаций было не так много, то в 1948–1949 гг. количество неутвержденных кандидатских диссертаций сильно возрастает (как сообщал в декабре 1948 г. ученый секретарь ВАКа А. Д. Данилов, «такие факты нередки»[1148]); причем обычно если кандидатскую диссертацию не утверждали сразу, с первого захода, то процесс ее рассмотрения в ВАКе растягивался на три года и более, но в большинстве случаев заканчивался все равно плачевно для соискателя. Докторские же диссертации отправляли «под нож» в ВАКе намного реже, что, возможно, объясняется их меньшей численностью. По сути, для каждой области наук, подконтрольных ВАКу, случаи отмены решений о присуждении докторской степени немногочисленны; но они получали известность, поскольку зачастую носили показательный, демонстративный характер. Иногда, как в случае с М. М. Бахтиным, пока его диссертация мариновалась в ВАКе, на идеологическом небосклоне происходили столь серьезные изменения, что утверждением такой диссертации ВАК сам себя ставил бы под удар.
Основные изменения в работе ВАКа в свете послевоенных идеологических новаций отражает, в частности, постановление, принятое на пленуме Комиссии 11 октября 1948 г. Оценивая свою работу за 1947/48 учебный год, ВАК отмечал:
«В некоторых диссертациях не отражалась борьба материалистической прогрессивной науки с идеалистическими реакционными теориями, не изжито вредное преклонение перед иностранщиной. Ученые советы институтов, официальные оппоненты, а иногда и экспертные комиссии ВАК слабо подвергали критике такие диссертации и необоснованно рекомендовали к утверждению соискателей в ученой степени. ‹…›
Официальные оппоненты иногда ограничиваются только пересказом содержания диссертаций, не критикуют недостатки работы и не оценивают значимости новых идей и практических выводов диссертантов для советской науки и социалистического строительства.
Секретариат ВАК и экспертные комиссии слабо контролировали деятельность ученых советов высших учебных заведений и научно-исследовательских учреждений по присуждению ученых степеней и званий.
Секретариат ВАК, главные отделы министерства недостаточно руководили экспертными комиссиями. В составе экспертных комиссий и среди референтов ВАК имелись сторонники реакционного антимичуринского направления в биологии и лица, примиренчески относящиеся к вейсманизму»[1149].
Первый пункт постановления ВАКа гласил:
«Ученым советам высших учебных заведений и научно-исследовательских учреждений повысить требования к диссертациям в соответствии с успехами и ростом советской науки и техники, требовать от диссертантов представления работ, посвященных актуальным проблемам советской науки и народного хозяйства и проникнутых большевистской партийностью».
Для более тщательного контроля уровня кандидатских диссертаций следовало:
«Экспертным комиссиям ВАК рассматривать и давать заключения по всем кандидатским диссертациям, защищенным в институтах с сентября 1948 г.
При необходимости детального рецензирования диссертаций направлять работы на отзыв крупным специалистам в порядке, установленном для докторских диссертаций»[1150].
Глава ВАКа С. В. Кафтанов неоднократно и сам высказывался по актуальным вопросам развития науки, в том числе и литературоведения. Особенно усерден он был в канонизации утверждения о всемирном влиянии русской литературы:
«Факт систематического и плодотворного воздействия русской литературы на зарубежную культуру должен был поставить перед нашими литературоведами задачу его глубокого анализа. Но, к сожалению, если наши литературоведы и пытались разрешить вопрос о взаимодействии русской литературы с западной, то больше в аспекте воздействия западной литературы на русскую, почти совсем не затрагивая обратного процесса. Конечно, великие русские писатели восприняли все лучшее, что было создано до них в мировой литературе, как это делали и делают все выдающиеся писатели и поэты мира. Но разве это может умалить то великое и самобытное, соответствующее духу русского человека, русской культуре, природе, что было создано ими? Между тем, в результате “обобщений” некоторых литературоведов глубоко национальное творчество гениальных русских мастеров слова оказывается лишь талантливым претворением иноземных влияний, начиная с античных авторов!»[1151]
Стоит отметить, что внимание к докторским диссертациям постепенно возрастало еще и по другой причине – лица, которые уже были докторами наук, начали (и не без причины) опасаться конкуренции, которая после войны постоянно возрастала. Ведь докторская степень открывала путь к административным должностям, что влекло за собой увеличение числа претендентов на высокие административные посты и членство в Академии наук СССР. Именно с этих позиций написана статья профессора филологического факультета ЛГУ Н. К. Пиксанова «Повысить требования к докторским диссертациям», в которой он настаивает на «избранности» степени доктора наук.
Перед тем как привести эти, казалось бы, разумные строки, напоминающие по тону речь патриарха науки, напомним читателю, что сам-то Николай Кирьякович никакой докторской диссертации не защищал, а был утвержден в докторской степени в 1934 г. «по совокупности трудов»:
«Я высоко ставлю советское литературоведение, основывающееся на единственно научном, марксистском мировоззрении и методе, применяющее совершенные новаторские приемы изучения, охватывающее огромные массивы архивных и иных неопубликованных материалов, выдвинувшее много даровитых молодых ученых. Бывает, что защита диссертации превращается в праздник науки. Советским литературоведам есть чем гордиться. Тем настойчивее, думается мне, следует критиковать не изжитые еще недостатки. ‹…›
Доктор – не подмастерье, а учитель науки. ‹…› Вместе со степенью доктора приобретаются большие права в научно-административной деятельности. Доктору науки [sic!] легче стать заведующим кафедрой, редактором “Ученых записок”, деканом факультета, руководителем докторантов. Такое лицо становится распорядителем научной и педагогической деятельности целого коллектива. Своим докторским авторитетом оно может воспрепятствовать продвижению смелого молодого научного дарования или дать ход посредственности. Получение докторской степени – дело не только личного благополучия, но и огромной общественной значимости. Итак: необходимо повысить требования к докторским диссертациям»[1152].
Конечно, ВАК был уже девятым кругом ада, до которого доползали лишь немногие, поскольку основные и наиболее трагические баталии разыгрывались совсем не в стенах ВАКа, а на заседаниях ученых советов, которые не допускали до защиты готовые диссертации, отправляли их на доработку, заставляли переписывать почти полностью, задерживали отзывы, заменяли оппонентов, голосовали против присвоения степени и так далее… Причем ужесточения ВАКа лишь усугубляли сложности при рассмотрении диссертаций на местах.
Нельзя не сказать о том, что существует мнение, будто на заседаниях ВАКа бушевали страсти:
«Не следует думать, что политические установки ‹…› являлись для ВАКа неукоснительным руководством к действию. Все было не так просто. Крупные ученые, имеющие свое мнение по самым острым вопросам, вообще трудно поддаются управлению. Большинство членов ВАКа в этом отношении не составляли исключение, и часто на заседаниях возникали острые дискуссии. Об этом свидетельствуют письма Кафтанова Секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову. ‹…› Эти письма говорят о том, что, хотя в рядах членов ВАКа существовала оппозиция официальной политике, она в конце концов подавлялась теми или иными способами. В конечном итоге руководству ВАКа всегда удавалось проводить нужные ему решения»[1153].
На наш взгляд, несмотря на подкрепление документами, выводы о существовании в ВАКе оппозиции официальной политике и о том, что крупные ученые «трудно поддаются управлению», являются по меньшей мере необоснованными, а в контексте сталинской суровой реальности – просто фантастическими.
Действительно, упомянутые письма министра С. В. Кафтанова секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову существуют; они отложились в фонде МВО СССР в ГА РФ. Все три письма датированы одним числом – 23 сентября 1949 г., причем первые два аннулируют посланные прежде: