Эта хронологическая цепь более чем пятилетних мытарств даже в кратком изложении производит впечатление. Формально ВАК имел право на все эти процедуры (хотя в отношении тяжело больного Бахтина это выглядело издевательством), ведь Ученый совет ИМЛИ не присуждал докторскую степень, а лишь возбудил ходатайство перед ВАКом о ее присвоении; кандидатской же степени, единогласно присужденной Бахтину, никто не касался – она была очевидна. Но напрашивается вопрос: не легче ли было сразу отказать Бахтину в дипломе доктора наук?
Если бы результат был известен заранее, то никто и не пытался бы об этом ходатайствовать, но в ноябре 1946 г. все выглядело лучезарно: директор ИМЛИ Шишмарев через две недели после защиты Бахтина избирается академиком, отзывы Смирнова, Нусинова и Дживелегова восторженны, к ним присоединяется и референт ВАКа член-корреспондент АН СССР М. П. Алексеев.
Но время идет, и политическая обстановка меняется, неумолимо нагнетается удушающий газ эпохи: сперва в диссертации находят крамольную мысль о влиянии Рабле на творчество Гоголя, затем не менее крамольную ссылку на Веселовского, затем внимание привлекают и «сомнительные» оппоненты – с 1947 г. Нусинова не критикует только ленивый (в 1949 г. он вообще арестован).
Подключилась к общему хору и партийная печать: 20 ноября 1947 г. в газете «Культура и жизнь» появляется статья инструктора ЦК ВКП(б) В. Н. Николаева «Преодолеть отставание в разработке актуальных проблем литературоведения», где диссертации посвящены следующие строки:
«В ноябре 1946 г. Ученый совет института [мировой литературы имени А. М. Горького] присудил докторскую степень за псевдонаучную фрейдистскую по своей методологии диссертацию Бахтина на тему “Рабле в истории реализма”. В этом “труде” серьезно разрабатываются такие проблемы, как “гротескный образ тела” и “образы материально-телесного низа” в произведениях Рабле и т. п.»[1165].
Вслед за Нусиновым теряли доверие власти и другие оппоненты и рецензенты бахтинской диссертации: референт ВАКа М. П. Алексеев попадает под огонь критики за редактирование брошюры Шишмарева о Веселовском, а С. С. Мокульский и А. К. Дживелегов вскоре пополняют ряды космополитов…
15 марта 1949 г., в самый разгар борьбы с космополитизмом, свое отношение к оппонентам, выступавшим на защите диссертации Бахтина, высказал заместитель председателя ВАКа (металлург по своей специальности) А. М. Самарин: «К оценке их можно поставить вполне знак минус, ссылаться на них не следует»[1166]. Досталось на заседании не только оппонентам, но и самой работе Бахтина. «Я считаю, что мы должны отклонить. Работа явно космополитического характера»[1167], – заявил другой заместитель председателя ВАКа, химик-нефтяник и будущий вице-президент АН СССР А. В. Топчиев, а А. М. Самарин даже задался следующим вопросом: «В общем порядке надо проверить – подходит ли она к кандидатской диссертации»[1168]. В резолюции этого заседания ВАКа отмечалось, что «диссертант совершенно игнорирует глубокое идейное содержание произведений великого русского реалиста и национальное значение Гоголя»[1169].
21 мая 1949 г. на заседании пленума ВАКа, в присутствии диссертанта, член ВАКа, декан филологического факультета МГУ профессор Н. С. Чемоданов отмечал:
«В то же время в диссертации имеются страницы с очень грубыми идеологическими ошибками. Например, автор диссертации ссылается на высокий авторитет Веселовского; говорит о влиянии Рабле на Гоголя. Все это показало нам, что работа Бахтина не выдерживает критики в настоящее время в свете решений партии по идеологическим вопросам. Но в то же время ясно, что ошибки, имеющиеся в работе Бахтина, легко устранимы и не составляют лейтмотива в этой работе»[1170].
Но после переработки диссертации ее окончательно похоронил референт ВАКа профессор филологического факультета МГУ Р. М. Самарин – тот самый, который прославился обличением космополитов и усилиями которого из Московского университета были изгнаны А. А. Аникст, Л. Е. Пинский и другие евреи. Он резюмировал свой разгромный отзыв на диссертацию Бахтина следующими словами:
«Я считаю невозможным рассматривать ее как диссертацию, дающую ее автору право называться доктором филологических наук, так как в ней имеются серьезные методологические недостатки и ошибки, в основном сводящиеся к тому, что М. М. Бахтин формалистически подходит к вопросу о творческом методе Рабле, пренебрегает конкретными историческими условиями его развития – условиями народно-освободительных движений во Франции ХVI века, условиями формирования французской нации, условиями идеологической (в том числе и литературной) борьбы, участником которой был Рабле»[1171].
Однако в случае с Бахтиным, несмотря на всю кажущуюся абсурдность ситуации, отклонение ходатайства о докторской степени явно предусматривалось в качестве одного из вариантов развития событий – голосование 7 против 6 на Ученом совете ИМЛИ не должно было предвещать легкой победы. А поскольку время неумолимо работало против Бахтина – идеологическая обстановка с 1946 по 1951 г. изменилась кардинально, – то отказ ВАКа присудить ему степень доктора выглядит в контексте эпохи очевидным и рядовым событием. Бахтин в итоге получил именно ту ученую степень, соискателем которой он первоначально являлся. Как ни парадоксально, но (особенно с учетом отзыва Р. М. Самарина) присуждение в конце концов М. М. Бахтину степени кандидата филологических наук не является само собой разумеющимся обстоятельством – повернись дело несколько иначе, и ему было бы отказано даже в этом.
Намного более печальные сюжеты в деятельности ВАКа связаны с кассированием результатов защит диссертаций; это обычно ставило крест на всей работе диссертанта. И если в отношении Бахтина докторская степень рассматривалась в качестве справедливого, но все-таки награждения, то во многих других случаях авторы диссертаций лишались всех возможных плодов своих изнурительных трудов – повторно защищать диссертацию по прежней теме возбранялось, как и ныне. Причем, как можно проследить по приводимым ниже документам, к филологическим диссертациям, защищаемым в Ленинградском университете, относились всё более настороженно. Это началось с того времени, как А. А. Вознесенский был переведен в Москву. До этого момента ВАК опасался унижать достоинство Ученого совета вуза, которым руководит брат члена Политбюро. А с начала весны 1949 г., когда последовали аресты по «ленинградскому делу» и университет был разгромлен, диссертации, защищенные в ЛГУ, рассматривались в ВАК с особой «тщательностью», и очень большое их число не было утверждено.
Приведем несколько примеров.
26 июня 1947 г. на заседании Ученого совета филологического факультета ЛГУ успешно защитил докторскую диссертацию на тему «Пролегомены к Эдде» известный московский лингвист Энвер Макаев (1916–2004). Защитив в 1940 г. в Москве кандидатскую диссертацию «Семантика падежей готского языка», он был признан одним из самых одаренных германистов. Впечатляет даже состав его оппонентов на защите докторской диссертации в 1947 г.: В. М. Жирмунский, А. А. Смирнов и М. И. Стеблин-Каменский[1172].
Красочный портрет Э. Макаева 40-х гг. рисует Н. Е. Семпер:
«Энвер Ахмедович Макаев, кандидат филологических наук, необозримо разносторонний, изысканно одетый молодой ученый, знавший двадцать языков, готовил в то время докторскую диссертацию “Prolegomena ad Edda” и читал доклады по связанным с ней темам. С ним у меня давно установились чисто товарищеские отношения, мы часто непринужденно общались и купались в морях всемирной культуры: не было такой страны, эпохи, книги, о которой Энвер не мог бы захватывающе интересно и художественно рассказать.
В ноябре 1944 года он позвал меня на свой доклад “О великанах в скандинавском эпосе” в мою альма-матер – Институт иностранных языков. Полагая, что это будет небезынтересно и С. Д. [Кржижановскому], я пригласила его тоже. ‹…› Отлично смонтированный доклад Энвера был насыщен неожиданными сравнениями и примерами на древнеисландском языке; он хорошо знал кеннинги скальдов и приводил их в тексте, попутно объясняя. На вечере присутствовали профессора и аспиранты, несколько студентов. Последовало обсуждение. С. Д. задавал вопросы и выступил с очень положительной оценкой доклада»[1173].
Кроме иных придирок, которые могла вызвать в ВАКе диссертация Макаева, весьма уязвимой оказалась биография соискателя – его отец Ахмет Макаев был предводителем дворянства Таврической губернии. 24 февраля 1949 г. экспертная комиссия ВАКа по западной филологии рассмотрела диссертацию и вынесла ей обвинительный приговор:
«В работе “Пролегомены к ‘Эдде’ ” диссертантом проявлено большое трудолюбие, использован большой материал, имеются отдельные интересные наблюдения с точки зрения анализа памятника. Однако наряду с указанными положительными сторонами тов. Макаевым в диссертации допущены грубые ошибки; так, в диссертации в качестве авторитетных указаний приводятся высказывания старых буржуазно-либеральных литературоведов, недостаточно решительно показан характер филологии современного Запада. Неправильна и порочна оценка, данная тов. Макаевым Э. А. работам Мунро-Чадвика, выдвигающего нематериалистическую историко-культурную конструкцию.
Тов. Макаев Э. А. недостаточное внимание уделяет вопросам социального определения Эдды, ее классового характера. Диссертация тов. Макаева Э. А. не соответствует требованиям, предъявляемым к докторской диссертации, и указывает на неовладение ее авт