Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 — страница 140 из 168

21 и 22 октября 1946 г. на историческом факультете ЛГУ происходило открытое обсуждение постановления ЦК «О журналах “Звезда” и “Ленинград”». Именно здесь профессор Н. Н. Пунин повел себя совершенно исключительным образом. Газета «Ленинградский университет» отмечала:

«Глубоко ошибочным и вредным было выступление профессора Пунина.

Профессор Н. Н. Пунин своим выступлением обнаружил полное непонимание исторического значения и сущности постановления ЦК партии о журналах. Он допустил в своем выступлении клеветнические утверждения в отношении советского народа. Выступление проф [ессора] Пунина было воинствующим выступлением в защиту формализма, теории “искусства для искусства”, оно ярко продемонстрировало пример низкопоклонства перед западноевропейской культурой. Он осмелился утверждать, что русское искусство дает мало материалов для изучения вопроса о стилях в искусстве, пытался свести неудовлетворительную постановку преподавания к трудностям выработки терминологии. Выступление профессора Пунина встретило резкий отпор…»[1466]

Пунина начали травить коллеги по факультету. Одним из основных линчевателей на историческом факультете ЛГУ, наряду с супругами-египтологами И. М. Лурье и М. Э. Матье[1467], был и профессор М. К. Каргер[1468], который стал автором статьи «Об идейных позициях профессора Пунина» в университетской газете[1469]. В статье не только осуждаются взгляды Н. Н. Пунина, но и высказывается удивление бездействием заведующего кафедрой всеобщей истории искусства И. И. Иоффе.

30 октября 1946 г. состоялось заседание парткома ЛГУ, на котором декан исторического факультета (и член парткома ЛГУ) В. В. Мавродин[1470] отчитывался о работе искусствоведческого отделения. В прениях выступил и М. К. Каргер, который после нелестных слов в адрес И. И. Иоффе перешел к Н. Н. Пунину:

«Профессора Пунина мы знаем 25 лет, всю жизнь он отдал искусству, он всегда открыто проповедует воинствующий формализм. Он никогда не будет мстить, как это делает Иоффе, надо ему отдать справедливость, но это не значит, что он полезный работник. О Пунине было сказано, что он “черный ворон формализма”, и это правильно. И сейчас встал вопрос в Академии художеств о несовместимости его позиций со званием советского профессора. Ведь мы пробовали его перевоспитать, но ничего не получилось, и сейчас Союз художников предложил ему уйти в отставку, надо и нам иметь в виду это обстоятельство и сделать свои выводы.

Пунин не стесняясь говорит, что он не признает советского искусства, что это не искусство. И представьте себе, Пунин находит на факультете себе поклонников, последователей, вот что возмутительно!»[1471]

Член партбюро исторического факультета Г. В. Ефимов[1472] добавил:

«Пунин – не может быть руководителем на отделении. Я знаю, что им было брошено такое выражение в отношении ленинградских художников:

– Пережили блокаду, переживем и это!

Как же можно допустить руководить человека с такими взглядами?»[1473]

Критика была подхвачена центральными газетами: «Советское искусство» 15 октября напечатало статью «О влиянии формализма и эстетизма в искусствознании»[1474], в которой А. И. Михайлов в свете постановления ЦК резко критиковал ленинградцев Н. Н. Пунина и А. М. Эфроса.

Нужно в очередной раз отдать должное А. А. Вознесенскому, который пытался защитить опального профессора. 12 февраля 1947 г., когда партком ЛГУ проверял выполнение своих предыдущих решений по отделению истории искусств, он выступил в защиту Н. Н. Пунина:

«В отношении проф[ессора] Пунина, я должен сказать следующее: его освободили от чтения двух основных методологических курсов, но оставили на отделении потому, что другого такого специалиста нет. Проф[ессор] Пунин был у меня и сказал, что именно сейчас, когда его освободили от чтения основных курсов, он займется докторской диссертацией, и она будет написана такой, какой должна быть. Значит, человек не стоит на месте, он развивается, движется вперед, так какие же у нас основания к тому, чтобы изгонять его из Университета? Никаких! И Пунин остается в Университете, несмотря на то что есть решение и указано в газете на ошибки.

Кстати о газете. Надо помещать правильный, проверенный материал. А Каргер дал материал неправильный, те слова, которые были приписаны Пунину, были произнесены вовсе не им, и он правильно оскорбился. Надо проверять материал, а не безответственно помещать его в газете. Этим мы только дискредитируем газету»[1475].

Сам В. А. Серов показал в 1949 г. на допросе по делу Пунина следующее:

«Осенью 46-го г. в Союзе художников Пунин сказал: “Хочет или не хочет наше правительство, но нашему искусству придется отчитываться перед современным западноевропейским искусством”. Все выступления, в том числе и это, стенографировались, и Пунину дали стенограмму его выступления для правки. Пунин возвратил стенограмму в исправленном виде, и я обратил внимание на то, что указанная мною фраза была опубликована без исправления. В помещении Союза художников в этот момент находился проф[ессор] Исаков С. К.[1476], которому я показал эту фразу из выступления Пунина Н. Н., Исаков обратился к Пунину, находящемуся в соседней комнате, и сказал ему, что такую фразу в стенограмме оставлять неуместно. Пунин Н. Н. прочел эту фразу, зачеркнул слово “правительство” и написал “правление”. Я сказал Пунину, что на собрании он говорил о правительстве, что все это слышали, да и смысл этой фразы опровергает наличие в ней понятия правления, т. к. Правление Лен. Союза художников не может отчитываться за искусство всей страны»[1477].

Непримиримая позиция Пунина, который, конечно, изначально был не в силах тягаться с мощью идеологической машины, была уникальна: он даже и не думал каяться. Именно поэтому в 1949 г. у его критиков открылось второе дыхание. В январе на общем собрании Академии художеств СССР только ленивый не называл имени Пунина в оскорбительном тоне.

В рамках антикосмополитической кампании Серов организовал масштабную травлю Пунина. 27 февраля 1949 г. ленинградский пейзажист болгарского происхождения Крум Стефанович Джаков выступил в «Ленинградской правде» со статьей «Формалисты и эстеты в роли критиков», большая часть которой была посвящена Н. Н. Пунину. Характеризуя «неприглядное кредо одного из столпов воинствующих критиков-эстетов, отрицающего национальное искусство, относящегося с барским пренебрежением к творчеству советских художников»[1478], особенное внимание он уделил его преподавательской деятельности, отметив, что «вредная деятельность Н. Пунина особенно опасна еще и потому, что он до сих пор является профессором Ленинградского университета и продолжает отравлять сознание молодежи пропагандой буржуазной эстетики и космополитизма»[1479].

А 2 марта 1949 г. в газете «Вечерний Ленинград» со статьей «За дальнейший расцвет советского искусства» выступил и глава ленинградских художников. Он опять обрушился на Пунина:

«У нас немало подлинных советских критиков, помогающих художникам в их творчестве, пропагандирующих лучшие достижения передового советского искусства. Однако в роли критиков выступают еще и люди, потерявшие честь и достоинство советского гражданина, раболепствующие перед уродливым, ущербным “творчеством” современных западноевропейских и американских художников.

Особенно мерзко ведет себя один из главарей антипатриотических отщепенцев Пунин. Этот “критик и искусствовед” – яростный враг реалистического искусства. В первые годы революции он был идеологом так называемого “левого” искусства и с наглой развязностью утверждал, что реализм и бездарность – это равнозначащие понятия. Он обливал грязью великих русских художников и всячески пропагандировал футуристический и кубистский бред. Проповедник реакционной идейки “искусства для искусства”, утверждавший, что сама форма является содержанием произведения, Пунин охаивал лучшие работы передовых советских художников, издевался над методом социалистического реализма.

Когда этот лжекритик говорит о советском искусстве, он высокомерен и нагл. Когда же речь заходит о современном искусстве Европы, он заискивающе сладок и восторжен. Размахивая как знаменем истлевшим формалистическим тряпьем, он выдает себя за поборника новаторства. Только предельное уродство, маразм и разложение приводят в восторг этого буржуазного эстета. ‹…› Успехи социалистического реализма вызывают в нем неприкрытую злобу. Всячески понося реалистические народные принципы, лежащие в основе советского искусства, презренный отщепенец Пунин чернит художников, которые посвящают свое творчество большим, жизненно важным темам, создают патриотические произведения, проникнутые чувством горячей любви к Родине»[1480].

Необходимо подчеркнуть, что приведенный документ – это не случайно зафиксированная в протоколе площадная брань, а строки из общегородской газеты.

5 марта в газете «Советское искусство» профессору были посвящены и такие слова:

«Н. Пунин также уже давно ведет подрывную работу в нашем искусстве. Этот матерый идеалист и проповедник космополитизма еще в 1919 г., прикрываясь маской лженоваторства, заявлял, что “реалисты и бездарность – синонимы”»