Ваша повседневная отеческая забота и внимание к ленинградцам вдохновляют нас на самоотверженный труд по восстановлению и дальнейшему развитию родного города, как крупнейшего промышленного и культурного центра страны. Мы гордимся тем, что с каждым годом возрастает роль Ленинграда в развитии народного хозяйства страны, в укреплении могущества нашей великой Родины. В решении задач послевоенной сталинской пятилетки большевистская партия и Советское Правительство отвели Ленинграду ответственную и почетную роль важнейшего центра технического прогресса страны. ‹…› Ленинградцы восприняли эту почетную задачу как знак огромного доверия партии, Правительства и лично Вашего, товарищ Сталин. В выполнение этой задачи ленинградцы вложат всю свою творческую инициативу, большевистскую настойчивость, энергию и волю, воспитанную партией Ленина – Сталина. От имени всех рабочих и работниц, инженеров и техников, ученых и научных работников Ленинграда и Ленинградской области обещаем Вам, дорогой наш вождь и учитель, с честью выполнить возложенную на нас задачу. ‹…› Ленинградцы знают, что душой, организатором, вдохновителем борьбы за технический прогресс ленинградской промышленности, как и всего народного хозяйства нашей страны, являетесь Вы, дорогой Иосиф Виссарионович. ‹…›
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Этим письмом мы хотим от всего сердца еще раз выразить Вам глубокую благодарность за Вашу отеческую заботу о Ленинграде, за Ваше доверие к ленинградцам ‹…›. Все ленинградцы – партийные и непартийные большевики – приложат свои силы и энергию для того, чтобы с честью выполнить поставленную Вами перед Ленинградом задачу – идти в первых рядах борцов за технический прогресс, за построение коммунизма. ‹…›
Да здравствует гениальный кормчий страны социализма, корифей науки великий Сталин!»[782]
Это письмо наглядно продемонстрировало его адресату новую линию ленинградского руководства (окончательный текст письма был утвержден 25 марта 1949 г. постановлением бюро Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) под председательством В. М. Андрианова[783]). Причем при обращении к документам обкома оказывается, что это обращение было задумано еще прежним руководством – 5 февраля 1949 г. было принято специальное постановление бюро обкома «О проекте письма к товарищу Сталину от колхозников и колхозниц, работников МТС и совхозов, сельскохозяйственных специалистов и ученых Ленинградской области»[784], но до публикации и обсуждения дело не дошло: в Москве было решено повременить с этим.
23 апреля 1949 г. закончила свою работу V сессия Ленинградского городского совета депутатов трудящихся. В последний день председатель Ленгорисполкома «тов. Лазутин признал справедливыми критические высказывания депутатов по адресу управлений, отделов и руководящих работников исполкома Ленгорсовета»[785], после чего были рассмотрены оргвопросы. П. Г. Лазутин пока был оставлен на своем месте, но были освобождены от должностей его заместители – В. М. Решкин и В. П. Галкин, секретарь исполкома А. А. Бубнов; также «сессия постановила освободить т.т. П. С. Попкова и Я. Ф. Капустина от обязанностей членов исполкома Ленгорсовета»[786], «в связи с переходом на другую работу вне Ленинграда»[787] был освобожден от обязанностей член исполкома Ленгорсовета начальник Управления МВД по Ленинградской области генерал-майор Е. С. Лагуткин, которого перевели на должность заместителя начальника УМВД по Калужской области. То есть старое ленинградское руководство целенаправленно устранялось.
А первого мая 1949 г. В. М. Андрианов, который несколько месяцев избегал публичности, впервые предстал перед ленинградцами – во время первомайской демонстрации он занял почетное место на центральной трибуне на Дворцовой площади[788]. Пока еще в его окружении на трибуне стояли секретарь горкома Н. Д. Синцов, секретарь обкома Г. Ф. Бадаев, председатель Ленгорисполкома П. Г. Лазутин… Но скоро и они будут удалены.
Параллельно со сменой ленинградского руководства Маленков, который и в частной жизни славился как заядлый охотник, «нашел» первые доказательства вины Вознесенского. Здесь Маленкову помог приближенный к нему Л. М. Каганович: в середине февраля первый заместитель Кагановича на посту председателя Госснаба СССР М. Т. Помазнев (который в 1953 г. по поручению Хрущева установит по материалам Госплана, что Берия является «врагом народа») представил докладную записку, в которой указывалось на ошибки Госплана в планировании валовой промышленной продукции на I квартал 1949 г., рассчитывавшего рост производства без учета сезонных отраслей, что привело к снижению плана среднесуточного производства на 0,07 %. По сути, Вознесенский обвинялся в действии, известном впоследствии как «приписки»[789]. «Для тех времен – это серьезное обвинение, хотя сезонные колебания производства неизбежны»[790]. Вопрос был рассмотрен на заседании Бюро Совмина, а доклад направлен главе государства[791]. 5 марта состоялось решение Политбюро ЦК, где было утверждено суровое постановление Совмина «О Госплане СССР».
В преамбуле постановления приводится фраза Сталина о недопустимости подгонки цифр, «ибо попытка подогнать цифры под то или другое предвзятое мнение есть преступление уголовного характера»[792]. Вывод был неутешителен:
«Т. Вознесенский неудовлетворительно руководит Госпланом СССР, не проявляет обязательной особенно для члена Политбюро партийности в руководстве Госпланом СССР и в защите директив Правительства в области планирования, неправильно воспитывает работников Госплана СССР, вследствие чего в Госплане СССР культивировались непартийные нравы, имели место антигосударственные действия, факты обмана Правительства, преступные факты по подгону цифр и, наконец, факты, которые свидетельствуют о том, что руководящие работники Госплана хитрят с Правительством»[793].
Вознесенский был освобожден этим постановлением от обязанностей главы Госплана, а 7 марта решением Политбюро он был лишен поста заместителя председателя Совмина, выведен из состава Политбюро и отправлен в месячный отпуск «по собственному желанию»[794].
«По рассказу бывшего работника Госплана, экономиста, непосредственных поводов было два. Существовал порядок, согласно которому план первого квартала всегда должен был быть больше, чем реальное производство последнего квартала предшествовавшего года. А тот год (видимо, 1948) был удачливый: и урожай ничего, и промышленность. Осторожный Вознесенский дал указание “утаить” часть произведенного в конце года, дабы сделать более реальным план на следующий год. Это дало возможность обвинить его в обмане правительства. Берия выудил соответствующее признание у одного из руководящих работников Госплана и преподнес его Хозяину. Вдобавок Вознесенский имел привычку уничтожать черновики плановых разработок, что строжайше запрещалось. Всякая бумажка подлежала передаче специальным службам, где ее регистрировали, уничтожение же следовало актировать. Так Вознесенский оказался виновным в нарушении режима секретности»[795].
Причем, по-видимому, сам Вознесенский почувствовал беду раньше. Начальник отдела финансов Госплана Д. С. Бузин вспоминал:
«Он умел ценить хорошо во всех отношениях – и в экономическом и в техническом – подготовленный материал. И лучшей оценкой служило подписание документа без поправок. Даже без вопросов. Никогда не забуду – то был один из последних доложенных ему документов – заключение Госплана СССР по Государственному бюджету СССР на 1949 год, подготовленное Отделом финансов на 16 листах. Я докладывал это заключение в его кабинете в Кремле. Он внимательнейшим образом прочитал документ, не раз возвращаясь к написанному на предыдущих страницах. И без поправок, без вопросов подписал его. Так бывало редко, очень редко. Не скрою, он казался уставшим, не таким подвижным, как всегда. Может быть, это стало ясно впоследствии, то были первые признаки обреченности»[796].
Значительную роль в подготовке компромата на Вознесенского сыграл сотрудник Госплана СССР, экономист Б. М. Сухаревский, обязанный всей своей карьерой Н. А. Вознесенскому. Приведем цитату из воспоминаний племянника главы Госплана Л. А. Вознесенского, где он не называет полной фамилии доносчика:
«Дело происходило вскоре после Отечественной войны. Однажды председатель Госплана, вызвав к себе начальника Сводного отдела С-го, показал тому жестокую резолюцию Сталина на документе, который незадолго перед тем был ему направлен. Он представлял собой аргументированные, подкрепленные расчетами соображения Госплана о невозможности и нецелесообразности дополнительного и весьма значительного налогообложения крестьян, идею которого выдвинул Сталин. Позиция Госплана и его председателя вызвала явное раздражение у “корифея”, и он своей резолюцией потребовал немедленно исполнить его первоначальное указание.
– Что будем делать, товарищ С-й? – спросил председатель у своего, как считали не без оснований в аппарате, любимца, которого он всячески поддерживал и выдвигал.
– Как что? Выполнять указание товарища Сталина, – бодро ответил тот.
– Но ведь документ, над которым мы с Вами так основательно работали, – не формально-бюрократическое послание: в него вложен наш разум ученых, приведены неопровержимые доказательства того, что вступить на предложенный путь – значит окончательно погубить деревню. И теперь мы должны написать нечто прямо противоречащее нашим аргументам и выводам?