ем. Остальное экстраполируйте»[985].
Вряд ли это эмоциональное объяснение может компенсировать тот урон, который невинные люди понесли от ее действий.
Но вернемся к роли Демешкан в разоблачении И. М. Нусинова. Причем к роли публичной, поскольку она своих взглядов не скрывала; например, на заседании коллегии Министерства высшего образования СССР 23 марта 1949 г. – в момент наивысшего накала борьбы с космополитизмом – она заявляла:
«Меня хорошо знают и по моим статьям и по тому, что первый удар Нусинову был нанесен мною, что он убежденный враг народа, русских за людей не считает и в таком духе воспитывал молодежь. Он внушал русской части студентов, что они не способны учиться. Студенты и говорят – не пойдем в аспирантуру по западной кафедре, потому что говорят, что мы не так способны. Эту группу точно можно назвать, что это диверсионная группа. Большинство членов этой группы происходило из крупной еврейской дореволюционной буржуазии, большинство побывало за границей, вышли из троцкистов, из бунда. Они связаны друг с другом с детских лет. Аникст знает Нусинова еще со Швейцарии, вместе приехали в 191[7] г. Они совершенно откровенно проводили свою вредительскую деятельность. Профессора Нусинова никто не пытался разоблачить, и они это прекрасно понимали. Раскусила его молодежь, но с нами, только что вошедшими в литературу представителями молодежи, мало кто считался. Он говорил, что книга Стефана Цвейга о Толстом стоит всех работ Ленина о Толстом – это говорилось на кафедре в 1945 г. Трудно передать всю ту пакость, которую мы слышали с кафедры в эти годы»[986].
Эти слова Демешкан произносила уже после 12 января 1949 г. – дня ареста И. М. Нусинова по делу ЕАК. А начало его послевоенных невзгод приходится, как было указано, на 1945 г. Причем тогда, когда он был уволен по рекомендации ЦК ВКП(б) с должности заведующего кафедрой всеобщей литературы МГПИ, оставшись там на должности профессора-совместителя, одновременно по ходатайству ВКВШ он был принят на ставку профессора в МГПИИЯ, где работал до самого ареста. Таким образом, усилия Демешкан в 1945 г. принесли свой результат, но он вряд ли он мог ее устроить: Нусинов не только избежал более серьезных последствий, но и дистанцировался от своей воинствующей ученицы[987].
Кроме того, Демешкан активно общалась с Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б); по крайней мере, именно об этом говорит ее сотрудничество с газетой «Культура и жизнь». 20 ноября 1946 г. в этом издании была опубликована пространная рецензия Демешкан на «Программу по новой западной литературе» профессора Я. М. Металлова, наиболее известного ученика И. М. Нусинова, озаглавленная «Аполитичность в учебной программе по литературе». Кроме прочего, она заметила в работе Якова Михайловича следующие идеологические промахи:
«Аполитичность программы проявляется и в характеристике литературы империалистической реакции. Трудно поверить, что эта программа составлена для советского вуза и появилась в свет после долгих лет напряженной борьбы с фашизмом. ‹…› Крупнейший порок программы – в игнорировании благотворного и мощного влияния русской литературы и русской общественной мысли на зарубежную литературу»[988].
И вот весной 1947 г., на вздымающейся волне борьбы с пресмыкательством перед иностранщиной, Демешкан наконец-то находит верный способ для дискредитации своего бывшего научного руководителя (этим несложным способом впоследствии воспользуются многие ее «коллеги по цеху»). Она снабжает компрометирующими материалами более высокопоставленное лицо. Этим лицом оказался заместитель генерального секретаря правления ССП СССР Николай Тихонов, уступивший 13 сентября 1946 г. (после постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград») руководство писательской организацией А. А. Фадееву. Именно по материалам, предоставленным Демешкан, Николай Тихонов написал статью под громким заглавием «В защиту Пушкина», напечатанную 9 мая 1947 г. в газете «Культура и жизнь».
Статья оказалась вполне своевременной: в эти дни даже гипотезы о заимствовании русскими писателями сюжетов для своих произведений из зарубежных источников уже безапелляционно считались ущербными и идеологически опасными. А потому Тихонов, приправив статью цитатами из Сталина и Жданова, без особенного труда разнес в щепки книгу Нусинова «Пушкин и мировая литература», увидевшую свет в 1941 г., книгу, в которой, по его словам, «все настоящее русское, народное, пушкинское принесено в жертву безудержному, некритическому преклонению перед Западом»[989].
Вот некоторые положения статьи:
«Старательно окружая свои выводы ворохом цитат из различных источников, домыслами и ловкими пируэтами ложнонаучных фраз, проф[ессор] Нусинов тщится установить, что Пушкин и вместе с ним вся русская литература являются всего лишь придатком западной литературы и лишены самостоятельного значения. Преклонение перед Западом заставляет проф[ессора] Нусинова сделать этот чудовищный вывод. ‹…›
По Нусинову выходит, что русский народ ничем не обогатил мировую культуру, а его лучшие представители сидели на парте и списывали то, что добыто западными учителями. ‹…›
Кто позволил Нусинову так оскорбительно и пренебрежительно зачеркивать славные имена русской литературы, так попирать национальное чувство народа? ‹…›
Вся книга Нусинова, отвергающая все замечательное наследие “великой русской нации” (Сталин), является со своей проповедью “моцартианского жизнелюбия”, хотел или не хотел того проф[ессор] Нусинов, тяжким поклепом на прошлое и будущее нашей великой литературы»[990].
Неудивительно, что генеральный секретарь правления ССП А. А. Фадеев счел эту тему достойной для дальнейшей разработки. Фадеев изучил вопрос и построил на развенчании клеветнических идей И. М. Нусинова очень яркий раздел своей речи на пленуме ССП в июне 1947 г. Более подробно на этой знаменательной речи мы остановимся ниже, в разделе о судьбе школы академика Веселовского, но основные моменты критики в адрес Нусинова стоит привести:
«Имеются ли у нас явления низкопоклонства перед Западом в литературе? Да, они имеют место. Совершенно правильно выступил Н. Тихонов в газете “Культура и жизнь” со статьей против книги И. Нусинова “Пушкин и мировая литература”. Эта книга издана в 1941 году, долго жила, не встречая никакой критики, а это очень вредная книга. ‹…›
Основная мысль этой книги, что гениальность Пушкина не есть выражение особенностей исторического развития русской нации, что обязан был бы показать марксист, а задача этой книги – показать, что величие Пушкина состоит в том, что он “европеец”, что на все вопросы, которые поставила Западная Европа, он, дескать, находил свои ответы. Очень характерно, как Нусинов объясняет не такую широкую известность Пушкина в Европе в свое время. Он объясняет это вовсе не тем, что зазнавшаяся невежественная Европа не видела, что происходило в это время с великой русской нацией и поэтому наплевательски относилась к такому гению русского народа, как Пушкин. А он это объясняет тем, что Пушкин – это “европеец”, свой брат среди западноевропейских гениев и поэтому он там не мог звучать. ‹…›
“…Толстой и Достоевский отрицали Запад, противопоставляя ему свои восточные идеалы, идеалы России”. Так и сказано: “восточные идеалы, идеалы России”! На этой концепции, что свет идет с Запада, а Россия страна “восточная”, стоит эта книга.
Пушкин сделан безнационально-всемирным, всеевропейским, всечеловеческим. Как будто можно быть таким, выпрыгнув из исторически сложившейся нации, к которой ты принадлежишь, как будто можно быть всечеловеческим вне нации, помимо нации.
Как и во всякой дрянной книжке, здесь, конечно, выставлены всякие заградительные щиты. Говорится о Пушкине черт знает что, а потом, между строк, что Пушкин – великий русский гений. Но, по Нусинову, все дело в том, что Пушкин “продолжал и углублял западную культуру”, поскольку будущее русского народа было для Пушкина “немыслимо вне путей Запада”. ‹…› Эта книга, помимо всего прочего, ужасно вульгарна»[991].
И так далее…
Нет ничего удивительного, что Фадеев стал использовать в своей пропагандистской речи критику Нусинова: ведь Фадеев сам был рупором пропаганды и искренне держался сталинского курса. А роль, сыгранная Фадеевым в истории советской литературы и советской филологической науки, – ключевая. Без рассказа о нем невозможно понять картину воздействия сталинского руководства как на саму литературу, так и на науку о литературе.
А. А. Фадеев – вождь и учитель писателей и литературоведов
Генеральный секретарь правления Союза советских писателей СССР, член ЦК ВКП(б) Александр Александрович Фадеев (1901–1956) был важнейшей политической фигурой советского литературоведения второй половины 40-х гг. Это объясняется уже указанным обстоятельством, что подавляющее большинство литературоведов входило в ССП, а потому все происходившее в рассматриваемые нами годы в советской литературе и вокруг нее (в истории литературы, теории литературы, литературной критике) невозможно рассматривать в отрыве от фигуры А. А. Фадеева. Насколько оказалась важна его роль в начатом летом 1947 г. разгроме идей А. Н. Веселовского, повлекшем за собой сокрушительный удар по филологии, настолько же было определяющим и его участие в развернутой 28 января 1949 г. борьбе с космополитизмом. Политическая прозорливость Фадеева была удивительной и общеизвестной: «Умение Фадеева нащупывать и вскрывать в гуще привычных явлений черты нового и притягивать к нему всеобщее внимание было известно всем»