Антипатриотический характер этой группы раскрывается в так называемых “научных” работах ее членов.
Б. М. Эйхенбаум выразил идейные основы группы наиболее точно и ясно: “Жизнь идет не по Марксу, тем лучше” – заявлял он в 1922 г. и уже с того времени начал вести активную борьбу с марксизмом, ленинской теорией отражения. “Славяно-русская культура пришлась мне не по вкусу”, – писал он в 1929 г., и, раболепствуя перед буржуазным Западом, заявлял, что он поставил себе основной целью “пропагандировать европейскую культуру на русской почве”. В своих псевдонаучных работах он оклеветал великих русских писателей Пушкина и Лермонтова, Гоголя и Белинского, боролся против ленинского понимания творчества Льва Толстого. В статье “Поговорим о мастерстве” [sic!] (“Звезда”, № 1, 1945), он прямо выступил против политики партии в области художественной литературы.
Г. А. Гуковский, в прошлом ученик формалистов, ныне является наиболее воинствующим главарем антипатриотической группы литературоведов, наглым пропагандистом космополитизма, идеализма и буржуазного эстетства. Особенно разнузданный и клеветнический характер носит его книга “Пушкин и русские романтики” (1946), в которой он превратил гениального поэта русского народа Пушкина в индивидуалиста-эстета, оторванного от национальной почвы, в отголосок чужеземных культур. В статьях о Гоголе, опубликованных в последнее время (1948 и 1949 гг.), Гуковский снова выступил воинствующим космополитом-формалистом, апологетом буржуазного литературоведения. Безродный космополит Г. А. Гуковский особенно опасен еще и потому, что он прочно окопался в Институте литературы АН СССР, в Ленинградском университете, в Л. О. Педагогической академии, в городских лекториях и издательствах.
Старейший представитель буржуазного космополитизма В. М. Жирмунский начал свою деятельность с пропаганды мистики и мракобесия (книги – “Немецкий романтизм [sic!] и современная мистика” – 1914, “Религиозные отречения в истории романтизма” – 1916). В советские годы он перешел к формализму в области поэтики и языкознания и к буржуазному компаративизму, последовательно проводя космополитизм типа А. Н. Веселовского в истории литературы и фольклористики. Позиции Жирмунского, в частности, его последняя книга “Узбекский эпос”, справедливо разоблачены в партийной печати.
Возглавляемый им сектор западных литератур до сего времени не отказался от низкопоклонства перед враждебной нам буржуазной культурой. Так, например, на двух заседаниях отдела (ноябрь 1948 г. и февраль 1949 г.) обсуждалось творчество фашистского писателя Пиранделло, и эти заседания по существу явились реабилитацией члена фашистской партии. В области подготовки кадров по западной литературе Жирмунский создавал семейственность и групповщину и выдвигал своих оруженосцев из числа политически сомнительных людей для занятия ответственных должностей в ленинградских и провинциальных научных учреждениях. В результате этого в настоящее время изучение зарубежных литератур оказалось в значительной степени в руках школки Жирмунского.
Давний апологет космополитизма М. К. Азадовский один их первых поднял на щит вредную компаративистскую теорию Веселовского. В его работах по Пушкину творчество великого национального русского поэта сводится к заимствованиям из западноевропейских источников. В своих лженаучных комментариях к “Русским народным сказкам” Азадовский всячески стремился доказать, что русские сказки представляют собой разновидность мировых “бродячих сюжетов”.
Азадовский отрицал значение русского советского фольклора, собиранию и изучению которого он всячески препятствовал; по вине Азадовского задержана подготовка и выпуск трехтомного издания “Русский фольклор”.
Только антипатриотическими взглядами Азадовского можно объяснить появление в заграничной прессе разных редакций его известной статьи о Пушкине (из Временника № 3, 1937). В этих статьях особенно акцентируется мысль (отсутствующая в русской статье) о том, что русский народ и русская литература пойдут по “великому пути западноевропейской культуры”.
К числу активных членов группы принадлежит Г. А. Бялый. В своих работах он отрывает творчество русских писателей от национальной почвы, от реальной жизни, от классовой борьбы, стремится поставить их в зависимость от иностранных влияний (например, Тургенева в зависимость от Мюссе, Шопенгауэра и т. д., Гаршина – от Андерсена и Флобера, Короленко – от европейских романтиков), сводит анализ их творчества к формалистическим разборам. Особенно ярко все это сказалось в таких его работах, как книга о Гаршине (1937), статья “Короленко и Горький” (1948 г.), глава о Тургеневе, предназначенная для VIII тома “Истории русской литературы”. Как убежденный космополит, Бялый раболепно восхвалял в 1943 г. американскую буржуазную демократию (ст[атья] “Короленко и Америка”). В указанной работе о Тургеневе Бялый нагло клевещет на русский народ, приписывая Тургеневу будто бы он считал национальными русскими чертами самодурство и жестокость, терпеливость и кротость, космополитизм и т. д.
Бывший меньшевик И. И. Векслер является автором глубоко порочных работ о Тургеневе, о революционно-демократической критике, Решетникове и об А. Н. Толстом. В Институте ему было доверено руководство аспирантами. Он создал семейственность, доходящую до того, что, являясь заместителем главного редактора академического издания Г. Успенского, поручал работу своему пасынку Серману и невестке [Р. Зевиной], превращая государственное дело в источник наживы.
С этой группой сближается П. Н. Берков, допускавший серьезные космополитические извращения русского историко-литературного процесса.
Верными последователями антинародной группы безродных космополитов являются их выученики Л. Я. Гинзбург, С. А. Рейсер, Б. Я. Бухштаб, Магид, Лотман, В. Н. Орлов и И. Серман, подвизающийся в институте на договорных работах.
Серьезные ошибки формалистического и космополитического характера имеются в работах профессоров Б. В. Томашевского, М. П. Алексеева, А. А. Смирнова.
Группа безродных космополитов‐антипатриотов не только захватила руководящие посты в Институте литературы и университете, но в ее руках оказались в значительной мере и Ленгослитиздат, где подвизаются Горский, Серман и ставленник Гуковского Макогоненко, Ленинградский лекторий горкома ВКП(б) – Кацеленбоген, Городской лекторий – Абрамкин, Лурье, Библиотечный институт – Рейсер и Бухштаб.
Партийное собрание устанавливает, что группа безродных космополитов занималась травлей и вытеснением русских ученых как старшего поколения (Пиксанова, Спиридонова, Евгеньева-Максимова, Десницкого), так и молодых растущих кадров (Рязанов, Бабкин и др.), вместе с тем всячески создавая мнимые авторитеты для людей своей группы.
Партийное собрание устанавливает, что и. о. директора Института литературы Л. А. Плоткин не только не проявил должных качеств большевика-руководителя, не только не боролся с безродными космополитами-формалистами, но своей деятельностью способствовал сплочению антипатриотической группы в институте. Вплоть до марта с. г. Плоткин упорно отрицал наличие группы космополитов в стенах института. Только под давлением партийной организации и руководящих партийных органов Плоткин признал, что в стенах Института литературы существует организованная и сплоченная группа безродных космополитов‐антипатриотов, что он не вел с нею борьбы. По сути дела Л. А. Плоткин двурушничал, всячески покрывая эту группу, пропагандировал теорию ее незаменимости, являлся ее рупором, питался ее настроениями, опирался на нее, был активным орудием этой группы. Группа безродных космополитов вместе с Плоткиным проводила сугубо порочную линию подбора, воспитания и расстановки кадров.
По инициативе группы безродных космополитов Институт русской литературы был переименован в Институт литературы, чтобы тем самым создать более удобную обстановку для антипатриотической деятельности и клеветы на русскую литературу и русский народ. На партсобрании 21.Х.48 г. и Ученом совете 26.Х.48 г., когда коммунистом т. Бушминым был поставлен вопрос о необходимости восстановления прежнего названия института, Плоткин не только не поддержал, а выступил единодушно с Бялым против этого предложения, назвав его демагогическим.
Все это показывает, что Плоткин являлся рупором группы безродных космополитов‐формалистов, защищал их интересы, опирался в своей деятельности не на коммунистов, а на антипатриотическую группу. Не случайно в дискуссии о буржуазной методологии А. Н. Веселовского Плоткин занял двусмысленную позицию. В своей административной деятельности Плоткин руководствовался только интересами группы безродных космополитов. Вынужденный, как коммунист, идти на споры с этой группой, Плоткин ограничивался беззубыми половинчатыми академическими выступлениями. Плоткин занял в Ленинграде положение монополиста: он и и. о. директора Института литературы, профессор филологического факультета университета, руководитель Секции критики и литературоведения Л. О. Союза Советских писателей, руководитель Секции литературы Л. О. Всесоюзного Общества по распространению политических и научных знаний, рецензент рукописей во всех ленинградских и некоторых московских издательствах, консультант ленинградских лекторских бюро и т. д.
Партийное собрание устанавливает, что центром антипатриотической группы безродных космополитов‐формалистов был отдел новой русской литературы и отдел западных литератур.
Руководитель отдела новой русской литературы Б. С. Мейлах не вел принципиальной борьбы с этой группой и сводил все к беззубым и “обтекаемым” академическим спорам по вопросам методологии. Он не выступал в печати против этой группы. В отделе существовала атмосфера группового захваливания и взаимного раздувания авторитетов. Заместителем Мейлаха обычно выступал Б. М. Эйхенбаум, и он же до недавнего времени был председателем Пушкинской комиссии. При таком положении Б. С. Мейлах объективно выступал в роли руководителя, прикрывающего безродных космополитов и целиком доверявшего им, что усугубляет его партийную ответственность за порученный ему участок. На расширенном заседании партбюро 3 марта 1949 г. он ограничился признанием своей большой политической ошибки, однако ничего не сказал о том, как он намерен бороться с группой безродных космополитов.