Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2 — страница 106 из 189

Партийное собрание отмечает, что партийная организация в целом, партбюро в особенности, не вели решительной борьбы с безродными космополитами.

Партийное собрание ПОСТАНОВИЛО:

1. Поставить вопрос перед вышестоящими партийными и советскими инстанциями о переименовании института в “Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР”.

2. Вывести из состава партбюро т. т. Плоткина и Мейлаха и рассмотреть вопрос о привлечении их к партийной ответственности.

3. Признать существовавшую до последнего времени расстановку руководящих научных сил и подготовку аспирантов в Институте следствием антипатриотической деятельности группы безродных космополитов. Считать необходимым немедленное отстранение бывшего меньшевика И. И. Векслера от руководства аспирантурой. Поставить вопрос о тщательном пересмотре аспирантуры и докторантуры института.

4. Поставить вопрос перед дирекцией института:

а) о пересмотре расстановки руководящих научных кадров в Институте литературы АН СССР;

б) о выводе из состава Ученого совета и снятии с работы руководителей организованной и сплоченной группы безродных космополитов‐формалистов: Б. М. Эйхенбаума, Г. А. Гуковского, Г. А. Бялого, И. И. Векслера, В. М. Жирмунского, М. К. Азадовского, как наиболее вредных, активных и деятельных космополитов‐формалистов, причинивших колоссальный вред русской культуре и советскому народу, а также бывшего и. о. директора Л. А. Плоткина, который в течение ряда лет покрывал группу антипатриотов и ограждал ее от общественной и партийной критики;

в) об увольнении из института ставленников группы безродных космополитов: младшего научного сотрудника отдела новой русской литературы Лотман и старшего научного сотрудника отдела фольклора Магид.

5. Считать необходимым пересмотр всех научно-исследовательских планов и всех научных работ, как вышедших из печати, так и находящихся в наборе и рукописях.

6. Партийное собрание считает необходимым просить вышестоящие партийные и советские организации о проверке деятельности административно-хозяйственной части института, работы главбуха Израилевич и зам. директора Шаргородского, известного своими групповыми интересами и делячеством.

7. Ввиду того, что в Институте была приглушена и подавлена критика и самокритика, ослаблена политическая и воспитательная работа, неотложной задачей парторганизации должно быть развертывание принципиальной большевистской критики и самокритики, невзирая на лица. Необходимо усилить марксистско-ленинское воспитание и строгий контроль за партийной учебой. На этих участках сосредоточить все внимание и силы парторганизации.

8. Партийная организация Института целиком и полностью присоединяется к статьям в “Правде” и “Культуре и Жизни” и горячо одобряет их. Разгром и беспощадная борьба с антинародным буржуазным космополитизмом и формализмом, разоблачение всех и всяческих форм их проявления, очистит наши ряды, мобилизует все наши силы на служение великой партии Ленина – Сталина, советскому правительству и великому советскому народу.

Постановление принято единогласно»[899].

Письмо ленинградцев И. В. Сталину

Новое партийное руководство Ленинграда параллельно с раскручиванием «ленинградского дела» начало проводить и новую политику, созвучную с победившей в сознании Сталина идеей укрепления военно-промышленного комплекса, столь мастерски воплощавшейся в жизнь Л. П. Берией и Г. М. Маленковым. Если осенью 1947 г. именно ленинградцы выступили с почином организовать Всесоюзное соцсоревнование за выполнение планов четвертой сталинской пятилетки (1946–1950) в четыре года, поддержанным всей страной, то и в феврале 1949 г. ленинградцы опять возглавили авангард советских трудящихся. 2 апреля 1949 г. вечерний выпуск «Последних известий» Ленинградского радио сообщал:

«Сегодня опубликовано письмо товарищу Сталину от работников промышленности, деятелей науки и техники города Ленинграда и Ленинградской области.

Этот документ нашел горячий отклик в сердцах всех ленинградцев. Он оживленно обсуждается на заводах и фабриках, в научно-исследовательских институтах и в высших учебных заведениях.

Многотысячная армия работников науки, техники и промышленности преисполнена решимости отдать все свои силы борьбе за превращение Ленинграда в город технического прогресса, высокой культуры социалистического производства.

Тесная связь и творческое содружество работников науки и производства – вот что является отныне законом нашего движения вперед по пути технического прогресса.

Трудящиеся Ленинграда выражают великому Сталину глубокую благодарность за отеческую заботу о Ленинграде.

Все ленинградцы – партийные и непартийные большевики – приложат свои силы и энергию для того, чтобы с честью выполнить поставленную задачу – идти в первых рядах борцов за технический прогресс, за построение коммунизма»[900].

Это письмо стало рубежом, наглядно демонстрирующим окончательную смену сталинского курса: от взлелеянной Сталиным удушающей ждановщины страна ценою ленинградской крови шла к еще более жестокому – бериевско-маленковскому военно-техническому прогрессу, окончательно иссушившему почву свободной мысли.

Этот документ, как и прежние постановления по идеологическим вопросам, мгновенно стал клонироваться во всех областях жизни. 23 апреля утренний выпуск Ленинградского радио сообщал:

«Вчера Правление Ленинградского отделения Союза советских писателей обсудило вопрос о задачах писателей в связи с письмом работников промышленности, деятелей науки и техники Ленинграда и Ленинградской области товарищу Сталину. С докладом выступил ответственный секретарь Правления товарищ Дементьев:

– Ленинграду, – сказал он, – выпала высокая честь стать одним из ведущих центров технического прогресса. Делом чести писателей Ленинграда является создание произведений, правдиво и ярко показывающих плодотворное содружество работников науки и производства. Ленинградские ученые, инженеры, стахановцы – новаторы производства – вот будущие герои новых книг. Борьба за отличное качество продукции означает для ленинградских писателей борьбу за высокое художественное достоинство повестей, романов, рассказов, очерков и стихотворений.

По обсужденному вопросу принято развернутое решение. Одобрена, в частности, инициатива секции поэтов, подготовляющей сборник стихотворений о труде новаторов производства. Подготавливается также сборник статей и очерков, в котором помимо писателей примут участие работники промышленности, деятели науки и техники.

В Доме писателя имени Маяковского систематически будут устраиваться встречи писателей с учеными, руководителями предприятий и новаторами производства, а также лекции деятелей науки и техники»[901].

Сверх того, что прозвучало в радиосообщении, А. Г. Дементьев сказал:

«Письмо в том числе направлено против так называемой академической науки, которая отгорожена от народа, которая замкнута в стенах кабинетов, оторвана от жизни ‹…›. Поэтому мы, несомненно, правильно сделали, когда ударили очень сильно по проявлениям космополитизма, антипатриотизма в критике, в самой литературе, по пережиткам эстетизма, формализма, аполитизма в некоторых произведениях некоторых наших литераторов, правильно, потому что это борьба за высокое качество нашей литературы. ‹…› Эта борьба против вредных, чуждых идейных влияний в литературе должна продолжаться с той же энергией, с той же принципиальностью и впоследствии»[902].

Открытое заседание ученого совета филологического факультета. Часть первая

Как и говорил Г. П. Бердников 30 марта на партсобрании, подготовка к Ученому совету проводилась серьезная – предпринимались все меры, чтобы не допустить ни реплик преподавателей, ни разномыслия среди студентов. Из четырех основных мишеней этого заседания Б. М. Эйхенбаум и М. К. Азадовский уже были прикованы к кровати и не могли присутствовать. Кроме того, Г. П. Бердников известил В. М. Жирмунского, а может быть, и не его одного, о грядущем избиении[903], но Виктор Максимович все равно пришел на заседание. Он понимал, что неявкой сделает себе только хуже; пришел и Г. А. Гуковский. Однозначно можно сказать: все они знали, что им предстоит претерпеть[904].

4 апреля побоище происходило в зале заседаний Ученого совета филологического факультета, вместить всех пришедших он не смог. Лишь на второй день публичная казнь будет перенесена в актовый зал университета – ректорат не хотел с самого начала выделять филологический факультет, поскольку 4–5 апреля проработки происходили не только там, но и на других факультетах, но имели строго одинаковую направленность. На историческом факультете это мероприятие именовалось как «Теоретическая конференция, посвященная вопросу борьбы с космополитизмом в исторической науке». Но все университетские мероприятия меркли в сравнении с мастерами слова, которые побивали своих самых знаменитых профессоров.

В связи с этим публичным поруганьем М. К. Азадовского, Г. А. Гуковского, В. М. Жирмунского и Б. М. Эйхенбаума вспоминаются слова В. Б. Шкловского, сказанные им в двадцатых годах своим оппонентам на одном из диспутов: «У вас армия и флот, а нас четыре человека. Так чего же вы беспокоитесь?»[905] Но беспокоились, притом серьезно: одним нужно было отчитаться перед партийным руководством на Старой площади, другим – освободить для себя теплые профессорские места.

Ольга Михайловна Фрейденберг записала 6 апреля:

«По всей стране идут еврейские погромы, но в “культурной” форме: кровь тела заменяется кровью сердца. Подвергают опозориванью деятелей культуры, у которых еврейские фамилии. Вчера и позавчера прошли погромы на нашем факультете. Нужно видеть “обстановку”: группы студентов снуют, роются в трудах профессоров‐евреев, подслушивают частные разговоры, шепчутся по углам. Их деловая спешка проходит на наших глазах.