13 марта 1953 г. Борис Михайлович записал в дневнике:
«Эпоха Сталина кончилась: он умер 5 марта, не придя в сознание. Началась новая эпоха, еще неизвестная»[1334].
А 26 апреля 1955 г. он писал В. Б. Шкловскому:
«Я вот вчера сидел на научной конференции – где бы ты думал? В Пушкинском Доме!!! Торжественно пригласили побаловать и, как я ни брыкался, посадили в Президиум»[1335].
1 сентября 1956 года Б. М. Эйхенбаум был зачислен в штат Пушкинского Дома.
«Конечно, его тогда пригласили и в Университет, но он сказал, что туда больше не выйдет, потому что из Пушкинского Дома его уволили “по болезни”, а Университет выдал бумагу о том, что он увольняется “как не справившийся с работой”. ‹…›
В Пушкинский Дом он вернулся – за ним приехала машина, его хорошо приняли, там была работа, но Пушкинский Дом он не любил, друзей у него там не было…»[1336]
Но и вернувшись в Пушкинский Дом, Борис Михайлович нередко подвергался нападкам за формализм. Пример тому – доклад «Творческие принципы некрасовской школы», сделанный в 1957 г. А. М. Еголиным. Он критиковал тогда Б. М. Эйхенбаума за характеристику поэзии Некрасова, изложенную им в работе 1924 г. «Сквозь литературу»; причем вместе с ним критиковался и С. А. Андреевский: «Андреевский, Эйхенбаум игнорируют проблему создания новых ценностей образованными разночинцами. Мерка исследователей крайне узкая, односторонняя»[1337].
Однако доклад бывшего партийного идеолога, разжалованного в 1955 г. за аморальное поведение до должности заведующего сектором, не нашел должного отклика на обсуждении в секторе новой русской литературы Пушкинского Дома. Огорченный А. М. Еголин жаловался 3 февраля 1957 г. А. С. Бушмину:
«В секторе прочитали мой доклад 3 младших научных сотрудника тт. [С. А.] Малахов, [И. З.] Серман, [Г. М.] Фридлендер, и они же выступали. Остальные делали замечания по ходу прений. Изо всех 10 докторов сектора прочитал мой доклад только Б. П. Городецкий, но говорил он по преимуществу в защиту Б. М. Эйхенбаума и просил меня не останавливаться на критике Эйхенбаума, так как он очень болен – у него был инфаркт. Б. М. Эйхенбаум говорил лишь в защиту своих некрасовских работ, поскольку я критиковал их за формализм, за характеристику поэзии Некрасова вне мировоззрения. ‹…›
У меня сложился стиль принципиального подхода к вопросам истории литературы, не терпящего компромиссов в отношении отступления от марксизма-ленинизма, будь то хоть сам Б. М. Эйхенбаум или услужающие ему молодые люди»[1338].
В 1955 г. произошло событие, позволившее Борису Михайловичу уже при жизни осознать то, что его имя в науке о литературе будет не только попираться. В Гааге вышла в свет книга Виктора Эрлиха «Русский формализм: история и теория»[1339], в которой о нем говорилось уже как о классике науки о литературе. «Книга умная, со знанием фактов. Много обо мне – с большим признанием», – записал Борис Михайлович 14 октября 1956 г., просмотрев дошедшую до него книгу[1340]. Книга В. Эрлиха и последовавшие за ней публикации вдохнули в Б. М. Эйхенбаума силы:
«За год до смерти он, по-видимому, освободился от внутренних последствий травмы 1949 г. и статью о “Герое нашего времени” (для коллективной “Истории русского романа”) писал “как давно не писал” (согласно дневниковой автохарактеристике от 16 ноября 1958 г.)»[1341]
Скончался Борис Михайлович Эйхенбаум 24 ноября 1959 г., в возрасте 73 лет, во время вечера его друга Анатолия Мариенгофа в Доме писателя имени В. В. Маяковского. Вышедшая в следующем году в Ежегоднике БСЭ краткая биографическая статья о нем[1342] уже не содержала никакой критики – он был реабилитирован. Посмертно.
«Эйхенбаум ухитрился прожить жизнь, не сломавшись и почти не согнувшись»[1343].
Перед тем как Виктор Максимович расстался с университетом, он «подпал» под проводившуюся летом 1949 г. аттестацию профессорско-преподавательского состава. Аттестация В. М. Жирмунского, датированная 9 июля 1949 г., подписана председателем аттестационной комиссии филологического факультета Г. П. Бердниковым. Неудивительно, что Виктор Максимович с лета 1949 г. перестал работать на факультете. Приведем текст этого документа[1344]:
«АТТЕСТАЦИЯ
профессора кафедры западноевропейских литератур
Ленинградского государственного университета им. А. А. Жданова
Жирмунский Виктор Максимович,
член-корреспондент Академии наук СССР, доктор филологических наук, беспартийный, 1891 года рождения, еврей.
Профессор В. М. Жирмунский работает в Ленинградском государственном университете с 1915 года. Им написаны ряд книг и большое число статей по вопросам литературы и лингвистики.
В. М. Жирмунский является одним из наиболее активных представителей космополитизма в литературоведении.
Свой путь ученого В. М. Жирмунский начал до революции в зараженной декадансом среде буржуазных литераторов, как воинствующий идеалист и мистик. В течение ряда лет проф[ессор] Жирмунский был одним из вождей формализма, а после разгрома формализма выступал последователем буржуазного учения Веселовского. В целом ряде работ проф[ессор] Жирмунский выступал с пропагандой порочной компаративистской методологии Веселовского, пытаясь представить последнего в виде идейного наследника Чернышевского и навязывая Веселовского в учителя советскому литературоведению.
Во время дискуссии о Веселовском проф[ессор] Жирмунский выступил одним из самых активных защитников его порочной методологии. Объявив космополита Веселовского гордостью русской науки, проф[ессор] Жирмунский пытался сорвать партийную критику школы Веселовского. После разоблачения методологии Веселовского и его последователей как теоретической базы космополитизма Жирмунский выступил с признанием своих ошибок, но, по существу, остался на прежних позициях. Последние работы проф[ессора] Жирмунского, включая его книгу об узбекском эпосе, подвергнутую критике в партийной печати, написаны под знаком компаративизма и проникнуты низкопоклонством перед буржуазной наукой Запада. Лингвистические работы проф[ессора] В. М. Жирмунского также страдают серьезными методологическими ошибками.
В качестве зав[едующего] кафедрой западноевропейских литератур проф[ессор] Жирмунский осуществлял вредную систему подготовки кадров, ориентируя студентов и аспирантов на темы оторванные от современности. Не случайно поэтому кафедра не подготовила ни одного специалиста по современной литературе. Комплектование аспирантуры проводилось неправильно, в аспирантуру подчас рекомендовались люди далекие от общественной жизни, увлекающиеся декадентской литературой и рабски преклоняющиеся перед “авторитетами” буржуазной науки. Долгие годы на кафедре насаждалась атмосфера семейственности и круговой поруки. Не допуская критики и самокритики, проф[ессор] Жирмунский создавал впечатление мнимого благополучия, что способствовало углублению значительных методологических ошибок, имеющих место в научной и педагогической деятельности ряда ученых-профессоров кафедры.
В связи с вышеизложенным проф[ессор] В. М. Жирмунский был отстранен от заведывания кафедрой, но оставлен профессором кафедры. Ему предложено к следующему учебному году перестроить его курс “Введение в литературоведение” и подготовить специальный курс по творчеству Гете. В план его научно-исследовательской работы на 1949 год включено участие по составлению хрестоматии “Русские революционные демократы о западных литературах”.
Считать возможным дальнейшее использование В. М. Жирмунского в должности профессора кафедры при условии реальной перестройки им своей научной и педагогической работы в духе требований и постановлений партии по идеологическим вопросам».
Взяв отпуск, Виктор Максимович надеялся немного отдышаться, оставив лишь руководство дипломниками и аспирантами, которые встречались с профессором на дому. Как мы писали выше, 1 декабря 1949 г. он был уволен из ЛГУ «в связи с переводом», но до места назначения не добрался, поскольку начальник ГУУ МВО СССО К. Ф. Жигач сперва не давал разрешения на его зачисление в ЛГПИИЯ, а 14 февраля и вовсе отменил свой приказ о переводе.
«Обращение ученого в Министерство высшего образования с просьбой предоставить ему работу в каком-либо вузе результатов не имело»[1345]: всякая педагогическая деятельность была для него под запретом; В. М. Жирмунский был готов занять место в Одессе, но и в этом ему было отказано. В академических учреждениях также возникали сложности. К моменту погрома 1949 г. он работал в Пушкинском Доме в должности заведующего сектором западных литератур, но последствия переименования Института литературы в Институт русской литературы не замедлили сказаться. Весной 1950 г. сектор был расформирован, а В. М. Жирмунский с 1 марта 1950 г. уволен из ИРЛИ. Лишь распоряжением Президиума АН СССР он был зачислен на должность старшего научного сотрудника[1346], а с 1 декабря 1950 г. переведен на такую же должность в Ленинградский филиал Института языкознания (преобразованный после вмешательства И. В. Сталина в вопросы языкознания из ИЯМа имени Н. Я. Марра и с того момента подчиненный Москве).