В партийной организации нашего факультета есть еще молчальники, которые предпочитают сохранять “добрые” отношения с учеными, боятся открыто выступать с нелицеприятной прямой большевистской критикой. Ярким примером является поведение коммунистов Реферовской[187], Шведе-Васильевой[188], М. В. Колобовой[189], которые на последнем заседании кафедры романо-германской филологии не выступили с критикой доклада акад[емика] Шишмарева, в котором последний пытался представить Веселовского и Чичерина основоположниками советской романо-германистики.
Исходя из этого, партийное собрание постановляет:
1. Потребовать от всех коммунистов активной, повседневной борьбы за партийность филологической науки против всех пережитков в ней буржуазной идеологии.
2. Партийному бюро направить работу факультета, его руководства, Ученого совета и всех кафедр:
а). На борьбу с порочными традициями школы Веселовского, формализма, либерального академизма, на борьбу с ложными представлениями о существовании надклассовой, наднациональной “чистой науки”;
б). На раскрытие литературоведами и фольклористами политического, философского и морального смысла и значения художественных произведений, чтобы шире и лучше использовать художественную литературу и фольклор для коммунистического воспитания нашего народа;
в). На более активную разработку важнейших вопросов теории литературы и марксистско-ленинской эстетики, истории советской литературы, проблем социалистического реализма и наследия великих представителей русской революционной демократии;
г). На борьбу за активное служение нашей науке задачам современного социалистического строительства, разработку актуальных научных проблем, непосредственную помощь советской школе;
д). На глубокую критику идеологического и научного распада, который характерен для современного буржуазного Запада и империалистической Америки, добиваясь выступления наших ученых по этим вопросам в печати.
3. В этих целях партийному бюро чаще практиковать отчеты кафедр, требуя от коммунистов решительной и смелой критики всех недостатков в работе кафедр, членами которых они являются, добиваться систематического контроля над спецкурсами, спецсеминарами и лекциями.
4. На ближайшем Ученом совете поставить доклад т. Дементьева о статье в “Культуре и жизни” “О буржуазном либерализме в литературоведении”. Предложить коммунистам Дементьеву, Бердникову, Деркачу, Спижарской, Хавину, Вулих, Западову[190], Лапицкому, Аверьяновой выступить на этом Ученом совете с решительной критикой апологетов Веселовского и тех ученых, которые не преодолели буржуазной идеологии в литературоведении.
5. В апреле м[еся]це провести обсуждение итогов философской дискуссии, на котором остро и глубоко поставить вопрос о тех выводах, которые должны сделать для себя филологи из этой дискуссии. Организацию обсуждения поручить т. т. Лашанской[191] и Хавину.
6. Поставить по курсам для студентов факультета доклады о значении статьи в “Культуре и жизни”. Поручить сделать эти доклады т. т. Дементьеву, Плоткину.
7. Поручить коммунистам т. т. Бархударову и Каратаевой сделать доклады для студентов об ошибках книги академика В. Виноградова “Русский язык”.
8. Поручить т. Соймонову выступить в газете “Ленинградский Университет” со статьей о пережитках буржуазного либерализма в фольклористике, дав в этой статье критику работ проф[ессоров] Проппа и Азадовского.
9. Редакции [факультетской стенгазеты] “Филолог” и курсовым стенным газетам осветить значение статьи в “Культуре и жизни” для развития нашей науки.
10. Для усиления партийного влияния на кафедрах [на] преподавательскую и аспирантскую группы организовать партийные группы на кафедрах (из числа преподавателей и аспирантов)»[192].
Партийному собранию на филологическом факультете придавалось такое значение, что информация о нем даже попала в новостную ленту ТАСС:
«Статья “Против буржуазного либерализма в литературоведении”, напечатанная в газете “Культура и жизнь”, нашла широкий отклик в ленинградских вузах. Этому вопросу было посвящено партийное собрание на факультете русского языка и литературы в Педагогическом институте имени Герцена. Вчера [30 марта] закончилось двухдневное собрание коммунистов филологического факультета Университета.
В прениях по докладу доцента А. Г. Дементьева выступили научные сотрудники, преподаватели, аспиранты и студенты, в том числе доценты А. Западов, П. Хавин, кандидаты филологических наук Г. Бердников, Н. Вулих. Выступавшие единодушно отмечали своевременность и важность вопросов, поставленных газетой “Культура и жизнь”. Практика педагогической и научной работы на факультете страдает серьезными недостатками, которые тормозят развитие литературоведческой науки, мешают правильному воспитанию студенчества.
Указывалось на особенное неблагополучие в области исследования и преподавания фольклора и древнерусской литературы. Говоря о фактах раболепного отношения к методу буржуазного литературоведения, к концепциям Веселовского, участники собрания подчеркивали необходимость шире развернуть критику и самокритику.
Коммунисты-филологи единодушно одобрили статью газеты “Культура и жизнь” и поставили перед собой задачу добиться искоренения имеющихся недостатков»[193].
Достойно упоминания то обстоятельство, что заведующий кафедрой русского языка, член-корреспондент АН СССР С. Г. Бархударов совершил невиданный для коммуниста поступок – он пошел на нарушение партийной дисциплины. Как впоследствии заявил парторг ЛГУ А. А. Андреев на общем собрании коммунистов ЛГУ 19 ноября 1948 г., «при обсуждении на факультете статьи газеты “Культура и жизнь” “Против буржуазного литературоведения” – зав. кафедрой коммунист Бархударов отказался выступить на собрании»[194].
Естественно, что для коммуниста такой поступок не мог пройти безнаказанным – 1 июня 1948 г. он написал заявление об уходе с поста заведующего кафедрой.
Ученые пушкинского дома: Осуждение, отречение, самобичевание
На следующий день после окончания университетского собрания за дело взялись ученые Академии наук:
«31 марта статья газеты “Культура и жизнь” была обсуждена на открытом заседании Ученого совета Института литературы Академии наук СССР. С докладом выступил заместитель директора института профессор Л. А. Плоткин. По докладу развернулись оживленные прения»[195].
Об этом мероприятии мы имеем возможность судить по сохранившейся стенограмме. Председательствовал на заседании Б. П. Городецкий. Выступавший с докладом профессор Л. А. Плоткин, при своем стремлении соответствовать линии партии, по сравнению с «проработчиками 1949‐го года» выглядел очень блекло[196]. Сделав необходимый экскурс в эволюцию вопроса, Лев Абрамович перешел к злободневной проблеме – угрозе космополитизма и буржуазной реакции, связав их с наукой о литературе:
«Если говорить о литературоведческом выражении этого космополитизма, то надо признать, что выражением его в литературоведении является методология и теория Веселовского и его школы компаративизма.
По сути своей теория и школа Веселовского космополитичны, потому что он исходит из представления о литературе, как абстрактном носителе идей, рождающихся не на национальной почве, а где-то в межнациональном пространстве. Эта теория космополитична, потому что не социальная практика, не классовые особенности, не историческая конкретность, с точки зрения этой школы, являются почвой для возникновения народного творчества, не книжная литература, а международное общение, где национальные особенности и национальные традиции совершенно стираются и вытравливаются.
Надо сказать, что школа Веселовского была бы покрыта пылью и сдана в архив историко-литературных знаний, если бы в конце 30‐х гг. не были предпринимаемы очень широкие и энергичные шаги для гальванизации этой школы. Создана была легенда о Веселовском, о том, что он органически связан с революционными демократами. Должен сказать, что немалую роль в создании этой легенды сыграл М. К. Азадовский. Была создана легенда о том, что Веселовский чуть ли ни стихийный марксист, что он без пяти минут марксист, что учиться у него нужно и нашему поколению, что он стоит у колыбели нашего литературоведения, и преклонение перед Веселовским было так велико, что даже Г. А. Гуковский, который сам заявил, что не так много читал Веселовского, счел необходимым заявить, что Веселовский – основоположник нашего литературоведения»[197].
«В. А. ДЕСНИЦКИЙ. Я начинаю первым покаяние. Всякое покаяние трудно, но в нем есть и хорошая сторона, потому что оно дает облегчение. Раньше я не мог выступить. Все мое участие в этой дискуссии – статья, появившаяся в 1938 г. Хотя, судя по печати, кой у кого должно было получиться впечатление, что статья написана чуть ли не теперь. Статья, как сказал Л. А. Плоткин, раскритикована. Но вот что в результате случилось: я, пожалуй, чуть ли не впервые в своей жизни оказался в очень почтенной компании академической, самой высшей марки учености, попал в компанию с Шишмаревым, Жирмунским и tutti quanti, и у меня возникает вопрос: правильно ли это и нужно ли это было меня раскритиковывать именно так? Хотя это может быть утомительно, и многим знакомо, но я позволю себе несколько мест прочитать из этой моей статьи по вопросу о Веселовском…»