Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2 — страница 33 из 189

«7 апреля в Институте литературы Академии наук СССР состоялось траурное заседание памяти скончавшегося академика П. И. Лебедева-Полянского.

Заседание открыл коротким вступительным словом проф[ессор] Б. П. Городецкий. ‹…› Доклад о жизни и деятельности П. И. Лебедева-Полянского как ученого сделала член-корреспондент Академии наук СССР В. П. Адрианова-Перетц. От имени партийной организации института выступил научный сотрудник Д. С. Бабкин. Воспоминаниями о П. И. Лебедеве-Полянском поделились профессора Г. А. Гуковский, М. К. Азадовский, А. А. Смирнов, Б. В. Томашевский, Б. М. Эйхенбаум, докторант Б. В. Папковский»[251].

Смерть Павла Ивановича совершенно лишила Пушкинский Дом надежд на защиту в Москве. Теперь привыкший к надежным тылам Л. А. Плоткин, который после длительной паузы, 31 августа 1948 г., распоряжением Президиума АН СССР за подписью С. И. Вавилова и В. П. Никитина был назначен временно исполняющим обязанности директора[252], остался без привычной поддержки. Кроме того, под угрозой оказалась и сама деятельность Пушкинского Дома: как бы ревностно ни отстаивал Л. А. Плоткин линию партии в институте, с его пятым пунктом он никогда бы не был утвержден в ЦК ВКП(б) руководителем этого храма науки. А пока вопрос о кандидатуре нового директора оставался открытым, претендентов на этот пост становилось все меньше и меньше – идеологический шторм смывал одного за другим. Наиболее вероятным, после получения Сталинской премии, казался Б. С. Мейлах, но в его случае пятый пункт был также непреодолим.

В Ленинграде складывалась необычная ситуация: переход в Москву ректора А. А. Вознесенского, а затем последовавшая через три месяца смерть академика П. И. Лебедева-Полянского оставили ленинградскую филологию без всякого прикрытия. Этим обстоятельством вскоре сумели воспользоваться как в университете, так и в Пушкинском Доме.

Ленинградским писателям рано успокаиваться

14 мая 1948 г. Ленинградское радио оповестило своих слушаталей:

«Сегодня открылось расширенное заседание правления Ленинградского отделения Союза советских писателей, посвященное обсуждению первых четырех номеров журнала “Звезда”, вышедших в 1948 году.

В заседании принимают участие приехавший из Москвы главный редактор “Литературной газеты” Ермилов, председатель Комиссии по критике и теории литературы Союза советских писателей СССР Ковальчик, заместитель председателя этой же комиссии [Ю. С.] Калашников.

Доклад о работе редакции “Звезды” сделал главный редактор журнала Друзин…»[253]

Описываемое заседание, на котором присутствовали и почти все литературоведы, продолжалось два дня.

Основной доклад В. П. Друзина, выступления членов редколлегии журнала и мнения ленинградских писателей показали, что качество журнала улучшилось и теперь он вполне соответствует как литературным, так и идейно-политическим требованиям текущего момента.

Но благостное настроение сменилось в тот момент, когда на трибуну начали выходить москвичи, верные проводники сталинской идеологической линии – главный редактор «Литературной газеты» В. В. Ермилов и ответственный секретарь газеты «Культура и жизнь» Е. И. Ковальчик – советские литературоведы, доктора филологических наук…

Они не оставили и следа от благодушных настроений ленинградцев: писателей и редакцию «Звезды» обвинили в самоуспокоенности, идеологической слепоте, а про выступление В. П. Друзина было сказано, что в нем «недостаточно было критики и самокритики»[254].

Среди ленинградских писателей сразу же начался ропот по поводу очередного партийно-литературного десанта. Скрыть такой холодок зала было невозможно. Именно поэтому Евгения Ивановна Ковальчик во второй день заседания заявила:

«Было сказано, что тут прислали бригаду во главе с танком. Мне бы хотелось точно договориться, что присылка товарищей из Москвы или другого города должна быть в литературной жизни явлением постоянным, а мы очень активно приглашаем в Москву, это могут подтвердить бывшие у нас в Москве критики. Мы без ленинградцев не мыслим больших мероприятий»[255].

Но, к удивлению приехавших из столицы гостей, они все-таки получили серьезный и непривычный после 1946 г. отпор: слово взяла В. Ф. Панова, которая среди прочих имела одного преданного читателя, мнение которого значило много больше, чем всех остальных вместе взятых, – товарища Сталина. Вера Федоровна не особенно стеснялась в выражениях, излагая собственное мнение:

«Мне хочется сказать вот о чем: мне кажется правильным и нужным, чтобы московские товарищи приезжали помогать разобраться в наших делах, выявлять наши грешки, несмотря на то что у нас в Союзе существуют такие люди, как проф[ессор] Гуковский. Очень хорошо, пусть приезжают со стороны, но мне кажется, что следует лучше готовиться к этим обсуждениям и вести их на уровне, который мы вправе требовать от москвичей. Посудите сами, тов. Ермилов выступает и начинает обвинения ленинградских писателей, что, идя на это собрание, они не прочитали четырех номеров “Звезды”, а кончает тем, что больше говорить не может, потому что больше не читал. Мы – триста человек обязаны прийти, прочитав, а он не обязан прочитать, если он выступает.

Мне кажется также неправильной позиция т. Ковальчик, которая, едва усмотрев профессиональный разговор в статье Эвентова, говорит, что это формализм и что это скатывание к натурализму»[256].

Закончила же В. Ф. Панова свое защитительное выступление восклицанием: «А журнал “Звезда” в основном хороший!»[257]

Совершенно не случаен тот факт, что писательница упомянула в своей речи профессора Г. А. Гуковского – его роль в жизни ленинградской писательской организации была тогда очень велика. Вернувшись из Саратова, он активно участвовал в писательской жизни, причем его чудесным образом почти не затронул смерч критики в связи с кампанией против Веселовского.

28 мая 1948 г., через две недели после приезда «танка» В. В. Ермилова, именно Г. А. Гуковский делал большой доклад на общем собрании писателей Ленинграда.

Это памятное собрание проходило 20–21 мая в Доме писателя имени В. В. Маяковского и называлось «Ленинградская проза и поэзия Ленинграда в 1947 году». Оно подводило итог годовой деятельности ленинградских писателей и включало три доклада: Г. А. Гуковского о прозе, И. В. Карнауховой о детской литературе и В. А. Лифшица о поэзии.

Доклад Г. А. Гуковского «Ленинградская проза 1947 года» произвел неизгладимое впечатление на ленинградских писателей: именно для его обсуждения было решено собраться и на второй день, который проходил под председательством Ю. П. Германа.

На фоне остальных бесцветных докладов выступление университетского профессора было событием – полемическим, неоднозначным, отчасти даже провокационным; особенный резонанс имело заявление Г. А. Гуковского о том, что так называемой ленинградской темы в литературе в действительности не существует. Последнее заявление уже окончательно растопило лед казещины, с 1946 г. прочно сковавший собрания ленинградских писателей.

Почти все выступавшие на протяжении двух дней признавали достоинства доклада: «Остроумный и интересный доклад» (Е. А. Вечтомова)[258], «Мне очень понравился доклад т. Гуковского потому, что это первый доклад, который я слушал, на основании которого можно о чем-то спорить» (С. П. Антонов)[259]. Даже В. П. Друзин был вынужден признать, хотя и с оговорками, неординарность доклада: «Все говорят о докладе Гуковского потому, что он был единственным докладчиком, который вчера ставил какие-то вопросы и был построен внешне так, что задевал какие-то моменты»[260].

В москву за наставлениями

19–20 мая 1948 г. в Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) в Москве проходило совещание работников центральных издательств. Кроме собственно руководителей издательств в работе совещания принимали участие главы и члены редколлегий газет и журналов, а также партийные работники. Место проведения этого мероприятия предопределяло направляющий характер. Из Ленинграда для участия в совещании прибыл доцент филологического факультета ЛГУ и заведующий сектором печати Ленинградского горкома ВКП(б) А. Г. Дементьев.

В работе совещания принял участие глава Управления пропаганды и агитации, член Оргбюро ЦК ВКП(б) М. А. Суслов. Его заместитель и главный редактор партийной газеты «Культура и жизнь», Д. Т. Шепилов, открыл совещание вступительным словом. С основным докладом «О большевистской партийности и высокой идейности в работе издательств» выступил еще один заместитель М. А. Суслова, будущий редактор «Правды» Л. Ф. Ильичев:

«Приходится, однако, – заявил Ильичев, – обратить особое внимание на серьезные политические ошибки и идеологические извращения в содержании некоторых изданий нашей политической, научной и художественной литературы, на притупление бдительности среди части работников советских издательских организаций»[261].

«Ленинградская правда», повествуя о работе совещания, отмечала, что после докладов «развернулись прения, в которых приняли участие тт. Дементьев (зав. сектором печати Ленинградского горкома ВКП(б))»[262] и другие товарищи.

Ровно через месяц – 21 июня 1948 г. – в Доме партактива Ленинградского горкома ВКП(б) состоялось большое собрание работников издательств Ленинграда.