«Собрание открыл заместитель заведующего Отделом пропаганды и агитации горкома ВКП(б) тов. В. И. Смоловик.
С докладом об итогах совещания работников центральных издательств, созванного Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), выступил заведующий сектором печати горкома ВКП(б) тов. А. Г. Дементьев.
– Недостатки в издательской работе, которые были отмечены на совещании в Москве, – сказал докладчик, – присущи и ленинградским издательствам.
Тов. Дементьев подверг критике работу отдельных издательств, по вине которых вышли в свет книги идейно неполноценные, плохо иллюстрированные, неряшливо оформленные. ‹…›
На собрании выступили также заведующий Отделом издательств Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) тов. М. А. Морозов и секретарь обкома ВКП(б) тов. Н. Д. Синцов»[263].
Особенно отметим три выступления в прениях. Первое – профессора исторического факультета ЛГУ и члена парткома университета В. В. Мавродина, который был делегирован на собрание в качестве представителя университетского издательства. Он отмечал в своем выступлении:
«Некоторые ученые Университета продолжают стоять, или, во всяком случае, продолжали стоять на тех позициях, которые им завещал их учитель Веселовский, преклонение которого перед западноевропейской наукой всем хорошо известно. Я имею в виду брошюру академика Шишмарева. Не сделано даже здесь вывода, ни из доклада тов. Жданова о постановлении ЦК по журналу “Звезда” и “Ленинград”, ни из философской дискуссии, и по-прежнему продолжается преклонение перед авторитетами дворянской и буржуазной науки ‹…›.
Ошибка издательства Университета, моя в частности, заключается в том, что мы давали выход любой продукции маститых ученых и полагали, что эта маститость уже делает их безгрешными, вне всяких подозрений, и считали, что любой труд, вышедший из-под их пера, должен выйти в свет»[264].
Главный цензор Ленинграда, начальник Леноблгорлита А. Г. Чахирев, жаловался на обстановку, в которой вынуждено работать его ведомство:
«В своем докладе т. Дементьев перечислил много книг порочных как по своему идейному, так и научному содержанию. Можно было бы к докладу добавить еще несколько десятков книг, но и этого достаточно.
Я должен сказать и подчеркнуть, что мое положение более трудное, чем директора издательства, потому что я должен признать, что в какой-то степени ответственность за выпуск этой порочной книги несет тот отдел, который я возглавляю, Горлит.
В первую очередь, причиной такого недостаточного идейно-политического контроля со стороны нашего аппарата я считаю недостаточно высокий политический и общеобразовательный уровень работников своего аппарата и, несмотря на все меры, которые мы принимаем, все же не можем подобрать политически квалифицированный аппарат, чтобы он мог осуществлять ответственный контроль, который нам поручен.
С другой стороны, одной из причин нашей неудовлетворительной работы является также то обстоятельство, что мы вынуждены очень часто читать книгу буквально часами, в то время как серьезная книга требует работы в течение нескольких недель»[265].
Также на этом собрании выступил доцент филологического факультета ЛГУ Г. П. Макогоненко, который по совместительству был одним из редакторов Лениздата. Он, говоря о ненормальном положении с изданием классиков, по сути, признался в том, что литературоведы боятся писать на политически неблагонадежные темы:
«Нас здесь тов. Дементьев пощадил, не упомянул, но здесь приводили в пример книгу [А. С. Долинина] о творчестве Достоевского. В связи с этим я хочу сказать, что у нас в серии есть книга “Преступление и наказание” Достоевского, полагается к ней послесловие, но никто не хочет писать этого послесловия о Достоевском, и мы послали книжку без послесловия. Мне кажется, это неверно. Именно потому, что сейчас так остро стоит вопрос о Достоевском, именно поэтому мы должны были сделать настоящее послесловие, которое бы по-настоящему объяснило творчество Достоевского, но мы этого не сделали»[266].
100‐летие со дня смерти В. Г. Белинского
Парад многочисленных юбилеев «великих русских», начавшись еще до войны, не утихал. С особенной помпой праздновалось в июне 1948 г. столетие со дня смерти Белинского[267].
Предварим этот раздел словами О. М. Фрейденберг:
«Попробуйте непочтительно о великом русском народе отозваться, не восхвалить в грозных тонах его великую культуру, его великих писателей и художников! Из Пушкина, бедного свободолюбца, сделали государственно-полицейское пугало. На меня произвело сильнейшее впечатление, когда среди официально-полицейской литературы по сталинизму (так называемым “Основам марксизма-ленинизма”), среди догматических сочинений, инспирированных тайной полицией, я увидела святое имя Белинского. Итак, Белинский был сделан теоретическим кнутом!»[268]
Литературный критик и публицист, истолкователь пушкинского творчества, оказавший серьезное влияние на русскую литературу 1830–1840‐х гг., благодаря советской пропаганде сам превратился в одного из корифеев русской литературы. Слова, написанные вождем пролетарской революции в 1914 г. в статье «Из прошлого рабочей печати в России», стали ему приговором:
«Предшественником полного вытеснения дворян разночинцами в нашем освободительном движении был еще при крепостном праве В. Г. Белинский. Его знаменитое “Письмо к Гоголю”, подводившее итог литературной деятельности Белинского, было одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранивших громадное, живое значение и по сию пору»[269].
10 декабря 1947 г. Совет министров СССР принял постановление о праздновании юбилея, а 23 декабря министр высшего образования СССР С. В. Кафтанов подписал приказ, где говорилось:
«В связи с исполняющимся 7 июня 1948 г. 100‐летием со дня смерти великого русского критика, революционного демократа Виссариона Григорьевича Белинского:
1. Директорам высших учебных заведений организовать в юбилейные дни доклады, лекции, литературные вечера, посвященные жизни и творчеству В. Г. Белинского.
2. Учредить по одной стипендии имени В. Г. Белинского в размере 400 рублей в месяц для студентов двух последних курсов»[270].
Но такой констатации показалось недостаточно, и 13 марта 1948 г. С. В. Кафтанов подписал еще один приказ:
«В дополнение к приказу № 1885 от 23 декабря 1947 года о столетии со дня смерти В. Г. Белинского приказываю:
1. Ввести в университетах, педагогических институтах и в литературном институте им. А. М. Горького Союза советских писателей СССР ежегодные чтения, посвященные работам В. Г. Белинского.
2. В высших учебных заведениях создать комиссии по проведению 100‐летия со дня смерти В. Г. Белинского с целью организации:
а) научных конференций;
б) выставок, посвященных жизни и деятельности В. Г. Белинского;
в) лекций и докладов;
г) литературных вечеров и т. д.
3. Включить в темы дипломных и курсовых работ университетов, педагогических и художественных институтов темы, связанные с деятельностью В. Г. Белинского.
4. Кафедре учебного кино Московского педагогического института им. Потемкина создать учебный фильм о В. Г. Белинском для литературных факультетов педагогических институтов и Литературного института им. А. М. Горького Союза советских писателей»[271].
В направляющей статье Министерства просвещения РСФСР о литературных юбилеях лаконично давалась характеристика того, чем является критик для юбилейной пропаганды:
«Характеризуя могучую самобытность Белинского, этого страстного трибуна передовых идей своей поры и великого поборника реалистического искусства, нужно показать, что ни по идейности, ни по глубине реалистических принципов эстетики, ни по публицистической остроте с ним не может равняться ни один из представителей западноевропейской критики того времени»[272].
Эти установки вполне однозначно характеризуют то положение, которое занял Белинской в советской идеологии: став ее символом, он был обречен; но не только на всяческое восхваление, но и на изучение. Исследование наследия Белинского (подобно декабристоведению и пушкиноведению) оказалось оазисом в послевоенной истории литературы, куда устремлялись многие. И хотя такое внимание советской власти сыграло злую шутку с самим Белинским, имя которого еще долго будет сопровождать ореол одиозности, все-таки литературоведение в этой локальной области добилось немалых успехов. В Ленинграде первенствующее положение в изучении Белинского занял Н. И. Мордовченко; эта роль давала ему, с одной стороны, счастливую возможность сохранять лояльность по идеологической части, а с другой – плодотворно заниматься историей литературы. К сожалению, не все смогли или успели занять подобные ниши; к тому же Николай Иванович не имел столь внушительного списка печатных работ, чтобы из них можно было без труда выбирать пассажи для его идеологической проработки.
Чем ближе к юбилею, тем актуальнее становился Белинский. Весной же 1948 г. Белинский стал еще и знаменем борьбы с новой чумой – космополитизмом; обновленная «Литературная газета» во главе с В. В. Ермиловым одной из первых начала борьбу с непонятной эпидемией. 17 апреля редакционная статья на первой полосе сообщала: