В этот же день стало понятно, что именно за счет западноевропейской классической литературы будет освобождаться пространство для советской. Однако известный специалист по западноевропейской литературе, работавший в Наркомпросе еще при А. В. Луначарском, профессор М. Д. Эйхенгольц продолжал настаивать на необходимости ее изучения:
«Проф[ессор] Эйхенгольц высказывается за необходимость изучать западную литературу, так как она расширяет кругозор школьника, увеличивает его культурный багаж, а также имеет воспитательное значение при раскрытии творчества таких писателей, которые показательны в смысле человечности и гуманизма»[525].
Именно во время выступления М. Д. Эйхенгольца произошел очень показательный обмен мнениями между выступающим и сидевшими в президиуме министром просвещения и генеральным секретарем ССП:
«Тов. ЭЙХЕНГОЛЬЦ. – Само распределение по классам – вопрос в высшей степени сложный. Мне кажется, что Шекспира все же или особенно “Фауст” Гете пройти можно только в 10‐м классе. Этот материал в высшей степени труден.
Тов. ВОЗНЕСЕНСКИЙ. – Если Гете можно проходить только в 10‐м классе, тогда я позволю себе такое кощунство – долой Гете! Если есть такие сторонники, что Гете можно проходить только в 10‐м классе, я говорю, что Гете мы выбросим. Толстого “Войну и мир” можно проходить, а Гете благоволите изучать после советской литературы и выпуская наших ребят, напутственное слово давать по Гете – это недомыслие, которое было в прошлых программах. Я считаю, что соображения методического порядка никогда не могут нас заставлять изменить принципу методологии и партийности.
Я считаю, что совершенно правильно, когда мы позволили себе сказать, что такой характер изучения западноевропейской литературы, который был в прошлой программе, это отзвук этого проклятого низкопоклонства.
Тов. ЭЙХЕНГОЛЬЦ. – Это вопрос не такого принципиального характера, как вы говорите. Это чисто технический вопрос. Никакого принципиального значения я, разумеется, этому не придаю и думаю, что не следует придавать. Я говорил о чисто технической передвижке, говорил, что это труднее других авторов.
Тов. ФАДЕЕВ. – Вторую часть “Фауста”, кроме вас, не читает ни один взрослый человек. (Смех)»[526].
Всеобщий смех в данном случае понятен: западноевропейская литература давно сдала свои позиции в идеологической табели о рангах, да и русская литература не выдерживала конкуренции с творениями советских писателей. О таком положении дел красноречиво свидетельствуют слова заведующего Харьковским отделом народного образования:
«Я, конечно, не собираюсь говорить о проблемах преподавания литературы в Харьковской области. Это вопрос другого порядка. Когда ставишь перед собою вопросы преподавания литературы и программы по литературе, то представляешь себе такую ситуацию: если бы юноша, окончивший нашу среднюю школу, взял бы для прочтения “Рудина”, “Отцы и дети” или даже “Анну Каренину” и затем положил бы эти книги и сказал, что это скучно, это было бы не совсем хорошо, но это не вызывало бы у меня большой тревоги. Но если бы такое настроение равнодушия появилось бы у этого молодого человека после прочтения “Счастья” Павленко или “Люди с чистой совестью” Вершигоры, то, очевидно, это должно было вызвать большую тревогу, ибо это означало бы, что мы многого недоделали в своей работе»[527].
Наиболее ожидаемым было выступление на дискуссии генерального секретаря Союза советских писателей СССР, члена ЦК ВКП(б) А. А. Фадеева, состоявшееся в последний день форума – 2 декабря 1948 г. По поводу сокращения программ для высвобождения часов на советскую литературу он высказался в самом начале, предложив весь выпускной десятый класс отдать на ее изучение:
«Можно ли сократить программы по времени? Конечно, можно. Ведь у нас существует один единый учебник – «Краткий курс истории ВКП(б)». В этом учебнике почти энциклопедия знаний в области истории партии и основных марксистско-ленинских теоретических представлений. И он действительно краток.
Значит, чтобы программы можно было бы уложить в часах, их нужно верно решить идейно. В программе правильно говорится, что в результате изучения литературы в школе мы должны воспитать чувство советского патриотизма, национальной гордости и коммунистического отношения к труду. Нужно было бы в программе более точно сказать, что это верно, но что есть и другие стороны этих задач, что мы должны воспитать учащихся в духе социалистического гуманизма, в понимании братства народов, в понимании роли партии, роли Ленина – Сталина. Мы должны воспитать художественный вкус, эстетические чувства, эстетический вкус, чувство прекрасного.
На все эти вопросы мы, как молодая страна, имеем новые ответы. И поэтому для того, чтобы изложить правильно свою мысль, что нужно сделать для улучшения программы, я начну с конца. Я считаю, что если эти задачи верно определены, а они определены верно, тогда весь десятый класс нужно посвящать советской литературе, начиная этот класс с Горького, ибо литература наша так же молода, как государство, и все эти идеи в ней наиболее полно выражены»[528].
«…В программе 9-го класса должна очень сильно звучать та основная тема, которая является темой литературы, в значительной мере русской ХIХ века – тема крестьянства. И на очень важное место здесь выходят наши революционные демократы. И я бы предложил весь ХIХ век начинать не с Гоголя, а с одной общей вводной темы – о революционных демократах, о Белинском, Чернышевском и Добролюбове, потому что, несмотря на то что они займут первое место, это сократит в часах разговоры о них, потому что при объяснении Чернышевского и Добролюбова вам не нужно повторять из того, что говорили о Белинском. А если вы этого не делаете, тогда вы отрываете их взаимную преемственность. Белинский, Чернышевский и Добролюбов являются мировыми корифеями материалистической эстетики»[529].
Что касается классиков западноевропейской литературы, то А. А. Фадеев предлагал ограничиться лишь обзором творчества большинства из них:
«Я убежден, что изучать в средней школе и Бальзака, и Шекспира, и Гете не нужно, а нужно дать о них представление в этом большом процессе. (Голоса: правильно! Аплодисменты)»[530].
Таким же образом Фадеев предлагал поступить с Байроном и прочими европейскими писателями. Председательствовавший на дискуссии А. А. Вознесенский был озабочен и тем, какое место найти другому английскому классику: «Куда Шекспира приспособить, вот сложно»[531].
Естественно, что такое вольное манипулирование классиками мировой литературы не всеми было встречено с пониманием. Одним из недовольных был Г. А. Гуковский, а одна из его острот, произнесенная в кулуарах дискуссии, оказалась запечатленной в воспоминаниях известного филолога-германиста, бывшего в 1946–1938 гг. консультантом Главного управления вузов Министерства просвещения, Сергея Васильевича Тураева:
«Когда в 1948 году в Москве была созвана Общероссийская конференция по литературе в свете известных постановлений ЦК КПСС [sic!] по идеологическим вопросам, Григорий Александрович остроумно выступил против тех, кто пытался судить классиков прошлого с позиций социалистического реализма: “Ведь что получается: Бальзак – большой писатель, но ему чего-то не хватает в сравнении, например, с Фадеевым, не ‘вышел’ он на должный уровень”. Такие смелые высказывания могли закончиться только одним – арестом»[532].
Этот мемуар также важен своей неточностью в названии дискуссии – несомненно, по своим масштабам дискуссия о преподавании литературы в школе воспринималась именно как форум «по литературе в свете известных постановлений», да и была таковой по своей сути.
Завершалась четырехдневная дискуссия выступлением главного ее вдохновителя – А. А. Вознесенского. Но министр не скрывал своего недовольства: он ожидал, что это мероприятие будет более грандиозным в идеологическом плане, нежели февральское совещание заведующих кафедрами, а на деле участники дискуссии отнюдь не стремились к идеологическим высотам – выступающие больше говорили о традиционной рутинной учительской работе. Конечно, такое положение дел не могло удовлетворить Вознесенского:
«Наша дискуссия, несомненно, имеет серьезное положительное значение. Она дала много ценного, помогла еще полнее представить нам недостатки постановки преподавания литературы в нашей школе и, в особенности, недостатки, все еще имеющие место в наших программах и в наших учебниках. Внесен ряд ценных предложений, касающихся как общей постановки вопроса, так и ряда конкретных моментов. Однако не скрою, товарищи, что в некоторых существенных положениях наша дискуссия не оправдала надежд, которые мы на нее возлагали. Я считаю, что она не оправдала или в слабой степени оправдала наши надежды в отношении правильной постановки и показа разрешения коренных методологических вопросов. В этом отношении наша дискуссия дала значительно меньше, чем можно было от нее ожидать.
На какие вопросы дискуссия не дала достаточно четкого и конкретного ответа? Это, во‐первых, тот же вопрос социально-исторической обусловленности литературного процесса в целом и отдельных литературных явлений. Совершенно ясно, что изучение литературы в школе должно дать учащимся представление о том, что развитие литературы осуществляется не на основе каких-то имманентных, собственно литературных закономерностей. Учащиеся должны составить четкое представление о том, что развитие литературы осуществляется не как развитие внутри данного особого ряда. Учащиеся должны иметь представление, что литературный процесс вовсе не есть единый поток, что литературные явления обусловлены явлениями общественной жизни, обусловлены социально-историческими условиями и являются отражением этих условий, отражением классовой борьбы. Как же это показать в программе? Как это сформулировать, чтобы дать учителю конкретную существенную помощь? К сожалению, на этот вопрос настоящая дискуссия ответа по существу не дала.