Второй вопрос, логически связанный с этим, как раскрыть идейное содержание литературных произведений? По этому вопросу были интересные высказывания. Но как это дать в программе? Как помочь учителю в этом кардинальном вопросе и именно в программном порядке? На это ответа, к сожалению, также не дано. И хотя я настоятельно просил докладчиков об этом, именно, к сожалению, докладчики наши этого задания не выполнили.
Третий вопрос. Кто-то из товарищей говорил, вспоминая Маяковского, о том хрестоматийном глянце, который наводится на писателей. Но здесь важно нам подчеркнуть определенную конкретную форму этого глянца, если он наводится. Самая существенная сторона этого заключается в том, что наши хрестоматии и учебники не показывают исторической ограниченности писателя, исторической ограниченности их творчества. Поэтому и получается этот глянец и начинают разрисовывать каждого писателя и поэта в тех красках, которые свойственны нашей эпохе. Получается незакономерное распространение на прошлое характеристики современного. Это обычная история.
Четвертый вопрос, относящийся к серии тех же вопросов, с которыми должен иметь дело учитель в практике своего преподавания каждодневно, – это вопрос о том, чтобы показать в процессе изучения литературы, особенно истории литературы в старших классах, борьбу реализма со всякими другими течениями, победы этого реалистического начала и, наконец, завершения этой победы в виде нашего замечательного социалистического реализма. Как опять это отразить в программе? Через год, через полгода получит учитель программу, она будет, очевидно, нами изменена и еще улучшена, а этих моментов не найдет в программе. К сожалению, наша дискуссия ответа на этот вопрос не дала.
Пятый вопрос – о мировом значении русской литературы и советской литературы. Этот вопрос был хорошо и интересно освещен тов. Мотылевой, в частности, ваша мысль была такая, что, когда мы говорим о мировом значении нашей литературы, о корифеях классической литературы, надо говорить не так, как пытается говорить старое литературоведение о влиянии наших писателей и художников на писателей и художников других стран и народов, не в этом центр тяжести. Центр тяжести в том, чтобы показать то великое, что они внесли в художественную литературу, то прогрессивное, что они именно дали для русской и мировой литературы, для русской и мировой общественной мысли, а это далеко не осознано за границей, и об этом еще реже там пишут. Эта мысль была правильная, но недостаточно было выступления тов. Мотылевой, оно носило общий характер, правильно, интересно, принципиально, но она не довела этих рассуждений до практических выводов, как сие отразить в программе. Вот как сие отразить в программах? Надо это показать на примере, хотя бы на одном.
И, наконец, шестой вопрос – в чем наша теперешняя программа отстает, помимо перечисленных мною моментов, от достижений нашей советской литературоведческойнауки? Что есть передового в нашей литературоведческой науке, что не отражает наша программа, помимо принципиальных методологических вопросов, о которых я говорил?
Наша литературоведческая наука обязана определить основные узловые вопросы школьного преподавания. Литературоведческая наука, прежде всего, должна нам, работникам просвещения, учителям помочь – она, литературоведческая наука. Кто же сделает это, как не наши ученые? Совершенно ясно, что преподавание литературы в школе отражает состояние литературоведческой науки. И в этом отношении наши литературоведы в огромном долгу перед школой – позволю себе сказать – и в значительной степени перед своей собственной наукой. И эту задолженность литературоведы должны погасить в возможно короткие сроки.
Я думаю, что те установки, которые даны партией за последние годы, то новое, что сделано в области литературоведения, поможет не только литературоведам молодого поколения, но и старшего поколения преодолеть вопиющие недостатки и поскорее разработать основные положения советской литературоведческой работы»[533].
«Учительская газета» в рамках обзора итогов дискуссии обозначила и свое недовольство критическим выступлением Г. А. Гуковского:
«Мало полезного дали выступления, которые необъективно оценивали программы по литературе и методы работы в школе. Программы критиковать можно и нужно было, но нельзя забывать о том, что это государственный документ, нельзя безответственно заявлять, что программы рассчитаны на каких-то “средне-бездарных детей”, как это прозвучало в выступлении проф[ессора] Гуковского. Его предложение увеличить объем программ и вести преподавание литературы чуть ли не целиком лекционным методом явно нежизненно»[534].
Подарок на юбилей
18 декабря 1948 г. профессору М. К. Азадовскому исполнилось 60 лет. Первоначально были планы отметить этот юбилей и в Пушкинском Доме, и в университете, но сгустившиеся над ученым тучи принудили администрацию обоих заведений отказаться от всяких торжеств. В качестве подарка на юбилей Марк Константинович получил из типографии новую книгу: в декабре 1948 г. в Большой серии «Библиотеки поэта» вышло в свет подготовленное им собрание стихотворений Н. М. Языкова[535].
Если бы печатание книги в Третьей ленинградской типографии затянулось, то она вообще могла быть задержана и отправилась бы в макулатуру, но книга все-таки успела выйти незадолго до начала погрома М. К. Азадовского весной 1949 г. Однако ее содержание за время «редакционной обработки рукописи» претерпело такие метаморозы, что Марк Константинович был, мягко говоря, очень огорчен.
Это собрание стихотворений было не первым изданием Н. М. Языкова, которое подготовил М. К. Азадовский: еще в 1934 г. в издательстве «Academia» (в серии «Русская литература», выходившей под редакцией Л. Б. Каменева) увидело свет Полное собрание стихотворений Н. М. Языкова[536], а в 1946 г. – массовое издание в Малой серии «Библиотеки поэта»[537].
Однотомник Н. М. Языкова для Большой серии М. К. Азадовский начал готовить еще до войны. В 1940 г. рукопись рассматривалась редколлегией «Библиотеки поэта», причем не без претензий к составителю. «Весной 1940 года у меня Изд[ательст]во потребовало, чтобы я снял все выпады против немцев. Я, конечно, отказался. В пре прошел год, а затем рукопись была разбомблена и т. д.»[538]
По возвращении в Ленинград из эвакуации М. К. Азадовский возобновил работу над книгой и 9 января 1946 г. представил в Ленинградское отделение издательства «Советский писатель» готовую рукопись; 28 февраля 1946 г. с ним был заключен договор на издание (на сумму 17 900 руб., из которых 10 740 руб. было выплачено М. К. Азадовскому при заключении договора)[539]. В октябре 1946 г. были подписаны «последние корректуры книги Языкова («Библиотека поэта»)»[540].
Но после постановления 1946 г. многое изменилось: уже набранный том стихотворений пошел на очередное редактирование, напоминающее хирургическую операцию. Для характеристики предстоящей редакторской обработки книги приведем отзыв В. М. Саянова, написанный им в июне 1947 г. для редколлегии «Библиотеки поэта»:
«Н. М. Языков – составитель М. К. Азадовский.
1. Издавать книгу в представленном автором и ныне подготовленном к печати виде, как полагаю я, нецелесообразно. Необходимо внести в книгу серьезные изменения, учитывая указания партии по вопросу о культурном наследии.
2. В верстке книги мною сделаны многочисленные пометки, вычерки, произведена большая правка. Поэтому ограничусь указанием на главные ошибки, подлежавшие исправлению и исправленные мною.
3. В статье М. К. Азадовского, серьезного и добросовестного ученого, были, на мой взгляд, существенные ошибки, требовавшие поправления.
1). В ряде мест статьи дается место завистническим выпадам Языкова против А. С. Пушкина. Языков низводит Пушкина до уровня маленького, незначительного поэта. В припадке раздражения Языков вообще отрицает русское искусство, превознося искусство западное. Эти места в статье очень нехорошо оставлять теперь, когда мы именно в этих вопросах даем бои по всему фронту людям, пытающимся умалить значение русской культуры и русского искусства и в частности, выступаем против горе-исследователей, отрицающих мировое значение поэзии Пушкина.
2). В некоторых местах автор статьи дает нечеткие и методологически недостаточно глубоко продуманные формулировки в одном из серьезнейших вопросов – в вопросе о нашем отношении к писателям прошлого, проповедовавшим реакционные идеи.
3). В статье излишне превозносятся Дерптский университет с его немецкой профессурой и восхваляются такие ученые немцы, как Эверс. На мой взгляд, оценка немецкой реакционной профессуры Дерптского университета должна быть более суровой и принципиальной.
4). Неточность формулировок в ряде мест особо отмечена мною в верстке книги.
5). В состав книги включены в большом количестве стихи Языкова, которые не заслуживают издания в массовой серии.
Во‐первых, не следует печатать в книгах стихи, направленные против передовых деятелей революционной демократии и их предшественников. Стихи, по общему мнению современников поэта, представляют клеветнические выпады против Белинского, Герцена и ряда других людей, имена которых дороги советским людям, как были дороги и нашим предкам.
Во‐вторых, не “замазывая” характерного в поэзии Языкова, незачем чрезмерно много печатать стихов, прославляющих пьянство. Ведь эти стихи, попади они в руки молодежи, сыграют не очень хорошую роль в деле их воспитания.
В-третьих, следует исключить из книги стихи, в которых больше грубого похабства, чем эротики, – стихи, в которых много самых грубых непристойностей и натуралистических описаний сексуальной жизни.