3). Космополиты-формалисты заполонили основные отделы института, особенно отдел новой русской литературы и в штат подбирают только своих людей. Они располагают 80 % голосов в Ученом совете Института;
4). Плоткин, как руководитель института, охраняет эту группу и, в свою очередь, охраняется ею. Групповые, приятельские, семейственные отношения дошли до круговой поруки и полной взаимной поддержки. Эта группа раздувает свои авторитеты и “таланты”, в том числе и Плоткина. Она травит и изолирует старых русских ученых (профессоров Спиридонова, Евгеньева-Максимова, Десницкого), русских коммунистов – Мануйлова, Папковского, Бабкина, Бушмина, Рязанова и др. Другими словами, делается все, чтобы разогнать, оттеснить и привести к повиновению как старые, так и молодые, растущие кадры русских ученых;
5). Группа космополитов‐формалистов, их выученики и друзья захватили руководящее положение в ленинградских издательствах и литературных учреждениях: в Гослитиздате (Горский[643], Серман[644]), в Лениздате (Амстердам[645], Шморман), в лекторском бюро лектория Ленсовета (Абрамкин[646], Хавин), в лектории Горкома ВКП(б) (Кацеленбоген[647]), в Обществе по распространению политических и научных знаний (Плоткин). Плоткин возглавляет критическую секцию Союза писателей. Особенно преобладают формалисты-космополиты на филологическом факультете Ленинградского Университета и продолжают калечить молодое поколение студентов. Дело, как видите, выходит далеко на рамки Института Литературы;
6). Отделение литературы и языка АН СССР и Президиум АН до сих пор по-настоящему Институтом Литературы не занимались. Проверка работы не производилась.
Приближающийся 150‐летний юбилей со дня рождения Пушкина, как национальный праздник русского и всего советского народа, антипатриотическая группа, в силу своего руководящего положения в институте, хочет использовать для своего укрепления и окончательного закрепления. Допустить это – значит сделать серьезную политическую ошибку;
7). Пушкинские дни приближаются, и надо сделать все для оздоровления обстановки в институте и налаживания нормальной работы. Пора разгромить группу космополитов‐формалистов. Необходимо, в первую очередь, восстановить горьковское название института: “Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР”. Необходимо назначить директора института и принципиальное коммунистическое руководство. Это следовало бы сделать теперь, накануне Пушкинской годовщины – национального праздника русского и всего советского народа.
О проявлении безродного космополитизма и формализма в научных трудах антипатриотической группы вышлем в ближайшие дни статью, которую просим использовать по Вашему усмотрению.
Коммунисты парторганизации Института литературы (Пушкинский Дом)»[648].
В начале февраля это письмо уже лежало на столе секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова, который как раз занимался разработкой ленинградской проблематики: 15 февраля 1949 г. Политбюро ЦК принимает печально знаменитое постановление «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.», давшее официальный старт «ленинградскому делу».
А 18 февраля Секретариат ЦК под председательством Г. М. Маленкова рассмотрел и письмо А. С. Бушмина со товарищи, ключевым тезисом которого было существование антипартийной и антипатриотической группы. По результатам обсуждения Г. М. Маленков подписал постановление Секретариата ЦК № 417/5‐с от 18 февраля 1949 г.:
«Заявление группы работников Ленинградского института литературы.
Поручить Отделу пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) проверить факты, изложенные в заявлении группы работников Ленинградского института литературы, и в соответствии с результатами проверки представить в Секретариат ЦК доклад и предложения. Срок – 5 дней»[649].
В действительности решение вопроса несколько затянулось, поскольку 20 февраля Г. М. Маленков сам специальным поездом вместе со свитой отбыл в город Ленина. 21-го числа он был уже в Смольном, где провел необходимые приготовления для экстренно созванного Объединенного внеочередного пленума обкома и горкома ВКП(б), на котором 22 февраля Георгий Максимилианович выступил с докладом по поводу постановления политбюро от 15 февраля. В своем выступлении секретарь ЦК усиленно продвигал линию именно на групповую связь ленинградцев с ждановскими выдвиженцами в Москве:
«Главное – “группа”. Маленков без тени сомнения уверял ошарашенных членов горкома и обкома партии, что “антипартийная группа” у них была, и требовал, чтобы в своих критических и самокритичных выступлениях они ее сами же “вскрыли” и “разоблачили”»[650].
В тот же день Объединенный пленум принял все нужные сталинскому руководству решения – осудил «антипартийную групповщину» и единогласно избрал нового партийного руководителя Ленинграда и области – им стал верный подручный секретаря ЦК В. М. Андрианов.
В условиях последовавшей глобальной чистки ленинградских коридоров власти аппарату ЦК нужно было решить первоочередные кадровые вопросы – проконтролировать замену оставшихся руководителей обкома, горкома, райкомов ВКП(б), Ленгорисполкома и прочих партийных и государственных органов. До литературоведения руки в ЦК партии дошли только в апреле. Однако хронологическая близость рассмотрения Маленковым «письма коммунистов» и его визита в Ленинград позволяет допустить, что он обращался к вопросу о существовалии «группы» в Пушкинском Доме во время этой поездки.
Параллельно раскручивался маховик антикосмополитической кампании, направленной, говоря словами А. С. Бушмина, против «однородной национальности». Несомненно, приведенное письмо сыграло ключевую роль для выявления жертв этой кампании.
Кроме того, важно учитывать еще одно обстоятельство, ставшее следствием «ленинградского дела», – резко уменьшилось число критических газетных публикаций, а также сообщений по Ленинградскому радио и в новостной ленте Ленинградского отделения ТАСС. Из-за секретности, сопровождавшей раскручивание «ленинградского дела», в средствах массовой информации умышленно не акцентировалось внимание трудящихся на смене руководства города, на каких-либо идеологических ошибках горкома и обкома и тому подобном – нужно было с наименьшим общественным резонансом заменить подавляющее число руководителей разного уровня. Лучшим информационным фоном тут были новости с полей и т. п.
Критика в печати ленинградской филологической науки также уменьшилась, но обстановка в ЛГУ и Пушкинском Доме продолжала накаляться, пока не достигла своей развязки в мае 1949 г. Давление шло как со стороны нового партийного руководства города, так и из столицы; особенно усилилось оно по линии Министерства высшего образования СССР, всерьез озабоченного «чистотой кадров». Идеологическая и национальная линии объединили свои деструктивные силы.
«Об одной антипатриотической группе театральных критиков»
О «засилье евреев» в Ленинградском университете сообщала в годы войны даже фашистская пресса[651], но к 1949 г. антисемитизм стал не только пропагандой. Требование «чистоты кадров» предъявлялось как Министерством высшего образования СССР, так и Президумом Академии наук. Несомненно, это было инициативой «руководящих инстанций».
Профессор ЛГУ, физик С. Э. Фриш вспоминал:
«Было трудно проследить, по каким каналам проникали в жизнь требования борьбы за эту “чистоту кадров”. Никита Андреевич Домнин, сменивший Вознесенского на ректорском посту, имел наивность отправиться в ЦК партии с намерением выяснить, каковы же, наконец, “установки” относительно зачисления на работу лиц с нерусскими фамилиями. Там ему педантично разъяснили, что при зачислении надо пользоваться лишь деловыми соображениями и что ни одна национальность по Советской Конституции не может угнетаться и, наоборот, не должна попадать в привилегированное положение. Домнин, человек порядочный, но чересчур непосредственный, с недоумением спрашивал:
– Не понимаю, как же в университете среди моих помощников есть столько лиц, ведущих другую линию, точно они имеют иные указания?»[652]
Характер таких указаний легко угадывается по речи начальника Главного управления университетов МВО СССР Кузьмы Фомича Жигача, зафиксированной несколько позднее профессором филологического факультета МГУ С. Б. Бернштейном:
«Недавно в министерстве слушал выступление “профессора” Жигача (правая рука Кафтанова). Он метал гром и молнии против тех евреев, которые свои еврейские фамилии меняют на русские и тем самым “вводят в заблуждение русский народ”. Все слушали молча»[653].
Статья от 28 января 1949 г. позволила громить евреев уже на законном основании, отчего из числа критикуемых достаточно быстро исчезли как русские, так и немецкие фамилии. Представители «однородной национальности» получили новое наименование – «космополиты».
Планам борьбы с такими «однородными» представителями в области науки о литературе было посвящено заседание бюро Василеостровского райкома ВКП(б) 4 фев‐ раля 1949 г.:
«СЛУШАЛИ: Предложение члена бюро РК ВКП(б) тов. Миловского М. П. об обсуждении на заседании бюро РК ВКП(б) докладов секретарей: парторганизации Института литературы Академии наук СССР тов. Перепеч и филологического факультета Ленгосуниверситета им. А. А. Жданова – тов. Лебедева о мероприятиях в связи с редакционной статьей газеты “Правда” № 28 от 28/I – 1949 г. “Об одной антипатриотической группе театральных критиков”.