Партийное бюро Института (секретарь тов. А. И. Перепеч) не вникало глубоко в вопросы научной работы, не смогло мобилизовать всех коммунистов и научный коллектив Института на решительное разоблачение и выкорчевывание группы безродных космополитов и эстетствующих формалистов, ослабило партийный контроль над подготовкой и расстановкой научных кадров Института.
Партбюро слабо опиралось в своей работе на здоровое ядро идеологически выдержанных ведущих ученых Института и молодые научные силы, способные повести решительную борьбу за чистоту марксистско-ленинской науки о литературе.
Бюро ВО РК ВКП(б) постановляет:
1. В ближайшие дни провести в ИЛИ Академии наук СССР закрытое партсобрание, где обсудить настоящее решение и наметить практические мероприятия по его реализации.
Директору Института тов. Беличикову и партбюро к 1 апреля с. г. предоставить в РК ВКП(б) свои предложения об укреплении руководства секторами Института.
2. Предложить партийному бюро парторганизации ИЛИ Академии наук СССР привлечь тов. Плоткина и тов. Мейлаха к партийной ответственности за попустительство и фактическую поддержку группы космополитов и формалистов.
3. Предложить тов. Бельчикову:
а) в ближайшее время провести заседание Ученого совета Института, где обсудить вопрос о борьбе с космополитизмом и формализмом в литературоведении;
б) пересмотреть план научной работы коллектива Института на 1949 год, обратив особое внимание на подготовку и проведение 150‐летнего юбилея со дня рождения великого русского поэта А. С. Пушкина (работу филиалов Института в селе Михайловском, г. Пушкин, квартиры-музея А. С. Пушкина в Ленинграде и т. д.).
4. Предложить директору Института и партийному бюро улучшить в Институте подготовку аспирантов и докторантов, перестроить всю работу по подготовке и расстановке кадров.
5. Отделу пропаганды и агитации РК ВКП(б) (тов. Петрову) усилить контроль и помощь работе партбюро Института по организации работы коммунистов над повышением их политических знаний.
Секретарь ВО РК ВКП(б) [А. Н.] Климов»[765].
Ленинградский университет начинает проработки
Тем временем новое партийное руководство Ленинграда не бездействовало: явным свидетельством повышенного внимания В. М. Андрианова и ЦК ВКП(б) к положению дел в Ленинградском университете является тот факт, что 19 марта Секретариат ЦК ВКП(б) принял решение об усилении парторганизации ЛГУ одним освобожденным сотрудником:
«Вопрос Ленинградского горкома ВКП(б).
Принять предложение Ленинградского горкома ВКП(б) об установлении штатных должностей: ‹…›
Инструктора партийного комитета парторганизации Ленинградского Государственного ордена Ленина Университета имени А. А. Жданова»[766].
Кроме того, в марте месяце на факультете кроме партийной комиссии райкома ВКП(б) одновременно трудилась комиссия Министерства высшего образования СССР. Начальник Главного управления университетов К. Ф. Жигач снарядил целую команду, в которую вошли не только ключевые сотрудники учебного отдела ГУУ МВО СССР, но и парторг филологического факультета МГУ Е. С. Ухалов. Результаты работы комиссий надлежало огласить на закрытом партсобрании факультета, которое было намечено на 29 марта.
«Сейчас уже трудно себе представить, в какой степени и тогда, и позднее (интересно, до какого порога?!) университетская (и не только) жизнь была пропитана духом осведомительства. Говорят, в каждой студенческой группе был свой “стукач”, сообщавший о настроениях и высказываниях сокурсников. П. С. Рейфман, окончивший филфак в 1949 году, сообщает назидательные поговорки Ю. М. Лотмана: “У каждого кустика своя акустика“ или ”Веселитесь, но умеренно, быть нельзя ни в ком уверенным”. Рейфман вспоминает также, что и профессора, зная о “неустанно бдящих”, становились сдержаннее и осторожнее в своих лекциях»[767].
О. М. Фрейденберг записала в дневник именно в те дни, накануне партсобрания, следующие строки:
«Деканат – дом сумасшедших. С утра до ночи заседают партийцы. Приехали из Москвы две обследовательские комиссии, партийная и министерская. ‹…› Нужно видеть, что у нас делается. Двери плотно забаррикадированы стульями: совещаются! Бегают, как угорелые, какие-то люди. Все секретно, все угрожательно. Нарочито создается нервозность и обостренье. Изредка появляются люди, против которых ведется столько приготовлений. Они бледны, напряжены до последнего предела, но не могут показывать, что у них в душе. Это профессора. В таком состоянии они читают лекции. Вчера, едва Гуковский появился на пороге аудитории, студенты устроили ему бурную овацию. Тем хуже для него: имеет влиянье на студентов! Интересно, что в этой стихийной форме студенты (комсомольцы и партийцы!) показывают ненависть к политической полиции, директивы которой они же, под давленьем террора, проводят в отношении профессоров»[768].
Нападки на Гуковского вообще приняли неожиданно серьезный оборот: он был последним из четырех знаменитых университетских профессоров, запряженных в квадригу враждебного Стране Советов космополитизма. Казалось, Гуковскому пытались высказать «правду» за все предыдущие годы. Кроме того, в нем, несомненно, чувствовали серьезного конкурента на руководящие посты в ленинградской науке о литературе, отчего нападки на него весной 1949 г. были особенно жестоки.
Во время работы пушкинодомской комиссии силу удара по Григорию Александровичу умножало еще и присутствие в комиссии его давнего оппонента: «Во время проведения кампании из Пушкинского Дома в университет был прислан для “подкрепления” Бабкин, корректор, ставший профессором»[769]. Взаимоотношения этих двух историков литературы нуждаются в комментарии.
Д. С. Бабкин в судьбе Г. А. Гуковского
Роль литературоведа Дмитрия Семеновича Бабкина (1900–1989) в низложении Г. А. Гуковского кажется нам если не ключевой (каковая, несомненно, принадлежит «тройке 49‐го года»), то весьма значительной. Конфликт их начался еще во время войны; суть его указана в письме Г. А. Гуковского, написанном 24 октября 1944 г. из Саратова директору Пушкинского Дома П. И. Лебедеву-Полянскому:
«В Москве, в Гослитиздате мне сообщили, что Д. С. Бабкин муссирует сведения, якобы он “открыл” новые рукописи Радищева и хочет их печатать. Эти рукописи давно всем известны. Принадлежат они Академии наук (Институту истории). В свое время я лично договорился (с трудом) опубликовать их в нашем издании полн[ого] собр[ания] соч[инений] Радищева и поручил Бабкину переписать их. Первые экземпляры этой рукописи хранятся у меня, вторые оставил себе, видимо, Бабкин. Печатать их имеет право только Академия наук – и именно 1) Инст[итут] истории, 2) Полн[ое] собр[ание] соч[инений] Радищева. Иначе бы я сам давно опубликовал их. Бабкин же старается произвести неприятную спекуляцию со взломом. В Литиздате я опротестовал опубликование этих рукописей помимо Института литературы, и Чагин[770] приказал отклонить их печатание у него. Но я считаю нужным просить Вас пресечь недостойное арапство Бабкина, дав соответственный приказ Институту. Неплохо бы сообщить обо всем этом и Институту истории. Жду Вашего решения по этому поводу»[771].
Воспользовавшись тем, что Г. А. Гуковский оставался длительное время в Саратове, Д. С. Бабкин продолжил свою работу, и 2 сентября 1946 г. Ленинградское радио сообщило:
«Литературовед Бабкин подготовил к печати книгу о выдающемся русском писателе-революционере 18 века Радищеве. В книгу включено 13 новых, нигде до сих пор неопубликованных, рукописей Радищева. Это – теоретические изыскания писателя в области права и общественной морали, заметки “К Российской истории”, произведения, отражающие народно-хозяйственную жизнь отдельных губерний России.
Большинство рукописей Радищева относится к периоду 1780–1790 годов. Писатель работал над ними одновременно с изданием своей бессмертной антикрепостнической книги “Путешествие из Петербурга в Москву”»[772].
Вернувшись в Ленинград, Г. А. Гуковский сумел взять инициативу в свои руки, а Д. С. Бабкин временно занялся изучением М. В. Ломоносова[773], причем Г. А. Гуковский выступал оппонентом на его защите.
К 1947 г. публикация указанных архивных документов в рамках собрания сочинений А. Н. Радищева представлялась неминуемой:
«Завтра, 24 сентября, исполняется 145 лет со дня смерти великого сына русского народа, автора знаменитой книги “Путешествие из Петербурга в Москву” А. Н. Радищева. В беседе с корреспондентом ЛенТАСС редактор академического собрания сочинений выдающегося ученого, писателя и революционера проф[ессор] Г. А. Гуковский рассказал:
– Незадолго до Великой Отечественной войны вышли в свет первые два тома сочинений Радищева, изданные Академией наук. Сюда вошли его известные произведения, в том числе большой философский трактат. В готовящийся сейчас к печати третий том включаются неизданные работы по политической экономии, праву, философии, истории России. Большинство этих трудов обнаружено в последнее время в знаменитом “Воронцовском архиве”, хранящемся в Ленинградском отделении Института истории Академии наук.
Особый интерес представляют материалы судебного процесса над Радищевым, который, как известно, за свое “Путешествие из Петербурга в Москву” был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь. Часть описания этого судебного процесса уже появилась в печати, но впервые оно полностью будет воспроизведено в четвертом томе. В этот же том войдет и обширная переписка Радищева.