хоборства лежит на этих работах. Нет нужды больше распространяться на эту тему, поскольку всем уже известно, что этот убежденный низкопоклонник, воинствующий космополит, растленный буржуазный эстет своей вредоносной деятельностью нанес большой ущерб и нашему факультету, и нашему университету в деле подготовки кадров советских фольклористов. А чтобы показать, что это действительно так, я задержу ваше внимание еще одним показательным примером.
К числу “талантливейших” (слова Марка Константиновича) учеников Азадовского принадлежит его выученик, выкормыш, последыш Молдавский. Этот молодой человек отличается бойким пером, но не отличается особенной щепетильностью в принципиальных вопросах. Это беспринципный дилетант, который блокировался с неким Яковлевым (Хольцманом)[821], ныне разоблаченным безродным космополитом. В прошлом году он выступил с докладом, который он сам и его друзья окружили таким шумом, такой широковещательной болтовней, что этот доклад принял характер устного манифеста “левых” фольклористов. В этом докладе, наполненном всякой пустопорожней болтовней, Молдавский выступил с ревизией горьковского учения о фольклоре. Он заявляет, что советские сказки – это своего рода декаданс и вырождение старой фольклорной традиции, что революционные сказы о вождях нашей партии тоже в известной мере малохудожественные произведения.
Что и говорить, что эти высказывания не являются оригинальными. Я мог бы рассказать и о другом выученике Азадовского и Жирмунского – таких двух духовных отцов – Е. Мелетинском, который заявляет, что он не может “нутром” заниматься советской литературой.
Но довольно об этих людях. Я полагаю, что облик Азадовского достаточно ясен даже после таких иллюстраций. Всем присутствующим ясно, что Азадовский в числе других воинствующих космополитов, на наших глазах в 1941 г. добился переименования Института русской литературы в Институт литературы, паче им противно все русское. (Аплодисменты)»[822].
И. П. Лапицкий – погромщик по зову души
Игорь Петрович Лапицкий обладал исключительным талантом погромщика. Он, в отличие от участников «тройки 49‐го года» – А. С. Бушмина, А. Г. Дементьева и Г. П. Бердникова, не преследовал карьерных целей, с остервенением добиваясь материальных благ и вожделенных должностей и званий. Он, казалось, упивался самим процессом проработок, а дошедшие до нас доносы в высшие инстанции поражают не только своим многостраничным объемом, но и подачей материала.
Такие качества этого университетского преподавателя стали трагическими для М. К. Азадовского, персональным обличителем которого И. П. Лапицкий стал весной 1949 г. В будущем он принес много бед и другим ленинградским историкам литературы, особенно В. П. Адриановой-Перетц, Д. С. Лихачеву, Я. С. Лурье.
Откуда же появился этот университетский самородок?
Игорь Петрович Лапицкий родился в 1920 г. в Добруше Гомельской области Белорусской ССР. Отец его, также уроженец Добруша, сын рабочего, работал и одновременно учился, закончил юридический факультет Петроградского университета. В 1917 г. отец был избран рабочими писчебумажной фабрики членом ревкома и одновременно народным судьей Добруша. В 1930 г. вся семья переезжает в Ленинград, где на протяжении более чем десяти лет его отец занимал ответственные должности в органах ОГПУ – НКВД, а с 1945 г. состоял старшим инженером при уполномоченном Госплана при СНК СССР по Ленинграду и области.
Игорь Петрович поступил в среднюю школу в Добруше, а заканчивал обучение в 1937 г. уже в Петроградском районе Ленинграда с «золотым» аттестатом и в том же году поступил на русское отделение филологического факультета Ленинградского университета. С самого начала он показал себя не только действительно одаренным студентом, но и активным участником общественной работы. В 1937 г. он стал членом профсоюза, в 1938 г. вступил в комсомол, на первом и втором курсах был членом профкома ЛГУ, отвечая за политучебу; после первого курса «за ударную учебу, сочетавшуюся с большой общественной и пропагандистской работой, премируется 150 руб. для поездки в г. Москву на экскурсию»; на третьем курсе участвовал в агитколлективе филологического факультета и за работу по время выборов в местные советы получил благодарность от райкома ВКП(б), на четвертом – вошел в состав профкома университета. Общественная работа не мешала ему делать значительные успехи в изучении древнерусской литературы и сочетать их с отличной успеваемостью, за что он был с 1 января 1940 г. представлен к стипендии имени И. В. Сталина. В 1941 г., заканчивая четвертый курс, он досрочно выполнил учебный план и с отличием закончил филологический факультет университета.
В первые дни войны Игорь Петрович записывается в народное ополчение и поступает в распоряжение Управления заказов и производства боеприпасов Ленинграда при Главном артиллерийском управлении РККА; сперва в должности техника военной приемки, с 1944 г. – старшего техника. В 1941–1942 гг. участвовал в боевых действиях под Ленинградом, демобилизовался в 1945 г. в звании техника-лейтенанта. В 1943 г. принят кандидатом в члены ВКП(б), а в 1945 г. получил партбилет.
Поскольку только начало войны помешало ему продолжить обучение в аспирантуре, то в 1941 г. заведующий кафедрой русской литературы Г. А. Гуковский и декан факультета А. П. Рифтин дают ему следующую характеристику:
«Лапицкий Игорь Петрович окончил в 1941 г. русский цикл филологического факультета Ленинградского государственного университета и обнаружил недюжинные успехи. С 1938 г. (со II-го курса) он начал заниматься под руководством проф[ессора] И. П. Еремина в семинаре древнерусской литературы. С самого начала тов. Лапицкий принадлежал к наиболее активным участникам семинара. Не ограничиваясь основной программой семинара, преследовавшей научно-исследовательские цели, дополнительно занимался кирилловской палеографией и особенно скорописью XVII в. На основе изучения большого числа рукописей и снимков ему удалось составить таблицы, убедительно рисующие эволюцию почерков с XII по XVII век.
В 1938 г. Лапицкий закончил реферат “Повесть о Савве Грудцыне”. В этой работе была с исчерпывающей полнотой использована вся существующая научная литература и был подведен итог всему предшествовавшему изучению повести. Не удовлетворяясь этим, тов. Лапицкий сформулировал основные проблемы дальнейшего изучения повести и дал оригинальные попытки их разрешения. Некоторые главы работы переросли рамки студенческого реферата и превратились в самостоятельные исследовательские этюды (такова, например, глава о композиции и стиле повести).
Параллельно с этим он занимался под руководством академика С. П. Обнорского углубленным изучением церковнославянского и древнегреческого языков.
За отличную успеваемость на протяжении всех курсов и научно-исследовательскую работу тов. Лапицкий был выдвинут кафедрами русской литературы и языка на стипендию им. Сталина, которая и была ему присвоена с 1‐го января 1940 г.
В 1939–40 годах он продолжал заниматься в семинаре проф[ессора] И. П. Еремина палеографией и изучением повестей XVII в. В это же время он углубленно изучает славянские языки и историю русского языка. В 1941 г. тов. Лапицкий закончил свою курсовую работу “Шемякин суд”. Указанная работа представляет большой интерес, являясь вполне самостоятельным монографическим исследованием, посвященным одной из интереснейших повестей XVII в. Тов. Лапицкий впервые дал редакции и варианты повести и их текстологический анализ, использовав для этого весь существующий рукописный материал. Так, например, ему удалось открыть в Публичной библиотеке в Ленинграде новый, до того неизвестный список повести, составляющий особую редакцию. Работа по-новому решает проблему генезиса повести, устанавливая новые исторические и литературные связи этого памятника.
Особый интерес представляет также исторический и юридический комментарий к повести. Работа тов. Лапицкого была принята к печати в “Ученых записках Л. Г. У.”
Выдана настоящая характеристика на предмет представления в высшее учебное заведение для сдачи государственных экзаменов по возвращении из действующей армии в связи с эвакуацией Университета»[823].
Благодаря такой характеристике он в 1945 г. без труда был зачислен в аспирантуру филологического факультета. В это же время он читал лекции по истории древнерусской литературы на заочном отделении, был председателем месткома факультета, активным агитатором, затем профоргом факультета, парторгом кафедры русской литературы, членом партбюро факультета.
В октябре 1947 г. Н. И. Мордовченко направил ходатайство перед отделом аспирантуры ЛГУ:
«Из числа аспирантов III курса считаю необходимым оставление при кафедре русской литературы аспиранта И. П. Лапицкого, который специализировался в области древнерусской литературы, успешно работает в этой области и обещает быть настоящим ученым исследователем. Считаю нужным заметить, что в области древнерусской литературы у нас очень мало специалистов, а из аспирантов за последние годы никто в этой области не специализировался»[824].
Это ходатайство было подержано директором Филологического НИИ М. П. Алексеевым и деканом факультета Р. А. Будаговым, но тогда еще оставалось время для обучения в аспирантуре, и в приказ дело не пошло. А когда Игорь Петрович заканчивал аспирантуру, то его научный руководитель И. П. Еремин в апреле 1948 г. представил свое ходатайство:
«По избранной им специальности (история древнерусской литературы) аспирант И. П. Лапицкий работает уже не первый год. Его диссертация, почти уже законченная, – “ ‘Повесть о суде Шемяки’: (К истории сатирической литературы XVII века)” – выросла из студенческого доклада, читанного на моем семинаре. Большая эрудиция, умение искать и находить нужный материал, широкая осведомленность в проблемах изучения древнерусской литературы, хорошее знание древнерусского языка и палеографии – все эти качества характеризуют И. П. Лапицкого как уже вполне сложившегося исследователя, в полной мере освоившего нелегкую технику анализа памятников древней литературы. Отдельные главы диссертации И. П. Лапицкого читались и обсуждались на заседаниях кафедры и Отдела древнерусской литературы Института литературы Академии наук СССР. О высокой оценке, которую получила работа И. П. Лапицкого, свидетельствует тот факт, что две первые главы его диссертации приняты к печати в “Трудах” Отдела древнерусской литературы – в том VI (том этот находится уже в производстве). Свежее и оригинальное решение ряда вопросов, связанных с изучением как “Повести о суде Шемяки”, так и русской литературы XVII в. вообще, дает полное основание рассматривать диссертацию И. П. Лапицкого как значительный вклад в науку.