Эта статья была опубликована, повторяю, в августе 1989 года. В среду, 9-го… Накануне, в воскресенье, ко мне приехала из Ленинграда съемочная группа телепрограммы (тогда очень популярной) «Пятое колесо». Я давал интервью с уже сверстанной газетной полосой и, рассказывая историю Константина Азадовского, несколько раз повторил: «Если эта статья не выйдет, то кто в этом виноват – известно: КГБ СССР».
И казался себе ужасно смелым. Да…
Таким вот невероятным образом, год спустя после написания, вышла в свет статья Щекочихина. Называлась она в конечном итоге «Дело образца восьмидесятых». Сам автор объяснял метаморфозу так: «Из названия исчезло слово “ленинградское”, наверное, потому, что тогдашний главный редактор, Юрий Воронов (ныне уже, увы, умерший), сам был родом из Ленинграда».
Участие в этом деле Галины Старовойтовой было отнюдь не случайным – она много лет дружила с Азадовскими, хорошо знала их драматическую историю, а потому принимала все происходящее близко к сердцу и, как могла, способствовала выходу статьи в свет. Но не она одна.
Приведем письмо, которое 3 марта 1989 года написал Ю.П. Воронову академик Д.С. Лихачев и которое, возможно, также способствовало появлению статьи:
Глубокоуважаемый Юрий Петрович!
Со слов К.М. Азадовского мне известна ситуация, сложившаяся в «Литературной газете» вокруг статьи Ю.П. Щекочихина «Ленинградское дело образца восьмидесятого», а также содержание этой статьи.
Дело, сфабрикованное ленинградскими органами против К.М. Азадовского и его жены, привлекло к себе в свое время внимание широкой общественности, и я, как и другие советские писатели и ученые, не раз высказывал свое возмущение неправомерными действиями ленинградских властей в отношении семьи Азадовских.
В настоящее время – после долголетних общих усилий – уголовное дело против Азадовского наконец прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Однако «ленинградское дело образца восьмидесятого» вряд ли сводится к этой запоздалой реабилитации Азадовского и возмещению нанесенного ему материального ущерба. Оно имеет и немаловажный общественный смысл. Мы должны исключить возможность подобного рода провокаций в будущем, а добиться этого можно только одним путем – гласностью. Поэтому я обращаюсь к Вам с убедительной просьбой: способствовать тому, чтобы правдивая и принципиально нужная статья Ю.П. Щекочихина увидела свет в ближайшее время.
С уважением, Д.С. Лихачев, Ленинград.
Повествование Юрия Щекочихина о деле и суде вызвало такую волну, что впору понизить наш стиль до слова «сенсация»; по крайней мере именно так была воспринята эта история современниками. И тут дело не только в таланте журналиста (хотя и в этом тоже) и не только в упоминании КГБ, который все еще оставался мощнейшей спецслужбой мира… Дело в том, что история Азадовского для людей 1989 года была вовсе не «историей» – она была современностью. Массовый читатель готов был узнавать новое о трагедиях Гражданской войны или 1937 года, делать выводы и проводить аналогии, но был категорически не готов слышать о том, что эпоха бесправия не прекратилась в 1953 году, что она продолжается и поныне. И мало кто готов был принять за правду тот факт, что всякий оказавшийся по каким-либо причинам неугодным для действующей власти может быть перемолот ее правоохранительной мясорубкой.
Чтобы представить себе широту аудитории «Литературной газеты», приведем строки письма из Улан-Удэ, от сибирского фольклориста И.З. Ярневского (1933–1991). 17 августа 1989 года он писал Азадовскому:
…Вот уже неделю мы с Эвелиной Наумовной (особенно) находимся в потрясении после статьи в «Лит. газете». Эвелина Наумовна в буквальном смысле слова не спит и плачет, возмущается и все на свете критикует. Мы настолько были взволнованы (и это чувство не покидает нас и сегодня), что просто не находили себе места. Перечитали статью много раз, обсудили все детали. Мне многие звонили, просили рассказать подробности, зная, что я нахожусь с Вами в переписке, но я ведь ничего не знал и не знаю. Все мои познания в этом черном деле ограничиваются сведениями (на мой взгляд, весьма ограниченными) Щекочихина. Дорогой мой, сколько же пришлось Вам и Светлане Ивановне выстрадать??? Конечно, Ваш арест раньше времени согнал в могилу мать. Ах, СУКИ! Что они натворили! Подлецы! Что, не хватило выпитой крови у М.К.? Возмущению моему нет предела. Очень хорошо было бы довести «дело» до конца и посадить на скамью подсудимых лжесвидетелей и тех, кому выгодно было отправить Вас в заключение. Ведь кому-то это надо было? Если бы Вы знали, как мы с Эвелиной переживаем… Если случится нам встретиться, я Вам расскажу историю, которая была у меня связана с КГБ. Это, конечно, кошмар, но у меня не было ни ареста, ни преследований. Пожалуйста, напишите мне, хоть пару слов, как сейчас развивается «дело». Неужели все закончено? Мне кажется, что Щекочихин многого не рассказал, хотя ему дали страницу. В любом случае он молодец, что написал об этом.
По стопам Юрия Щекочихина
Учитывая популярность Юрия Щекочихина, авторитет «Литературной газеты», неординарность самого сюжета, история получила дальнейшее публичное развитие. Вслед за статьей в «Литгазете» Ленинградское радио сделало специальный сюжет.
Поскольку к тому времени Азадовский был избран в Союз писателей СССР, писательская организация приняла решение посвятить уголовному прошлому своего коллеги отдельное мероприятие. Вечер под названием «Дело Константина Азадовского», состоявшийся 17 октября 1989 года в Доме писателя имени Маяковского на улице Воинова (Шпалерной), открывал цикл встреч с ленинградской интеллигенцией, озаглавленный «Писатель и новейшая история». Вел вечер Яков Гордин. Анонсированное в приглашениях выступление Юрия Щекочихина, к сожалению собравшихся, не состоялось – оратор в тот момент выступал перед избирателями в связи с выдвижением его в народные депутаты СССР жителями Ворошиловграда (Луганска).
Тем не менее вечер прошел при большом стечении публики и прессы и в очередной раз обозначил основную проблему: «судебная ошибка» признана, а виновные не только не понесли наказание, но даже полностью и не выявлены. Для того чтобы осветить такого рода вопросы, писательская организация пригласила на этот вечер представителей суда, прокуратуры, адвоката Н.Б. Смирнову, а также… Анатолия Алексеевича Куркова – известного ленинградского чекиста, генерал-лейтенанта госбезопасности, в 1983–1989 годах занимавшего пост начальника ГУВД, а с апреля 1989 года – начальника УКГБ по городу Ленинграду и Ленинградской области.
Приглашение Куркова на такой вечер являлось само по себе дерзостью, которую позволили себе устроители. Всем было ясно, что появление генерала КГБ перед публикой в таком контексте немыслимо (хотя Дом писателя находился под боком у Большого дома). Тем не менее отдадим должное главе ленинградских чекистов – он прислал в адрес вечера свое письмо и оговорил возможность огласить его публично. Текст письма зачитал ведущий. Приведем его и мы:
Ваше приглашение принять участие в вечере, «посвященном уголовному делу ленинградского писателя Константина Азадовского», надо сказать, меня несколько удивило и даже озадачило.
Что это? Попытка провести общественное разбирательство уголовного дела Азадовского, ревизовать решения самого недавнего времени судебных и прокурорских органов по этому вопросу? Кстати, решения в пользу Азадовского.
При всем уважении к Правлению ленинградской писательской организации, при всех симпатиях к Юрию Щекочихину как автору многочисленных публикаций на правовую тему, я не нахожу возможным принять участие в такого рода вечере.
Что касается отношения ленинградского Управления КГБ к делу Азадовского, то оно изложено в письменном ответе ему. Некоторые положения нашего письма, а также ответов КГБ СССР использованы в статье Щекочихина «Дело образца восьмидесятых».
Мне хотелось бы закончить свой ответ на Ваше приглашение выражением готовности встретиться с ленинградскими писателями для обсуждения любых вопросов, не исключая встречи и на вечерах из цикла «Писатель и новейшая история». Если такая заинтересованность будет проявлена, то дайте, пожалуйста, знать об этом заблаговременно.
Известие об этом вечере дошло даже до Парижа, и 20 октября 1989 года газета «Русская мысль» поместила отклик Сергея Дедюлина, сообщившего, в частности, о том, что К. Азадовский «прочел главу “Пять граммов анаши” из автобиографической книги, которую он сейчас заканчивает». Информация была не вполне точной: Азадовский читал на том вечере не «главу», а всего лишь небольшой фрагмент из задуманной книги, которая так и осталась замыслом. Истратив годы на писание жалоб и заявлений, Константин Маркович отказался от своего намерения и предпочел заниматься историей русской литературы и сравнительным литературоведением…
Сюжет о деле Азадовского появился также и в одной из самых читаемых в тот момент советских газет – еженедельнике «Совершенно секретно», издаваемом под редакцией Юлиана Семенова. В номере за декабрь 1989 года сюжету было посвящено три (!) газетных полосы с анонсом на первой – «Эхо одного процесса. Беседа нашего корреспондента с ленинградским ученым Константином Азадовским». Очерк был подготовлен ленинградским историком В.Е. Кельнером, но идея публикации обсуждалась с редактором издания Юлианом Семеновым. Он лично беседовал с Азадовским и после его реплики о том, что «Литературная газета» потратила год на согласование, ответил, что будет «утрясать» публикацию с руководством ленинградского управления КГБ, конкретно же – с заместителем начальника В.Н. Блеером, которого «знает хорошо и давно». Так что «все беспокойства», сказал писатель, излишни. Автор романов о советских чекистах, не говоря уже о многосерийных фильмах «Семнадцать мгновений весны» и «ТАСС уполномочен заявить…», безусловно, не преувеличивал: его связи с руководителями тогдашнего КГБ хорошо известны.