Как нам кажется, было несколько источников, питавших этот «вечный двигатель». Первый – какая-то наивная, совершенно безосновательная в России, идеалистическая вера в правосудие. Можно только удивляться, что Азадовскому удалось пронести ее через годы – «вопреки всему» и «несмотря ни на что». Второй относится к иной области. Азадовский совершенно верно рассчитал, что если дать истории своего уголовного дела покрыться слоем пыли, то не останется уже абсолютно никаких перспектив узнать «всю подноготную», назвать и наказать виновных. И второй импульс, хотя и не в полной мере, в конце концов оправдал себя. Игра, как покажет дальнейшее, все же стоила свеч.
Глава 16Реабилитация
Новая Россия
В ночь с 18 на 19 августа 1991 года группа высших должностных лиц СССР образовала ГКЧП и фактически отстранила президента СССР М.С. Горбачева от исполнения обязанностей. 19-го числа президент РСФСР Борис Ельцин подписал указ, в котором квалифицировал образование ГКЧП как государственный переворот. Во вторник, 20 августа 1991 года, в наиболее массовом независимом печатном органе Ленинграда – газете «Невское время» – на первой полосе появились несколько материалов: заявление членов ГКЧП, указ Б.Н. Ельцина, а также воззвание «К гражданам России» от ее руководителей – президента Ельцина, председателя Совета Министров И.С. Силаева, и.о. председателя Верховного Совета Р.И. Хасбулатова. Внизу полосы был размещен фрагмент выступления А.А. Собчака на чрезвычайной сессии Ленсовета – «Предать суду тех, кто встал на пути свободы».
На той же полосе, в ее центре, был и третий материал – голос ленинградской прогрессивной интеллигенции, под которым стояло всего шесть подписей: М.М. Молоствов, С.А. Лурье, М.М. Герман, Н.С. Катерли, Г.Ф. Николаев, К.М. Азадовский. Вот его текст:
Сограждане!
Неужто нам только померещилось, будто наша жизнь имеет смысл, а у нашей великой родины есть будущее? Неужто полдюжины изменников отнимет у наших детей последнюю надежду увидеть родную страну свободной, цивилизованной, счастливой? Неужто отдадим их в полное распоряжение партийных, полицейских, армейских начальников – сытых, бездарных, бесчестных?
Заговорщики задумали погубить страну. Если мы это им позволим – мы заслужили свою судьбу.
Не позволим!
Нас – 300 миллионов
Мы – не рабы!
О том, как рождалось это обращение и почему его подписали всего шесть ленинградцев, позднее вспоминала Нина Катерли:
У Мариинского дворца собиралась толпа. Здесь лица были другими – взволнованными. Первым, кого я увидела, был Михаил Молоствов, рядом Константин Азадовский. Мы стояли в толпе, по которой волнами прокатывались слухи – к нам движутся войска, Собчак вот-вот прилетит из Москвы, нет, уже прилетел, нет, он будет в четвертом часу… Потом я слышала, будто, прилетев около трех часов дня в Пулково и чудом избежав ареста сперва в Москве, а потом и в Ленинграде, куда за ним выехала группа захвата, Собчак прямо с самолета отправился в штаб военного округа, на Дворцовую площадь. В штабе у командующего округом генерала Самсонова собрались руководители города, склонные поддержать путчистов и ввести в Ленинграде чрезвычайное положение. Этим-то людям Собчак и объяснил, что юридических оснований для введения чрезвычайного положения в городе нет, для этого как минимум необходимо решение Президента и согласие парламента. Так что выполнение указаний незаконно захватившего власть ГКЧП – преступление. После этого, оставшись вдвоем с генералом Самсоновым, Собчак имел с ним долгий разговор, в результате которого Самсонов дал слово не вводить в Ленинград войска. И сдержал это слово.
Но мы этого знать не могли, мы, стоя на площади, все ждали мэра. Не помню, кому первому пришла в голову мысль пойти пока в редакцию газеты «Невское время», расположенную по соседству. Придя туда, мы увидели бледного Самуила Лурье, правившего какой-то текст. Это был текст обращения, под которым он тут же поставил свою подпись. Мы подписали это обращение тоже. Лурье, усмехнувшись, сказал мне: «А вы понимаете, Нина, что, может быть, сейчас вы подписали себе путевку в тюрьму?» Я понимала. И – чего уж греха таить – в первый момент моя рука дрогнула. Насколько легче было бы мне расписаться, если б я знала, что через несколько часов мэр города в кабинете генерала Самсонова так же, как мы, назовет ГКЧП – преступниками… Так или иначе, мы, несколько человек, поставили под обращением подписи, на следующий день оно появилось в «Невском времени», а еще, напечатанное в виде листовки, было ночью с 19-го на 20-е расклеено по городу и наутро роздано пришедшим на митинг.
Среди ленинградских чиновников, поддержавших ГКЧП, оказался и прокурор города А.Д. Васильев. Это обстоятельство побудило Азадовского выступить 3 сентября 1991 года в том же «Невском времени» со статьей «Не обманитесь!», обращенной к депутатам Ленсовета. Коснувшись подробностей многолетнего попирания его прав Прокуратурой Ленинграда, он завершал следующими словами:
Обращаюсь к согражданам. Обращаюсь к депутатам Ленсовета.
Не думайте, что случай такого рода – единственный. Таких случаев множество. Ленгорпрокуратура, точнее – руководящая ее часть, была долгие годы служанкой КГБ, неотъемлемой и существенной структурой того самого партийно-бюрократического аппарата, в недрах которого и созрел антиправительственный заговор. Как же можно доверять этим людям расследование его причин и последствий? Как могут они сегодня вершить правосудие – они, столпы и опоры «социалистической законности», охранявшие прежний порядок, душившие любое инакомыслие? Где и по какому принципу будут они выискивать нарушителей Закона? И главное – по какому праву? Разве сами они защитили Закон в роковые дни 19–21 августа? Выразили хотя бы поддержку законно избранным органам власти? Отреклись от предателей? Разве они оградили нас в предыдущие годы от пропаганды ненависти и насилия, проповедей национализма и антисемитизма в нашем городе? Почему же вы доверяете им? Почему разрешается им по-прежнему вызывать и допрашивать, освобождать от ответственности членов комиссии по чрезвычайному положению, иметь допуск к опечатанным архивам КПСС и КГБ? Кто – по умыслу или недомыслию – поручает им ту великую очистительную работу, которая единственно может создать предпосылки и гарантии, что фашизм не воскреснет? Что не всплывут на поверхность – когда все «успокоится» – новые янаевы и крючковы?
Нам нужна обновленная городская прокуратура! Задумайтесь! Да послужит вам, народные депутаты, отрезвляющим уроком то, что произошло с бывшим прокурором города А.Д. Васильевым, открыто поддержавшим путчистов. Не дайте обмануть себя! Обманувшись снова, вы заплатите слишком дорогой ценой.
Впрочем, как мы теперь знаем, «становление демократии в Петербурге» под руководством А.А. Собчака имело свою специфику. Основную свою задачу Анатолий Александрович видел не только в ликвидации коммунистической оппозиции, но и в утверждении собственного единовластия в городе. Избранный 23 мая 1990 года председателем Ленсовета, Собчак еще вынужден был считаться с городским парламентом, но после 12 июня 1991 года, когда его избирают мэром города, Ленсовет становится мощным противником мэра. Впрочем, в той ситуации поначалу трудно было понять, насколько ошибочны или действительно необходимы действия мэра по усмирению органа городской законодательной власти. Тем не менее демократизация Петербурга проводилась способом весьма необычным для традиционных демократических процедур, а именно с привлечением, как уже говорилось, старых чекистских кадров.
В этой связи, конечно, не было особой надежды, что А. Собчак будет по такому частному поводу, как дело Азадовского, дергать и теребить ту структуру, которая теперь, в условиях Новой России, оказалась его важнейшим и верным союзником.
На волне демократических преобразований возникла в то время фигура генерала госбезопасности в запасе Олега Калугина – выдвиженца Ю.В. Андропова, бывшего разведчика, «сосланного» в Ленинград на должность заместителя начальника УКГБ, каковую он и занимал с января 1980 до 1987 года, а в феврале 1990 года был уволен в запас, позднее – в отставку. Однако Калугин, который еще в 1987 году написал Горбачеву о необходимости реформирования КГБ, не захотел быть в 55 лет пенсионером и примкнул к демократическому движению. В 1990 году он был избран народным депутатом СССР, в 1991-м, после августовских событий, был несколько месяцев советником председателя КГБ В.В. Бакатина, затем, в 1995 году, выехал в США, где и получил постоянное местожительство. В 2002 году заочно приговорен к 15 годам лишения свободы за разглашение государственной тайны.
Так вот, в 1990 году российские и иностранные журналисты неоднократно задавали Калугину вопрос: знает ли он подробности дела Азадовского – ведь оно разворачивалось как раз в тот момент, когда он был в руководстве Большого дома? На это Калугин неизменно отвечал, что дело Азадовского действительно готовилось в Большом доме, а непосредственным вдохновителем и организатором был, по его словам, первый заместитель начальника УКГБ по Ленинградской области генерал В.Н. Блеер.
Казалось бы, назван главный виновник. Однако нам не хотелось бы опираться только на эту версию. И не потому, что бывшие и нынешние сотрудники госбезопасности считают генерала Калугина предателем. Дело в том, что Калугин сам, наряду с В.Н. Блеером, руководил тогда ленинградским главком (ему были вверены контрразведка в Ленобласти, пограничная служба и Комиссия по выезду за рубеж), и эта его должность – первого заместителя начальника УКГБ – открывала перед ним почти неограниченные возможности. «С точки зрения решения оперативных вопросов, – рассказывал Калугин, – я был наделен весьма большими полномочиями, имел право давать санкции на заведение дел по проверке советских и иностранных граждан, подслушивание их телефонов и квартир, перлюстрацию корреспонденции, организацию визуального наблюдения, тайное проникновение и обыски в жилищах проверяемых лиц». Касалось это и «подопечных» 5-й службы – Калугин не отрицает, что контакты с сотрудниками этой службы были у него постоянно. То есть нельзя полностью исключить, что Калугин и сам до известной степени мог быть причастен к этому делу.