Интересно дать ему слово, тем более что мы располагаем благодаря Ефиму Славинскому копиями писем к нему Йенсена.
Первое свое письмо в Лондон Йенсен послал наобум – просто потому, что имя Славинского упоминалось в связи с биографией Азадовского, распространявшейся в СМИ. В те далекие годы, когда не существовало Интернета, нахождение координат даже публичных людей представляло трудность, но поскольку было известно, что Славинский долгое время трудился в Русской службе Би-би-си, то Йенсен направил свое письмо в главный офис радиостанции: Portland Place, London. Русская служба тогда располагалась в здании Всемирной службы Би-би-си, знаменитом Bush House на Kingsway Road. При этом Йенсен перепутал не только адрес, но и имя адресата. Тем не менее это письмо дошло по назначению. Написанное Йенсеном на русском языке, оно представляется нам очень важным для биографии нашего героя.
25/01/1981 г.
Дорогой Лев Славинский!
Еще с неделю назад попросили меня написать тебе и послать вырезки того, что появилось в датской прессе об аресте Кости Азадовского. А тянулось письмо, потому что, к сожалению, тянулось появление нашего выступления. В общем, оно привилось в провинции, а в Копенгагене трудно было его втиснуть. Мы, четверо коллег-приятелей Кости, молокососы в этом деле, и отправили копии нашего текста в ряд редакций. Впоследствии меня вразумительно учили «а копии в руках редактора худо». Набираем опыта. Коротко о газетах:
«Kristeligt Dagblad» – небольшая столичная
«Vestkysten» – провинциальная, г. Есбьерг, солидная
«Politiken» – Копенгаген, самая большая утренняя [газета] страны
«Aalborg Stiftstidende» – провинция, г. Аалборг, солидная…
Еще ждем появления в двух важных копенгагенских, сказали, что будет на днях.
Завтра соберемся чтобы решить следующие меры. Одна из них – написать более подробно о Косте, охарактеризовать его судьбу. В этой связи было бы очень хорошо, если бы ты мне написал коротко о том, как поведение Кости на деле против тебя выглядело с твоей точки зрения – да, вообще, о тебе только знаю от прилагаемого русского текста! Ты где-либо о себе написал? Укажи, пожалуйста. Весьма важный вопрос биографии Кости, который нам неясен, следующий: как повлияло твое дело на его судьбу? Наше знакомство с ним началось с весны 75 г., значит уже после его возвращения из Петрозаводска, и подробностей не знаем.
Кто мы? Петер Ульф Меллер, Лена Шаке и я – русисты-филологи-литераторы, Нильс Бьервиг – русист-лингвист, все из Копенгагена. В качестве расширенной визитной карточки прилагаю титульный лист недавно у меня вышедшей книги о Пильняке.
Также ищем точные сведения о судьбе Марка Азадовского в 49 г. – ты не скажешь, где об этом можно читать?
Прилагаю копию с немецкой газеты Ди Цейт. И русский текст об Азадовском, на основе которого мы написали свое первое выступление.
Прошу тебя написать мне, что в Англии было, и что ты сделаешь. Всего доброго, Петер Альберг.
P.S. Следи за шведской газетой «Expressen» – там должно появиться, в Норвегию мы также написали, но там, кажется, Костиных приятелей нет… Нет ли у тебя каких-либо снимков, которые могли бы пригодиться, или быть может других материалов. Извини, если [письмо написано. – П.Д.] невежественно!
Как позиционирует себя в этом письме Петер Альберг Йенсен, он представлял группу скандинавских филологов, которые известили Северную Европу об уголовном преследовании Азадовского и его жены. И это были, повторюсь, именно ученые-филологи – совсем не политики, не правозащитники, даже не журналисты…
Петер Ульф Меллер (Peter Ulf Møller) из Копенгагенского университета, с 1960-х годов – один из ведущих специалистов по русской литературе; в 1967 году он напечатал свою первую статью о творчестве Блока, в 1977 году вместе с Петером Йенсеном подготовил и выпустил отдельным изданием большую подборку писем А. Ремизова и В. Брюсова к датскому писателю Оде Маделунгу; диссертацию защитил по русской прозе 1890-х годов в свете произведений Льва Толстого. Ныне – профессор Копенгагенского университета, один из крупнейших исследователей в области русско-скандинавских связей, издатель писем и документов датского мореплавателя Витуса Беринга.
Лена Шаке (Lene Tybjærg Schacke), выпускница Лундского университета в Швеции, в тот момент преподававшая в Копенгагенском университете; в 1970-е годы она получила известность как автор статей о советской литературе, а также как исследователь творчества А. Солженицына; переводчик текстов Надежды Мандельштам и Андрея Сахарова. В связи с делом Азадовского нам известны написанные ею в феврале 1981 года письма-релизы к известным датским журналистам: сотруднику Радио Дании Петеру Дальхофу (Dalhoff-Nielsen, 1924–1998) – журналисту, унаследовавшему от русских родителей и язык, много лет проработавшему в СССР в качестве корреспондента Радио Дании; а также другому датскому специалисту по СССР Самуилу Рахлину, сыну еврейских эмигрантов, живущему с 9 лет в Дании и работавшему подолгу корреспондентом датского телевидения в Москве.
Нильс Бьёрвиг (Nils Bjervig), изучавший русский язык в Копенгагенском университете, после чего он год стажировался в России и два года в Корнеллском университете (США). Работал редактором и переводчиком, а с 1983 года занялся собственным издательским делом.
Эта группа в январе представила в редакции датских газет собранные ими материалы об Азадовском, и несколько редакторов согласились их напечатать. Источником этих публикаций послужили материалы об Азадовском, подготовленные в Ленинграде его друзьями. Получив на Западе широкое распространение через русскую эмиграцию, они были использованы северянами. В различных вариантах эта скандинавская четверка несколько раз публиковала свое заявление: 20 января – в копенгагенской «Kristeligt Dagblad» под названием «Советский ученый стал жертвой кампании»; 21 января – в «Vestkysten» (Эсбьерг) под заголовком «Политический арест»; а 23 января еще один вариант того же текста («Арест советского ученого») был напечатан в ольборгской газете «Aalborg Stiftstidende». Эта же позиция была 27 января отражена в статье Йенса Томсена (Thomsen) в известной датской газете – копенгагенской «Berlingske Tidende» («Друг датских ученых арестован в Ленинграде»).
Они же вовлекли в свою деятельность корреспондента ведущей датской газеты «Politiken» и Радио Дании Кая Спангенберга (Spangenberg), одного из бесстрашных датских журналистов: арестовывался в ГДР в 1962 году, в Польше в 1970-м, в Аргентине в 1974-м; был в 1968 году в Праге и в прочих горячих точках, оставаясь корреспондентом этой газеты с 1969 вплоть до 1999 года. Его политическая активность очень способствовала защите Азадовского. В 1981 году Спангенберг напечатал несколько текстов по делу Азадовского, начиная со статьи, появившейся 22 января в ведущей датской газете «Politiken», – «Суровое наказание для советских диссидентов».
Эти статьи были приложены к письму Славинскому в Лондон, и Ефим Михайлович, впечатленный, по-видимому, бурной деятельностью северян, ответил им следующим посланием:
Дорогой Петер,
спасибо за письмо. Оно шло очень долго, потому что вы неправильно указали имя и адрес. Меня зовут не Лев, а Ефим, и Русская служба Бибиси, где я работаю, расположена не на Портланд-плейс, а в другом месте. Но письмо все-таки дошло, и я рад, что у Кости столько друзей. Кроме вас, судьбой Кости озабочены: Сильвана Де Видович в Италии, Владимир Марамзин в Париже и Иосиф Бродский в Нью Йорке. Их адреса и телефоны см. ниже. Что можно для Кости сделать – об этом я спрашиваю себя ежедневно и безрезультатно. Как ни странно, за пять лет, что я в Англии, у меня не появилось никаких полезных в этом смысле знакомств, – например, среди журналистов. В одной из наших радиопрограмм на русском языке мы упомянули о Косте, всего пять строчек (то, что было в газете Ле Монд), и это все. В английских газетах не было ничего. Как только появится, мы сразу передадим.
О себе. Меня судили в сентября 69-го года, в народном суде Смольнинского района г. Ленинграда, за курение марихуаны и гашиша. При обыске было найдено около грамма гашиша. Надо сказать, что я действительно подкуривал, один и с друзьями (но Костя не курил никогда). Среди друзей были и иностранцы, за одним из них КГБ вело наблюдение, и поэтому они обратили внимание и на меня. На суде Костя категорически отказался давать какие-либо показания против меня. Судья была очень недовольна этим, и помимо приговора мне, суд вынес определение, в котором говорилось, что Азадовский вел себя на суде враждебно, отказался давать показания, выгораживал преступника (то есть, меня) и тем самым затруднял работу суда. Это определение, конечно, попало к начальству Кости (к сожалению, не могу вспомнить, где он тогда работал, – во всяком случае, преподавал в Ленинграде), после чего он был уволен и вынужден был уехать в Петрозаводск. Впрочем, он уже бывал в Петрозаводске и до этого, кажется. В 72-м году я вернулся в Ленинград, и мы с ним несколько раз виделись. Помню, что к тому времени у Кости уже все было в порядке с карьерой. После того, как я эмигрировал, мы не переписывались (чтобы не портить ему карьеру), и до меня доходили лишь отрывочные сведения о его успехе – говорили, что он скоро защитит докторскую диссертацию, что он преподает, много пишет, переводит, и так далее. Известие о его аресте было для меня совершенно неожиданным. Костя не диссидент, он никогда не делал никаких гражданских выступлений. Он по натуре культуртрегер, и эмигрировать он не хотел именно потому, что считал своим долгом распространить культуру там, где она нужнее всего, то есть в России.
Мой арест упоминается в диссидентских «Хрониках текущих событий»…
Как только узнаете что-нибудь новое – сразу напишите мне.
Ваш Е.С.
Когда Йенсен обращал внимание Славинского на газету «Expressen» – одну из главных газет Швеции, он уже знал о готовящемся там большом материале, автором которого был Магнус Юнггрен (Ljunggren), близко знакомый с Азадовск