Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование — страница 61 из 142

Отношение к Редину на зоне сложилось достаточно уважительное: как-никак, пятидесятилетний возраст и опыт евангельского служения. Анатолий Сергеевич умел слушать других, и зэки тоже прислушивались к его словам и считались с его мнением, хотя он был простым деревенским мужиком с образованием 5 классов. Но годы служения воспитали и просветили его. Редина использовали на зоне как искусного плотника и столяра: он ставил двери, утеплял окна, чинил мебель… Летом 1982 года Азадовский устроился к нему в помощники и недолгое время общался с ним ежедневно. Редин полностью отбыл свой срок и в 1986 году вернулся в Рязань. 16 июля 1992 года Постановлением Президиума Верховного суда он был полностью реабилитирован. Посмертно.

Романтические цветы

В башенном покое темно.

Но улыбками они освещают друг другу лица.

Они находят один другого наощупь, как слепые дверь.

Почти как дети, которым страшно ночью, прижимаются они телом к телу.

И все-таки они не боятся.

Ведь ничего им не угрожает: нет ни Вчера, ни Завтра.

Ибо время рухнуло. И они цветут на его развалинах.

Он не спрашивает: «Кто твой супруг?»

Она не спрашивает: «Как твое имя?»

Они встретились, чтобы быть друг для друга новым началом.

Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке

Пер. К. Азадовского, 1963

Жизнь порой ставит каждого человека перед выбором, иногда непростым и даже мучительным. Но случается и так, что выбора нет: оказывается, что все, что находится по ту сторону, ничего не стóит и вся жизнь состоит исключительно в том, чтобы сделать один-единственный шаг.

Каждый из них – и Светлана, и Константин, – находясь в заключении, иначе взглянули не только на всю свою прожитую жизнь. О будущем они задумываться не могли – не решались думать о том, что принесет им завтрашний день. Было просто страшно.

Находясь в заключении и думая друг о друге, они в течение первых восьми месяцев не могли переписываться. Приступив к работе в арматурном цехе Горьковского автозавода, Светлана поначалу даже не знала, куда отправить письмо. И только в сентябре 1981 года, когда Лидия Владимировна получила уведомление из Сусумана, она смогла сообщить Светлане адрес Константина. Вряд ли у нас есть право подробно цитировать эти письма, но и без писем ясно, что после таких тяжких испытаний ни у Светланы, ни у Константина не было более близких людей, чем они сами.

Осенью они решили узаконить свои отношения. Слово «решили» тут выглядит странно: двое осужденных – один на зоне, другая на «химии», а между ними – десять тысяч километров… Ждать до полного освобождения Светлана не хотела, да и не могла, наверное… Но как добиться разрешения на отъезд к жениху? Это стоило ей невероятных усилий. Пришлось унижаться, просить, вымаливать… И все-таки ее отпустили – она полетела на Колыму, вышла замуж и вернулась в Горький. Оглядываясь назад, Светлана воспринимала это как чудо.

Когда-то, бросая во время этапа из «столыпинского» вагона один из конвертов, он написал обратный адрес: «Чита. До востребования. Н.А. Бестужев». Что тогда было в душе Азадовского? Мы не знаем. Может быть, то, что Николай Бестужев был одним из любимых героев его отца, неоднократно писавшего о декабристах; или он проводил горькие параллели между ссыльным Бестужевым и самим собой? Но уж если допустить, что Константин Маркович в тот момент ассоциировал себя с декабристом, то насколько же органично в данный сюжет вписалась Светлана! Она-то на самом деле оказалась «женой декабриста», продолжив традицию лучших русских женщин. Она, впрочем, и была такой – решительной и страстной.

Из Горького она доехала до Ленинграда, где провела два дня; оттуда ее провожали многочисленные друзья. Провела несколько дней в Москве, остановившись у Камы Гинкаса; 22 декабря почти в полночь она вылетела из аэропорта Домодедово в Магадан, причем на сохранившемся билете есть надпись: «Пассажир следует в город Сусуман, без права выхода в город Магадан». От Магадана, куда они прилетела утром 23-го числа, до Сусумана оставалось 630 км. Эту часть пути она преодолела на рейсовом автобусе. Сидячих мест не было, и Светлана 18 часов сидела на полу в проходе. Стояла настоящая колымская стужа, температура снаружи по мере приближения к Сусуману подползала к цифре минус 50 градусов, и на окнах автобуса был толстый слой наледи.

Процитируем фрагмент воспоминаний Генриетты Яновской и Камы Гинкаса:

КАМА. И вот ребята решили пожениться… Это было самое смешное. Значит, из камеры в камеру жениться нельзя, а поехать через всю страну, выйти замуж, провести с мужем три законные (в данном случае положенные) брачные ночи и возвратиться назад, – это можно.

ГЕТА. Как мы ее собирали! Я распаковала их ящики с посудой, достала оттуда две серебряные ложечки, две хорошие тарелочки, чашечки, салфеточки, и Света это все потащила с собой. Везла с собой дикое количество еды, сама – в валенках, в тулупе, с варежками. В автобусе ей вообще пришлось на полу сидеть, хорошо, что она была тепло одета.

КАМА. Мы все участвовали в организации этого путешествия. Сначала Света приехала в Москву, остановилась у меня в подвале, в общежитии МХАТа, откуда я должен был везти ее в аэропорт. Света – женщина крупная, но ее рюкзак даже для нее выглядел просто гигантским. А у нее еще что-то в обеих руках было. На дворе зима, декабрь месяц, морозы. Сначала ей надо лететь до Магадана, да с пересадкой, потом трястись на автобусе, а потом еще в открытой машине. И всюду тащить с собой свое барахло, эти «кутули». Это ее словечко.

Наш подвал был очень взволнован этой свадьбой. Катя Васильева [актриса, игравшая тогда во МХАТе. – П.Д.] перед самым Светкиным отъездом побежала на базар, чтобы у замерзших азербайджанцев купить цветы. Тогда это был жуткий дефицит. А какая свадьба без цветов? Но надо было найти цветы, которые не сдохнут до Магадана. Катя долго искала. Когда же она рассказала азербайджанцам, по какому случаю и для каких специфических молодоженов эти цветы, кто-то из продавцов обежал всех своих коллег, еще раз пересказал эту историю, и они, с миру по нитке, отобрали пять самых лучших гвоздичек со всего базара. И даже сами упаковали. И всю дорогу Светка везла эти цветочки: в самолете, лежа в автобусе на полу, на своих кутулях. И довезла! Хотите верьте, хотите нет, но эти гвоздики простояли у ребят все три дня и сдохли только в последний день. И это не миф. Это выглядит невероятно. Как сказка. Но это было именно так.

ГЕТА. Поженились они 25 декабря, в Рождество. Она пробыла у него три дня. Расставаясь, договорились, что он перебросит ей через забор тетрадку со своими жалобами, чтобы направить их потом прокурору. Светка облазила тогда все сугробы, но так ничего и не нашла.

Позднее поэтесса Любовь Турбина, узнав о свадебном путешествии Светланы, напишет стихотворение, начало которого мы приводим:

Тюремный романс

Светлане Лепилиной, которая в 1981 г. поехала в Магадан к К. А. и там вышла за него замуж

Она полетела к нему в Магадан,

Там был он в мужья ей законные дан,

Укуталась сверху в три шали,

Цветы на морозе не вяли.

Она нарядилась в солдатский тулуп,

К тому полетела, кто до смерти люб,

Бывает такое на свете,

Три белых гвоздики в газете.

Она поклонилась ему до земли…

Три дня те гвоздики в бутылке цвели,

Три дня – ослепительно мало,

И время разлуки настало.

Весть о том, что к «профессору» едет его невеста «на роспись», и притом тоже зэчка, отпросившаяся для этого с «химии», произвела настоящий фурор у солагерников, не избалованных такого рода романтикой. И хотя на сусуманской зоне не было проблем со свиданиями – начальство особенно не зверствовало, и свидания осужденных с родственниками, как правило, допускались, – однако предстоящая свадьба Азадовского воспринималась все же как исключительное событие.

Когда новость стала достоянием «широких масс», в один прекрасный день к Азадовскому подошел зэк по имени Эдик Куцерубов, с которым у него сложились приятельские отношения. Спросил: «Правда ли?» – «Правда». – «Ну а если правда, то к свадьбе полагается подарок». И, взявшись за дело, Эдик и его помощники выточили в столярном цехе изящный латунный перстень-печатку с подковой сверху. Подкова, символ везения и удачи, как ничто другое выражал чувства «профсоюза». Настоящий точеный перстень (в противовес «дешевой штамповке») оказался и неожиданным, и почетным даром. Когда зэк уже не первый год за решеткой, он хорошо понимает, что означает такой подарок, – он ценится во много крат выше, чем изделие из чистого золота.

Оставалось одно важное «но» – как передать подарок невесте? Другими словами, как вынести его из зоны? Способов, собственно, было два – «пронос» или «переброс». И, конечно, Светлана не должна делать это сама: ее будут досматривать и до, и после «ДС» – длительного свидания. К тому же для сусуманского начальства не было тайной, что и она – зэчка. Подкупить охрану? И трудно, и дорого, и не поймут, в чем суть, – начнут что-то подозревать, испортят дело. А то и просто «сдадут». И уж наверняка отберут перстень.

Азадовский с Эдиком нашли выход. Часть зэков – тех, что были на хорошем счету, или просто «умельцев» – ежедневно выводили из зоны на работу в городе; утром – за колючую проволоку, вечером – обратно. С одним из «расконвоенных» удалось сговориться, конечно, небезвозмездно. План был следующим: в тот день, когда Светлана должна будет уезжать, солагерник утром вынесет с зоны пакет, в котором будет перстень и школьная тетрадка с жалобой, написанной Азадовским в Верховный суд РСФСР, и спрячет в заранее условленном месте у забора.

Регистрация брака состоялась 25 декабря в одном из помещений администрации колонии. Светлана приехала накануне. Прибыв в Сусуман около трех часов ночи, автобус остановился возле местной гостиницы. На улице было минус 60; в номере, куда она вселилась, плюс 5. Из крана лилась холодная вода; горячей не было вовсе. После долгого и утомительного путешествия невеста принялась приводить себя в порядок. Она вымыла голову, обмотала ее полотенцем и, укутавшись в тулуп, заснула. А проснувшись в 9 утра, помчалась в ЗАГС – за регистраторшей, взяла такси и повезла ее на зону. Из-за морозной дымки нельзя было разглядеть ни людей, ни машин. В такси она поблагодарила сотрудницу – сунула ей две палки копченой колбасы, добытые в Москве именно с этой целью. Подъехав к КПП, обе прошли в указанное им помещение; стали ждать. Вскоре отрядник привел Азадовского. Увидев его, Светлана расплакалась. Расписывались через стекло: он по одну сторону перегородки, она по другую. Свидетелем был начальник 1-го отряда, старший лейтенант внутренней службы В.В. Зарубин; вторую подпись без возражений поставила сотрудница ЗАГСа. Бракосочетание свершилось. Однако перед тем, как остаться наедине с законным супругом, Светлане предстояло пройти еще одну унизительную процедуру. Контролерша (прапорщица Л.И. Давиденк