Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование — страница 81 из 142

И хотя присужденные им 315 рублей 50 копеек в 1988 году были не столь значительной суммой (хотя и не мелочью), важнее тут была пускай даже скромная, но победа. А самое главное: благодаря тому, что Азадовский сумел довести этот гражданский иск до конца, он получил информацию, до которой иначе никогда бы не добрался.

Дело о сожженных книгах

Среди действий следствия, которые с самого начала пытались обжаловать Константин и Светлана, было уничтожение книг, изъятых при обысках. Собственно, только уголовное дело Азадовского содержало сведения – заключение Горлита – об антисоветской литературе, изъятой у обвиняемого. В деле Светланы ничего подобного не было, ведь ее дело было вовсе лишено каких бы то ни было признаков политического – «чистая уголовщина». Однако и в ее уголовном деле, уже после освобождения из мест лишения свободы, стали возникать подозрительные политические оттенки. Приведем текст заявления Светланы в ленинградский Горлит от 1 апреля 1983 года (написано оно, смеем предположить, при деятельном участии супруга):

Уважаемые товарищи!

Обращаюсь к Вам за разъяснением по следующему поводу.

19 февраля 1981 г. я была осуждена Куйбышевским районным судом г. Ленинграда по ст. 224 ч. 3 на срок 1 год 6 месяцев. 7 апреля 1982 г. я была освобождена досрочно по решению Автозаводского районного суда г. Горького и возвратилась в Ленинград.

28 марта 1983 г. при получении своих личных вещей, изъятых у меня при производстве обыска 20 декабря 1980 г., я с удивлением узнала от следователя СО Куйбышевского РУВД лейтенанта милиции Каменко Е.Э., что принадлежащие мне книги не могут быть мне возвращены на том основании, что все это – антисоветские издания, не подлежащие распространению в СССР.

После этого я обратилась к пом. начальника СО Куйбышевского РУВД капитану милиции Горощеня С.М., который сообщил мне, что по поводу изъятых у меня книг существует заключение Вашего Управления, на основании которого все они признаны антисоветскими и «уничтожены». Однако с самим документом он меня не ознакомил.

Все это вызывает у меня сомнения. Во-первых, в моем уголовном деле подобного документа нет и во время следствия и суда в 1981 г. никто не предъявлял мне никаких обвинений относительно хранения антисоветской литературы. С другой стороны, изъятые у меня книги при всем желании не могут быть признаны «антисоветскими».

Речь идет о следующих изданиях (согласно протоколу обыска):

1. Журнал «Звезда», 1934, № 1, 2 и 3. В этих номерах содержатся произведения советских писателей (проза П. Далецкого, С. Колбасьева, Г. Фиша, поэзия Н. Брауна, О. Берггольц, А. Гитовича, В. Саянова, критические статьи и рецензии В. Десницкого, Б. Казанского, Инн. Оксенова, В. Гофмана и др.), причем среди них нет ни одного автора, дискредитировавшего себя чем-либо впоследствии, как нет и материалов, выражающих тенденции периода «культа личности».

2. Книга «В дни войны». М.—Л., «Искусство», 1943. Книга представляет собой сборник одноактных пьес с оборонной тематикой (авторы: Л. Иткин, Ю. Мокреев, Н. Добычин, С. Вольский и Л. Ленч). В годы Великой Отечественной войны из этой книги черпали свой репертуар армейские самодеятельные коллективы.

3. Книга «Совещание деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б)». М., 1948. По поводу этого совещания и принятого тогда же постановления ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 г. в Большой Советской энциклопедии говорится, что оно «имело огромное значение для развития советской музыки в реалистическом направлении» (БСЭ, т. 50, М., 1957, с. 614).

4. Книга С. Маковского «Год в усадьбе» (Париж, 1949). Содержит стихи русского поэта и художественного критика С.К. Маковского, обращенные к его сыну Ивану. Стихи – сугубо личного, интимного характера; издание выпущено на средства автора; никакого предисловия, никаких рекламных упоминаний о других эмигрантских авторах книга не содержит. Имя С.К. Маковского часто упоминается в различных советских изданиях, встречаются ссылки на его статьи и мемуары эмигрантского периода (см., напр.: Александр Бенуа размышляет. М., 1968, с. 630 и др.; К.А. Сомов. Письма. Дневники. Суждения современников. М., 1979, с. 581), публикуется его переписка (см. Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год. Л., 1978, с. 232–242). Ничего «антисоветского» в этом издании нет.

5. Книга Г. Зиновьева «В.И. Ленин. Его жизнь и деятельность» (Л., 1923). В отношении данного издания я готова согласиться с тем, что оно действительно не подлежит распространению в СССР. Однако называть его «антисоветским» – безграмотно. (Замечу, кстати, что данная книга принадлежит не мне, а моей соседке по квартире З.И. Ткачевой, о чем свидетельствует надпись на обложке.)

6. Книга «Pierre Bonnard» (на французском языке), изданная в 1975 г. в Париже в серии «The Little Library of Art». Работы известного французского живописца П. Боннара экспонируются в музеях СССР (напр. в Гос. Музее изобразительных искусств в Москве). Предисловие к книге (на франц. и англ. языках) содержит основные биографические сведения о художнике. Книга куплена в г. Ленинграде в магазине «Старая книга» (о чем свидетельствует штемпель на обложке). На каком основании подлежит она изъятию и уничтожению?!

7. Роман А. Камю «L’Étranger» (на французском языке) в серии Livre de poche. Роман «Посторонний» был полностью переведен на русский язык и опубликован в СССР. (См.: А. Камю. Избранное. М., 1969, с. 51–131.) Произведения А. Камю и в настоящее время продаются в СССР (книги на французском языке, выпущенные в издательствах кап. стран). На каком основании это издание расценивается как «антисоветское»?

8. Книга Kitch. Anthologie. Ed. par Jacques Sternberg et Pierre Chapelot. Paris, 1971. Это – антология «кича», которая содержит образцы массового искусства Запада. Могу согласиться с тем, что произведения, представленные в этом издании, лишены художественно-эстетической ценности и не подлежат пропаганде и распространению в нашей стране. Однако что в этом издании «антисоветского»? И наконец: если уж работниками милиции было принято решение не возвращать мне «Антологию», то не целесообразней было бы передать это ценное и дорогостоящее издание в одну из государственных библиотек СССР? Зачем надо было его «уничтожать»?! Ведь это нечто иное, как варварство! (То же можно сказать и о редкой книге «Год в усадьбе», отсутствующей в библиотеках СССР и недоступной даже для специалистов.)

9. Журнал «L’Observateur» – орган правой французской печати. К сожалению, я не помню года и номера изъятого у меня журнала, но могу утверждать, что никаких материалов антисоветского характера в нем не содержалось.

Сотрудники УВД г. Ленинграда допустили в отношении меня в 1980 г. целый ряд грубейших нарушений законности, которые частично были выявлены и зафиксированы в судебном заседании. Куйбышевский районный суд вынес постановление о «ненадлежащей профессиональной подготовке» сотрудников УВД, производивших обыск. Однако в этом частном определении, признавшем недействительным протокол обыска, ничего не было сказано об изъятой у меня литературе, о той тенденциозности и предвзятости, которую проявили сотрудники УВД (например, находившийся у меня западный журнал мод был изъят и описан в протоколе обыска как «порнографический»).

И несмотря на все это теперь (т. е. два года спустя) те же самые сотрудники УВД предъявляют мне обвинение в хранении «антисоветской» литературы!

В связи со всем вышеизложенным обращаюсь к Вам и прошу ответить: действительно ли названные мной издания поступили в свое время в Леноблгорлит и в отношении них было вынесено какое-либо заключение? В случае, если такое заключение все же существует и все издания, изъятые у меня, признаны «антисоветскими» и «не подлежащими распространению в СССР», то я убедительно прошу ознакомить меня с доводами экспертов.

Вскоре раздался звонок из главного цензурного ведомства – Ленобгорлита. Светлану приглашали 19 апреля лично посетить этот храм. Встретил ее начальник отдела, принял весьма вежливо и объяснил, что все написанное в заявлении не имеет к его ведомству никакого отношения, поскольку никаких материалов после обыска у Светланы к ним не поступало и никаких заключений по перечисленным книгам они не давали. Светлана попросила предоставить ей официальный ответ, который и был выдан 21 апреля.

Когда же после жалобы в прокуратуру относительно пропавших книг Светлану пригласили в октябре к прокурору В.К. Муравьеву, тот ознакомил ее с результатами проверки. Во-первых, он вернул ей четыре книги из девяти, а насчет еще четырех предъявил заключение Леноблгорлита от 7 января 1983 года за подписью все того же главного цензора города – Б.А. Маркова, где было указано, что эти четыре издания «не подлежат ввозу и распространению в СССР». А девятая книга – роман Альбера Камю «Посторонний» на французском языке – была объявлена утраченной.

В этот момент Светлана вынула из рукава козырь: ответ из Леноблгорлита о том, что никакой литературы в связи с ее уголовным делом в цензуру на отзыв не поступало. Тогда «прокурор высказал предположение, что на начальника Управления было, вероятно, оказано давление и он выдал заключение “задним числом”».

На вопрос, какие же органы обладают такой силой, что могут оказать давление даже на главного цензора города, прокурор только усмехнулся. И 15 ноября Светлане был послан официальный ответ (за подписью зампрокурора города), подтверждающий все вышесказанное.

Если в случае с изъятыми у Лепилиной книгами царила неразбериха, то в деле Азадовского была все-таки, как мы знаем, относительная определенность: заключение Б.А. Маркова, а также подчистка с указанием заказчика экспертизы в лице УКГБ СССР по ЛО. Тут уже можно было продолжать разговор.

Нужно отдать должное квалификации экспертов цензурного ведомства, которые не смогли увидеть в изъятой при обыске у Азадовского «фотографии с неизвестной картины политически вредного содержания» знаменитого полотна Ильи Глазунова «Мистерия ХХ века» (1977) либо намеренно квалифицировали эту вещь как анонимную, дабы облегчить себе основную задачу: признать ее «политически вредной». Эта характеристика придавала письмам Азадовского, и без того обычно язвительным, явную издевательскую