Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование — страница 96 из 142

Реакция зала

Скепсис судьи и прокурора, их откровенные попытки вывести за рамки дела сотрудников КГБ, их предвзятость и тенденциозность носили откровенный, подчас даже вызывающий характер. Становилось очевидным, что если даже суд не признает Азадовского во второй раз виновным по статье 224, то и оправдательного приговора ожидать не приходится. Позиция судьи и прокурора явно сдвигалась в сторону затягивания дела («все-таки попытаться узнать, каким образом наркотик попал в квартиру Азадовского»).

Этот судебный демарш не мог не вызвать тревогу и возмущение как у самих участников процесса, так и у тех, кто сидел в зале. Неудивительно, что сразу же после второго заседания было написано несколько обращений в контролирующие инстанции. Так, 27 июля в отдел юстиции Ленсовета подал свою жалобу Азадовский. Но особенно хочется обратить внимание на коллективное письмо в прокуратуру Ленинграда:

Мы, нижеподписавшиеся, граждане СССР, присутствовали на слушании дела по обвинению гр. Азадовского К.М. в совершении преступления, предусмотренного ст. 224, ч. 3, УК РСФСР. Дело слушалось в Куйбышевском народном суде 21 июня, 19 и 20 июля с.г.; ближайшее слушание назначено на 11 августа 1988 г.

Нас поразило, что действия государственного обвинителя Якубовича носят антиконституционный характер. Как видно из всего происходящего в суде, на обыске у Азадовского присутствовали двое сотрудников КГБ. Другие сотрудники КГБ были причастны к расследованию дела, которое формально было поручено следователю Каменко.

Азадовский неоднократно заявлял, что все эти факты подтверждаются материалами служебных проверок, которые Азадовский много раз цитировал. Только благодаря этим материалам, как видно, вскрывается истинный характер сфабрикованного против него уголовного дела. Эти материалы уже были приобщены к гражданскому делу по иску Азадовского к Куйбышевскому РУВД и секретными не являются.

Вопреки очевидности, прокурор Якубович систематически, целенаправленно выводит из дела все, что имеет отношение к материалам проверки. Протестует против истребования этих материалов, искажая тем самым всю общую картину уголовного дела. Неужели в нашей стране есть организация или отдельные граждане, которые не могут быть вызваны в суд? Неужели Закон не обязателен для всех? Тем более что Президиум Ленгорсуда, отменив приговор, предложил суду при рассмотрении дела установить и допросить всех лиц, присутствовавших при обыске. Нас чрезвычайно встревожило все, что мы видели и слышали во время суда.

В эпоху демократизации и реформы правоохранительных органов в нашем обществе такие тенденции, на наш взгляд, совершенно недопустимы. Почему суд вызвал всех участников обыска кроме сотрудников КГБ, которые, как мы поняли, были на обыске главными лицами?

Заседание 11 августа 1988 года

За три недели между заседаниями произошло несколько важных событий. Главное из них – письмо на имя председателя Куйбышевского народного суда Р.К. Клишиной, поступившее 1 августа 1988 года из прокуратуры Ленинграда. Появление этой бумаги имеет свою предысторию, заслуживающую нашего внимания.

Еще в распорядительном заседании 21 июня Азадовский понял, что ни прокурор, ни судья и слышать не хотят про аббревиатуру из трех букв, и решил действовать привычным для него способом – писать. 14 июля он подал в приемную прокуратуры г. Ленинграда заявление, адресованное «прокурору по надзору за действиями органов КГБ», в котором просил «немедленно вмешаться, установить местонахождение названных сотрудников КГБ и принять меры к тому, чтобы обеспечить их явку в Куйбышевский народный суд 19 июля».

И хотя формально в прокуратуре Ленинграда не существовало такой должности, как ее указал Азадовский, прокурор И.В. Катукова, руководившая в те годы Отделом по надзору за следствием в органах госбезопасности (в 1989 году он будет переименован в Отдел по надзору за исполнением законов о государственной безопасности), приняла, как ни удивительно, меры по его заявлению.

Прокурор Инесса Васильевна Катукова получила публичную известность после событий начала семидесятых годов. В 1970-м она помогала прокурору Ленинграда С.Е. Соловьеву, который был назначен государственным обвинителем в нашумевшем «самолетном деле», в 1971 году уже сама представляла в Ленгорсуде обвинение на «околосамолетном» деле (по обвинению группы граждан, получивших отказ на выезд в Израиль, в создании в Ленинграде сионистской антисоветской организации), в 1975-м представляла государственное обвинение на процессе Владимира Марамзина. Ее перу принадлежит ряд пособий по борьбе с идеологическими диверсиями.

Однако именно тот факт, что сама И.В. Катукова, долгие годы руководившая надзором за следствием в УКГБ ЛО и хорошо известная в этом качестве «всему Ленинграду», вхожая во все без исключения кабинеты Большого дома, отправила председателю Куйбышевского суда Р.К. Клишиной предписание, оказался явной неожиданностью.

Вот что «предписала» Инесса Васильевна Раисе Корнеевне:

…Направляю вам для рассмотрения по существу заявление гр. Азадовского К.М. [от 14 июля 1988] о принятии мер к вызову в Народный суд и допросе в качестве свидетелей сотрудников Управления КГБ СССР по Ленинградской области.

Неизвестно, что двигало прокурором Катуковой: уверенность ли в том, что даже попытка вызова сотрудников КГБ в суд не принесет результатов, или же какие-то иные обстоятельства, связанные с процессом демократизации общества (те же самые, что позволили заместителю Генерального прокурора СССР опротестовать приговор по делу Азадовского), – в любом случае видно, что новые веяния, еще не затронувшие деятельность районных судов, уже витали на городском уровне.

1 августа 1988 года, получив, видимо, от председателя суда соответствующее указание, народный судья Н.А. Цветков направляет начальнику УКГБ по Ленинградской области генерал-майору В.М. Прилукову письмо, формулируя свою просьбу в довольно ультимативной форме:

В связи с рассмотрением уголовного дела № 1–460 по обвинению Азадовского К.М. прошу срочно сообщить:

С какой целью сотрудники УКГБ Архипов и Шлемин находились в квартире Азадовского 19.12.80 г. и где они находятся в настоящее время? Прошу обеспечить их явку в суд в качестве свидетелей на 11.08.88 г. к 11.00.

Ответ не заставил себя долго ждать, и заседание 11 августа началось с того, что судья Цветков огласил письмо, полученное им 8 августа из отдела кадров Большого дома:

Сотрудники Управления КГБ СССР по Ленинградской области Архипов В.И. и Шлемин В.В. 19.12.80 г. находились в квартире Азадовского во время производства у него сотрудниками ГУВД Леноблгорисполкомов обыска по уголовному делу.

О производстве обыска на квартире Азадовского в Управление КГБ сообщил начальник 15 отделения УУР ГУВД т. Бадаев Ю.М. и просил на основании имеющегося у него заявления направить сотрудников для оценки материалов, относящихся к компетенции органов КГБ, в случае их обнаружения в ходе обыска.

В настоящее время тт. Архипов В.И. и Шлемин В.В. находятся в очередных отпусках вне пределов Ленинграда, в связи с чем обеспечить их явку в суд в качестве свидетелей 11.08.88 не представляется возможным.

Далее судья зачитал ответ из управления кадров ГУВД относительно милиционера Быстрова, толкнувшего Азадовского в ходе обыска и внесенного по его требованию в протокол:

На ваш запрос сообщаем, что по данным управления кадров ГУВД Ленгорисполкома Быстров Виктор Иванович на 19 декабря 1980 года не служил и в настоящее время не служит.

На этой интригующей ноте был объявлен перерыв до следующего утра.

Заседание 12 августа 1988 года

В этот день суд задавал свидетелям последние вопросы, причем Арцибушев повторил – после допроса Хлюпина – свой основной тезис:

Я согласен с мнением Хлюпина, что наркотик обнаружен в нехарактерном месте, наркоман не станет хранить его там, где он обнаружен. Из этого можно сделать вывод, что у него есть враги, или кто-то из знакомых там был, которые подложили ему наркотик.

Затем начались судебные прения, то есть речи участников процесса – прокурора, адвоката, обвиняемого. Прокурор выступил кратко, но его выступление ошеломило зал: он ходатайствовал о направлении уголовного дела на дополнительное расследование. До последнего момента оставалась надежда, что прокурор попросит оправдать Азадовского – ведь доказательства его вины были явно несостоятельны. Но он не сделал этого. Более того, он повторил свой тезис о том, что раз следствием все-таки доказано, что в тот момент Лепилина жила в квартире Азадовского, а она осуждена по той же статье и свою вину признала, то необходимо, в частности, проверить, не принадлежал ли и этот наркотик Лепилиной…

Выступление адвоката Смирновой было ярким и наверняка запомнилось всем, кто сидел в тот день в зале. Оно было продолжительным, и мы не будем воспроизводить его целиком, потому как жанр судебных речей – отдельная область литературы, а многочисленные нарушения и подтасовка доказательств в деле Азадовского нам уже известны. Однако приведем фрагмент, по которому можно видеть и оценить энергичную и бескомпромиссную манеру этого адвоката:

Уважаемые товарищи судьи! Каков бы ни был стаж работы судебного работника, сколько бы ему дел ни приходилось за свою жизнь рассматривать, каждое дело индивидуально по своим особенностям, и, перефразируя слова великого русского писателя, можно сказать, что каждый обвиняемый и подсудимый несчастны по-своему. Именно поэтому, основываясь на особенностях настоящего, данного дела, я позволю себе категорически возразить против того ходатайства, которое сейчас было заявлено представителем государственного обвинения. Надо сказать, что такое ходатайство лично у меня не могло не вызвать ничего другого, кроме чувства горестного изумления. Действительно, весь этот процесс мы слышали совершенно четко и определенно проводи